Сделав глубокий вдох, Несса пристально посмотрела на сэра Гилфри. Кастелян же про себя усмехнулся. Что ж, эта жалкая монашка нашла-таки себе мужа и набралась храбрости. Когда он только появился в Суинтоне, его забавляла антипатия худенькой девчушки. Он тайком отпускал в ее адрес гадкие замечания, она в испуге шарахалась, и так он впервые почувствовал вкус к власти — это вошло у него в привычку. В какой-то момент Гилфри решил заявить права на девушку — для удовольствия — и на ее приданое, но прошел слух о том, что королева посылает ее в монастырь, и пришлось отказаться от этого намерения. Потом красавица сестрица отправилась с королевой на континент; он не сомневался, что там ее возьмет в жены какой-нибудь богатый рыцарь, которому не нужен маленький Суинтон. Алерии предстояло жить на континенте, а сестре Агнессе — в монастыре, Суинтон ей ни к чему. Так что он, сэр Гилфри, по-прежнему будет занимать эту должность и сможет окончательно считать землю своей. А теперь эта девчонка заявилась, чтобы лишить его всего… Глаза-щелочки зажглись ненавистью.

Изучая врага, Гаррик заметил злобный взгляд в сторону Нессы и положил руку ей на плечо.

— Сэр Гилфри, в результате брака я теперь лорд Суинтон — так же, как и граф Таррант. — Серебряные глаза встретились с глазками Гилфри и нанесли им сокрушительное поражение.

Неуклюже наклонив голову, Гилфри ответил:

— Поскольку под рукой у вас доказательство, а за спиной небольшая армия, мне остается лишь уступить.

— Я опытный воин и знаю, что вы будете сражаться за свои претензии, если дать вам такую возможность, так что я повелеваю вам и вашим людям отбыть немедленно. — Гаррик указал на группу людей, стоявших у двери с самым враждебным видом.

Сэр Гилфри фыркнул и пожал плечами, как будто требование графа не имело особого значения. Кастелян собирался уйти в дом, чтобы побыстрее собрать свои вещи, но при этом он уже думал о том, как бы отомстить двум лордам и монашке, выгнавшим его с насиженного места, которое он давно считал своим.

— Сэр Гилфри, — опять заговорил граф, — у меня имеются отчеты о мелких и крупных кражах, а также о мошенническом приобретении прав — с того дня, как вы стали кастеляном. Я также знаю о немилосердных налогах, которые вы собираете, при этом вы обвиняете в жадности короля, а налоги кладете себе в карман.

Несса задохнулась от гнева. Она и не знала, что здесь происходило, как дурно обращались с ее людьми! Ее люди… Как приятно звучат эти слова. Прежде она смиренно служила Богу, и ничего своего у нее не было, а теперь…

С напряженной улыбкой Гаррик смотрел на жену, явно пришедшую в ужас от обвинений, которые он выдвинул против ее кастеляна, сторонника королевы.

— Сэр Гилфри и его люди, — ровным голосом продолжал граф, — усиленно распространяют слухи, вызывающие недовольство правлением Генриха.

— А вы никогда не берете налогов в свою пользу? — с усмешкой осведомился кастелян.

— Не больше, чем мне полагается как господину и защитнику моих людей, — с невозмутимым видом ответил Гаррик. — Вы забирали себе и это, и многое сверх того. Так что я прошу вас и ваших людей уходить только с одним конем и одеждой, которую сможете унести на спине. То, что останется, я разделю среди тех, кого вы ограбили.

Сэр Гилфри был в ярости, однако ничего не мог поделать; резко развернувшись, он ринулся в дом, в комнату лорда, которую давно считал своей. Гаррик соскочил с коня и пошел за разъяренным рыцарем, жестом он приказал своим воинам обеспечить такой же эскорт каждому из отъезжающих.

Когда люди сэра Гилфри и их бдительные сопровождающие скрылись в доме, Коннел слез с коня и подошел к насупившейся девушке.

— Может, вы предпочтете спешиться, миледи? — с улыбкой спросил барон.

Несса перевела взгляд на его веселое дружелюбное лицо. Хотелось бы ей так же легко забыть о сэре Гилфри. Враждебность этого человека очень ее тревожила. Ведь Элеонора предупреждала, что он необычайно мстительный. Конечно, Несса всегда это знала, но после слов королевы ситуация стала казаться еще более угрожающей.

— Сколько бы мне ни приходилось разъезжать, всегда после дня скачки с облегчением ступаю на землю, — продолжал болтать Коннел, стараясь отвлечь девушку от неприятных дум.

Он подал Нессе руку и помог ей спешиться. Затем провел в относительно спокойное место в стороне от двери — из дома же доносилась громкая брань людей, вынужденных уезжать в непривычной спешке.

— Вы раньше знали сэра Гилфри? — Коннел спрашивал не для того, чтобы что-то узнать, а из желания занять девушку разговором.

Несса кивнула; свет, падавший из окна, позолотил корону ее толстых кос.

— Когда я в детстве жила здесь, он был у отца капитаном стражников. — Коннел ожидал такого ответа, но с удивлением услышал добавление: — Я не знаю более жестокого и мстительного человека. Он ничего не забывает и не прощает.

