Когда она в очередной раз обмакнула палец в вазочку с кремом, чтобы Барни слизал, Ник вдруг обратился к ней:

— Может, погуляем с собакой? Пусть избавляется от лишних калорий.

При слове «погуляем» Барни залился радостным лаем и принялся носиться вокруг стола.

— Правда, сходите, — подхватила Изабел. — Вернетесь, и будем пить кофе.

Они встали из-за стола, и Дейзи взяла Барни на поводок.

— Ты читаешь мои мысли, — сказала она, сдерживая Барни, который отчаянно тянул вперед. — Я как раз хотела предложить…

Они нашли зеленый луг, где не паслись овцы и можно было наконец отпустить Барни.

— Дело не в этом. Просто мне было стыдно за тебя. Неужели надо непременно испортить всем настроение?

Дейзи на мгновение опешила.

— Что?

Он смотрел на нее исподлобья, немигающим взглядом.

— Этот человек из кожи вон лез, чтобы угодить тебе, а ты вела себя как невоспитанный, упрямый подросток. Твоя мать так ждала тебя, а ты не могла сделать над собой ни малейшего усилия. Мне было больно на нее смотреть. Неужели ты ничего не замечаешь?

Дейзи чувствовала себя так, будто ее окатили ледяной водой.

— Хочешь знать, что я об этом думаю? — продолжал Ник. — Ты просто ревнуешь. Она еще относительно молода, привлекательна, но ты привыкла, что вся ее жизнь вращается вокруг тебя, и даже мысли не допускаешь, что она может принадлежать кому-то другому.

— Что? — Дейзи кипела от гнева. — Да как ты смеешь такое говорить? Ты же понятия не имеешь, что ей пришлось пережить! Все они начинают подобным образом, говорят, какая она прелесть, и виляют так, что тошно смотреть! Неужели ты думаешь, что я не желаю видеть ее счастливой? Я хочу этого больше всего на свете!

— Ты заранее для себя решила, что он тебе не понравится. Ты сама об этом сказала.

Этого она отрицать не могла, но разве он способен понять? Он не видел страданий ее матери, не слышал, как она тихо плачет по ночам.

— Конечно, ты будешь защищать его. Ведь ты же мужчина. Все вы одинаковы. — Она направилась прочь, но Ник удержал ее, схватив за руку.

— Что, черт возьми, ты имеешь в виду? — Вот теперь он по-настоящему разозлился; она чувствовала это по тому, как пальцы его безжалостно сдавили ей руку повыше локтя.

В глазах ее блеснули слезы. Все повторялось; так же было с Саймоном. Подсознательная неудовлетворенность собой выливалась в иррациональные нападки на других.

— Прости, я не имела в виду тебя лично, — проронила она. — Но я не могу заставить себя поверить ему. Ты не знаешь, сколько она перенесла, и я не могу позволить, чтобы она снова страдала.

Дейзи боялась поднять глаза, боялась, что окончательно расклеится. Она наклонилась и снова взяла Барни на поводок.

— Нам лучше вернуться.

Чувствуя на себе его пристальный взгляд, она быстро зашагала к дому. Она знала, о чем он думает в этот момент: пропади они пропадом, эти бабы.

Когда они пришли, Дейзи сказала, что у нее с утра болела голова. Ради матери она постаралась быть любезной с Чарлзом, и атмосфера мало-помалу разрядилась.

Они пили кофе, говорили о Барбадосе, о собаках, о грузинской серебряной посуде; потом Изабел подала чай и шоколадный торт.

В половине седьмого Дейзи решила, что пора собираться.

Чарлз чмокнул ее в щеку, а Нику пожал руку. Ник в обе щеки расцеловал Изабел, сказал, что все было замечательно и что он надеется снова увидеть ее. Дейзи поцеловала мать, поблагодарила за хлопоты и пообещала приехать, как только сможет; потом поцеловала Барни в нос. Уже сидя в машине, она еще долго на прощание махала рукой.

Ник замкнулся в себе и молчал. Казалось, что повисший между ними занавес напряженной тишины можно потрогать руками.

Наконец Дейзи не выдержала:

— В чем дело?

— Ни в чем. — Он попытался говорить на отвлеченные темы, но напряжение не спадало.

Солнце клонилось к закату, окутывая золотистым маревом изумрудные поля, но Дейзи ничего не замечала. Ею овладел панический страх, который нарастал по мере того, как они приближались к Лондону. Между тем Ник, казалось, все больше и больше отдаляется от нее.

Дейзи затормозила возле дома; неподалеку стояла машина Ника. Вымучив улыбку, она спросила:

— Зайдешь или сразу поедешь к себе?

Он повернулся к ней, ее поразило странное, тревожное выражение, промелькнувшее в его глазах.

— Дейзи, я должен тебе что-то сказать.

Она словно оцепенела.

— Вот как? И что же это?

Он отвел взгляд.

— Черт, даже не знаю, с чего начать…

Боже милостивый! За считанные мгновения Дейзи заново пережила весь этот день. Она вела себя как несносный подросток, кричала на него. Если он решил положить конец этому кошмару, если больше не в силах терпеть ее непредсказуемый характер, разве имеет она право винить его за это?

