Она безукоризненно скрыла владеющую ею нервозность под внешней игривостью.

— Я устал смотреть, как моя мать склоняется перед верховным жрецом Амона.

Нефертити улыбнулась, и Аменхотеп внимательно взглянул на нее.

— Это что, смешно?

— Да. Я подумала было, что ты пришел сюда, чтобы поухаживать за твоей новой женой. Но если ты хочешь поговорить о политике, я готова слушать.

Аменхотеп сощурился:

— Слушать, как слушает мой отец? Или как ты слушала своего наставника, когда он преподавал тебе любовь в Ахмиме?

Даже в темноте я увидела, как побледнела моя сестра, и мгновенно поняла, что сделала Кийя. Мне почудилось, что сейчас мне станет дурно, но Нефертити быстро взяла себя в руки.

— Говорят, что ты ревностный почитатель Атона, — произнесла она. — И что ты собираешься строить храмы, когда станешь фараоном.

Аменхотеп снова уселся.

— Твой отец хорошо информирует тебя, — заметил он.

— Я сама себя хорошо информирую, — парировала Нефертити.

Она была умна и очаровательна, и даже Аменхотеп не мог противиться ее искреннему взгляду, устремленному на него при свете масляных ламп. Он придвинулся поближе.

— Я хочу, чтобы меня знали как народного фараона, — признался он. — Я хочу построить величайшие в Египте памятники, чтобы показать людям, что может сделать властитель, наделенный воображением. Жрецам Амона вообще не следовало позволять достигать такого могущества. Это могущество предназначено исключительно для фараонов Египта.

Тут послышалось поскрипывание гравия, и мы обернулись.

— Аменхотеп… — В освещенный круг вступила Кийя. — Все думают: куда это подевался царевич?

Кийя нежно улыбнулась ему, как будто его исчезновение было одновременно и оригинальным, и чудесным. Она протянула руку:

— Вернемся?

Нефертити кивнула.

— Тогда до завтра, — обещающе произнесла она, и голос ее был низким и страстным, словно между ними существовала некая великая тайна.

Кийя сжала ладонь Аменхотепа.

— Сегодня ночью я почувствовала, как наше дитя пошевелилось. Это сын, — уверенно произнесла она, уводя мужа прочь, — достаточно громко, чтобы было слышно и Нефертити. — Я уже чувствую его.

Мы смотрели, как они удаляются во тьму, и я заметила, как крепко Кийя держится за Аменхотепа — словно он мог исчезнуть в любое мгновение.


Нефертити была вне себя; ее сандалии звонко шлепали по мозаичному полу наших покоев.

— Что он станет делать через два дня, когда мы соединимся перед Амоном? Что, он и тогда станет водить Кийю с собой и игнорировать меня?

Отец встал и прикрыл дверь.

— Говори тише. Во дворце полно соглядатаев.

Нефертити тяжело опустилась на кожаную подушку и положила голову на плечо моей матери.

— Я унижена, мават. Он смотрит на меня как просто на еще одну жену.

Мать погладила сестру по голове.

— Он изменится.

— Когда? — Нефертити села. — Когда?!

— Завтра, — уверенно произнес отец. — А если не завтра, то мы заставим его понять, что ты — не просто жена, которую выбрала ему мать.

3


20 фармути


Коронация нового фараона Египта и его царицы состоялась двадцать первого фармути, и мой отец делал все, что только мог, чтобы Нефертити была на глазах у Аменхотепа.