Тем временем сэр Гилфри под пристальным взглядом графа скатал все, что мог, в один огромный тюк. При строгом наблюдателе он не мог прихватить с собой хотя бы один из поясов с драгоценными камнями или золотой кубок. Злоба бушевала в нем и, к тому времени как он закончил, дошла до точки кипения. Закинув за спину тюк с одеждой, Гилфри с грохотом скатился по лестнице к своим людям.

Услышав зычный голос кастеляна, скликавшего своих людей, Несса, стоявшая за створкой оконной ставни, попыталась разглядеть, что происходит в комнате. Она слышала каждое слово, но видела только смутные фигуры. Самый высокий, в серой тунике — граф, а в пестрой кричащей одежде — изгнанный кастелян. Несса была в отчаянии; она не видела лиц, только фигуры, а ей хотелось увидеть выражение лица сэра Гилфри.

Не зная, что под окном стоит девушка, сэр Гилфри дождался, когда соберутся его люди, и, впившись в Гаррика злобным взглядом, проговорил:

— Клянусь, я увижу твой труп. Ты отнял все, что я копил годами. Увижу твой труп, а твою усохшую монашку заберу себе. Она отплатит мне за все зло, которое ты причинил.

Гаррик нахмурился, и лед в серебряных глазах сверкнул так ярко, что сэр Гилфри попятился. Угрозу в свой адрес Гаррик воспринял как последний оскал побежденного врага. Но этот мерзавец посмел упомянуть его жену, и первым порывом было уничтожить врага на месте. Однако холодный рассудок победил вспышку ярости. Слова Гилфри безвредны, они не более чем брань отчаявшегося, обессилевшего человека.

От угрозы в адрес графа Несса покачнулась. Она не могла видеть, как дрогнул Гилфри под холодным взглядом того, кого он хотел запугать, и потому пришла в ужас. Ей было еще страшнее оттого, что такой влиятельный лорд, как Таррант, не примет угрозу всерьез и получит удар в спину, ведь трусы и предатели всегда наносят удар в спину.

Даже в сгустившихся сумерках Коннел видел, как в широко раскрытых глазах Нессы нарастала тревога, когда девушка молча смотрела вслед кастеляну и его людям, направлявшимся к конюшне. Вскоре они выехали за ворота, которые тут же за ними закрылись.


Сразу после отъезда сэра Гилфри разразилась гроза, которая собиралась весь день. Грохотал гром, сверкали молнии — на землю обрушился ужасающий ливень. Гаррику не было жалко тех, кого он выгнал из дома, но он не мог допустить, чтобы его воины испытывали такие же неудобства. В результате весь дом заполнился людьми; они лежали вповалку повсюду, даже в коридоре перед единственной отдельной комнатой, господской опочивальней. Гаррик собирался предоставить эту комнату в распоряжение жены и уйти в какое-нибудь другое место, чтобы избежать искушения, терзавшего его в прошлую ночь, когда Несса спала у него под боком. После того как их страсть прервали в самом разгаре, граф провел ужасную ночь. Он не желал обнимать жену почти что на глазах у людей, как было вчера, но гроза вынуждала к близости, а присутствие воинов за дверью усиливало необходимость обуздать желание. Гаррик решил, что эта ночь будет не такая, как прошлая, и как только озлобленный кастелян уехал, он отправил Нессу в господскую комнату. Гаррик так старался избежать несвоевременных объятий с наивной девушкой, даже не знавшей, что эти объятия означают, что с ужином отправил к ней Коннела, а сам остался внизу. Он решил, что барон не станет проявлять повышенного интереса к жене друга.

Коннел принес Нессе ужин и тотчас же ушел. Несса забралась на высокую кровать и задвинула потрепанные шторы. Она закрыла все четыре занавески, чтобы создать хоть какое-то убежище от холода — комната согревалась только теплом очага, пылавшего внизу, в Большом зале. Скрестив ноги, она села на середине кровати, в которой когда-то спали родители, и подоткнула чистые простыни, принесенные слугой. Когда граф приказал ей уйти в эту комнату, она была занята поисками способа уменьшить опасность, грозившую со стороны сэра Гилфри, и поэтому не заметила, что в его голосе уже нет льда, который хрустел при недавней стычке с кастеляном.

Сейчас страх за его жизнь временно отодвинулся перед более насущной проблемой. Будет ли ее муж, этот искуситель с серебряными глазами, делить с ней ложе? А если да, то повернется ли к ней, как прошлой ночью, раскроет ли свое нежное сердце? А ее сердце тут же отчаянно забилось, но она боялась спросить себя от чего — от страха или от предвкушения. «Ха! — насмешливо шепнул внутренний голос. — После вчерашнего ответ найти несложно».

Страх за свое несоответствие идеалу и воспоминание о том, как он оттолкнул ее, когда она хотела снова прильнуть к нему, не давали ей уснуть. Час проходил за часом, давно уже смолкли доносившиеся снизу голоса мужчин, а граф все не шел. Несса готова была расплакаться. Он не пришел, он держится в стороне, и это доказывает, что вчера его жар был не более чем животным откликом на женское тело. А еще скорее — мечта об Алерии. Когда же он очнулся и увидел в своих объятиях ее, Агнессу, желание сменилось отвращением. Из глубины души поднялось такое отчаяние, что гордость не устояла перед ним и слезы полились рекой. Она уткнулась в бугристую подушку, чтобы никто не услышал ее рыданий.