Она чувствовала себя приговоренным к смертной казни, который ждет не дождется, когда появится расстрельная команда, чтобы кончились наконец все его мучения, и который втайне продолжает надеяться на помилование.

Дейзи физически ощущала исходившее от него напряжение. Видимо, он готовился к этому разговору все то время, пока они находились в пути.

Что бы ни случилось, только не плачь.

Собравшись с духом, она нарочито беззаботным тоном проронила:

— Ну, так я слушаю. Не торчать же здесь всю ночь.

Ник рассеянно пригладил ладонью волосы.

— Может, мне и не стоило этого говорить. Может, это все игра моего воображения…

Ей стало не по себе.

— Не понимаю.

— Возможно, я ошибаюсь, это кажется таким нелепым… — бессвязно твердил он.

— Да о чем ты, наконец?

— О Чарлзе.

— А что с ним такое? — В какой-то момент она подумала, уж не видел ли Ник того в «Криминальной хронике», но тут же отмела эту мысль — Ник никогда не смотрел подобные передачи.

Ей показалось, что прошла целая вечность, пока он снова заговорил.

— По-моему… мне вдруг показалось, что Чарлз… что он твой отец.

— Что? — Приступ страха сменился приступом истерического хохота. — Ник, ты это серьезно?

— Наверное, мне не следовало этого говорить. — Ник беспокойно заерзал на сиденье. — Но что-то в выражении его лица, в манерах, жестах — словом, во всем этом есть какое-то неуловимое сходство… Сначала я не придал этому большого значения, но потом… ему так хотелось понравиться тебе, не говоря уж о твоей матери. Я видел, как они обменивались взглядами, но все никак не понимал смысла, и только когда мы уже уезжали…

Дейзи взирала на него с немым изумлением.

— Возможно, я не прав, — продолжал Ник. — Черт меня дернул…

Ранее не укладывавшийся в голове смысл того, что произошло, теперь постепенно проникал в ее сознание. Значит, не зря ее матери так хотелось, чтобы все прошло удачно, чтобы он понравился ей, Дейзи. Интуиция не обманула Ника и на сей раз, как не обманула она его раньше, когда он сказал, что Саймон ей не пара.

— Его звали Чаз… моего настоящего отца. Это сокращение от Чарлз.

— Это еще ничего не доказывает. Чарлз не самое редкое имя.

Однако она все больше убеждалась, что это правда.

— Мать хотела, чтобы мы познакомились прежде, чем она мне все расскажет. Хотела посмотреть, понравится ли он мне просто как человек.

— Тем более я не имел права говорить тебе. Даже если я и прав. Она сама должна была сделать это.

Как бы там ни было, забрать свои слова обратно Ник уже не мог. В душе ее нарастало смутное, тревожное чувство, готовое вырваться из горла то ли криком, то ли протяжным воем.

— Где он был до сих пор? — задыхаясь от гнева, выкрикнула она. — Где он пропадал все эти годы? Как он посмел заявиться теперь?

Дейзи повернула ключ зажигания.

— Поезжай домой. Я возвращаюсь. Я должна все знать.

— Ты не можешь сейчас вести машину!

Не успела она и глазом моргнуть, как Ник выдернул ключ из замка зажигания.

— Если тебе непременно хочется вернуться, то поведу я. В таком состоянии ты только угодишь в аварию.

— Нет! — Она попыталась выхватить у него ключи, но он вовремя отвел руку.

— Дейзи, я не шучу. Я не позволю тебе вести машину.

— Что ты хочешь сказать? Что значит «я не позволю»? Ты не смеешь командовать!

— Как знать.

Она уже давно поняла, что его мягкость и покладистость обманчивы. Ник не любил демонстрировать характер, и все же время от времени под внешним пофигизмом угадывалось гранитное основание.

— Но на это уйдет вся ночь! А тебе утром вставать на работу!

— Так же, как и тебе.

Они пересели в его машину. Ник почти всю дорогу молчал, зато Дейзи словно прорвало. Она рассказывала ему то, чего никогда никому не рассказывала.

— Когда мне было лет семь, я часто фантазировала, что вот однажды я прихожу из школы домой, а на пороге меня встречает мой папа, самый настоящий, как у всех. У него будут такие веселые голубые глаза, как у отца Тэры. Мне нравился Тэрин папа. Он всегда приходил в школу — на спортивные праздники, на родительские собрания, на рождественские утренники, на балетные концерты. В школе обычно делали подарки ко Дню отца[21], и учительница подходила ко мне и говорила: «А ты можешь сделать подарок своему дедушке».

Ник ничего не говорил, но даже своим молчанием он, казалось, сочувствует ей.

— По телевизору в рекламных роликах вечно показывали чьих-нибудь отцов; все они были такие веселые и все время шутили, и я мечтала, что и у меня будет такой же. Что у него будет шикарная машина и портфель и куча белых рубашек для того, чтобы ходить в них на работу, и одна клетчатая — чтобы подстригать в ней газон. Вот он возвращается с работы в шесть часов, мама встречает его в коридоре, они целуются, и она спрашивает: «Милый, ну как прошел день?» — «Неплохо, дорогая. Ужин готов?» А потом проверит мои прописи — Тэрин папа всегда проверял — и, если не будет ошибок, даст мне пятьдесят пенсов…