— Что вы имеете в виду, когда утверждаете, что не были проституткой? Не хотите ли вы как-то объяснить это? Обычно, если девушка живет в борделе, она…

— Прекратите, вам говорят! Именно так рассуждал отец моего мужа. Наоми заменила мне мать, которой я не знала. Мне было десять лет, когда она взяла меня к себе. Я была бездомным ребенком, жила на улицах, питалась отбросами из мусорных ящиков и спала в канавах. Однажды ночью я потеряла сознание у двери дома Наоми. Я представления не имела, что это был публичный дом. На вид он был такой теплый и приветливый, а я не могла идти дальше.

— А что случилось с вашей семьей?

— Я не помню свою мать. Мой отец был карточным шулером. Мы постоянно переезжали из города в город, пока его не убили во время драки в салуне. Никто не знал, что у него есть дочь. Когда подошел срок платить за комнату, меня выгнали на улицу.

— Господи, вам, наверное, было очень страшно, бедный ребенок! Почему вы ни к кому не обратились за помощью? У вас не было других родственников?

— Ни одного. Помню, что была ужасно напугана, боялась с кем-нибудь заговорить.

— Из-за чего вы стали хромать?

— Сразу после того как меня выгнали из квартиры, меня сбила карета. Наверное, я сломала лодыжку, но не было денег, чтобы обратиться к врачу. Нога заживала медленно, деформировалась, ослабела. Ночь, когда я буквально доползла до крыльца дома Наоми, стала для меня самой счастливой в жизни.

— Она хорошо обращалась с вами? — спросил Кейси.

— Как с дочерью. Я была искалеченным, изголодавшимся, бездомным ребенком и наверняка умерла бы, если бы Наоми не взяла меня к себе. Я отблагодарила ее тем, что, когда подросла, стала работать на нее.

На подбородке у Кейси задергался нерв.

— В качестве кого, позвольте спросить?

— Как любят мужчины с ходу думать самое худшее! Наоми не позволила мне стать проституткой, а мне самой это и в голову не приходило. Я занималась другими делами: готовила, убирала, иногда по вечерам, когда посетителей было много, подавала им напитки.

— И вы никогда… за все годы, что прожили у Наоми…

— Мужчинам, желавшим купить мои услуги, Наоми отказывала наотрез. Некоторые хотели заполучить меня просто из любопытства. Держали пари на то, как выглядит моя хромая нога.

По выражению лица Белл он догадался, какие нравственные страдания она испытывала из-за своего физического недостатка.

Кейси хотелось задушить Макалистера за его ложь о Белл. Любопытно, что еще в его словах было неправдой? Совершенно очевидно по крайней мере одно: он знал, что Белл не была одной из девиц в борделе Наоми.

— Как вы познакомились с Томом?

Напоминание было явно приятным, потому что Белл заулыбалась:

— Я как-то подавала ему напитки, и мы разговорились. Он был самым добрым, самым ласковым из всех мужчин, каких я знала. Ничуть не похож на своего отца, который бывал у Наоми частенько. Том продолжал туда заглядывать, но не ради женщин, а чтобы поговорить со мной. Через несколько недель он предложил мне уйти вместе с ним.

— И что об этом думала Наоми?

— Она одобряла такое решение. А когда Том предложил мне выйти за него замуж, Наоми пришла в восторг. Ведь это значило, что для меня началась бы совершенно новая жизнь.

Кейси не следовало задавать следующий вопрос, но он не смог удержаться:

— Вы любили Тома?

— Да, я его любила, — с грустной и задумчивой улыбкой ответила Белл. — И он любил меня. Мы были счастливы. Когда родился Томми, наша жизнь сделалась полной, несмотря на то что мы были отринуты отцом Тома. Безвременная смерть Тома опустошила мою душу. Потом, когда отец Тома дал понять, что отберет у меня ребенка, я бежала из города. Я знала, какие гнусности он распускал обо мне, и поняла, что закон не на моей стороне.

Не имело значения, что теперь думал Уокер об этой истории, — он не имел права пойти на поводу у собственных эмоций. Марк рассчитывал на него, и Кейси не мог вернуть Макалистеру взятые у него деньги, если бы отказался отдела. Он резким движением поднялся и подошел к окну. Потом, не в силах взглянуть на Белл, произнес:

— Быть может, для Томми было бы лучше, если бы он стал жить у деда. Сомневаюсь, что старик желает мальчику зла. Подумайте о тех преимуществах, какие он мог бы предоставить внуку.

Уокер услышал сдавленный вскрик Белл, и на щеках у него проступила краска стыда. Ему было отвратительно обманывать женщину, к которой он испытывал жалость и симпатию, но дело оставалось делом. Поскольку Макалистер не представлял собой угрозы для Томми, можно было предложить компромисс.

Белл соскочила с постели, подбежала к Уокеру и принялась молотить кулаками по его спине до тех пор, пока он не повернулся к ней лицом.

— Вы хотите, чтобы я отдала Томми его деду? После всего, через что я прошла, скрываясь от него? Я даже изменила имя, чтобы сбить его со следа. Я умру еще до того, как отдам сына, а Томми будет несчастлив без меня. Я не могу дать мальчику той роскоши, какую дал бы ему Макалистер, но у Томми есть все, что ему необходимо.

— Да я всего лишь хотел предложить вам выработать компромисс. Вы могли бы жить у Макалистера вместе с Томми.

— Этот человек хочет отделаться от меня. Он считает, что я плохо воспитываю Томми. Он убедил всех, что я неподходящая мать. Вы не разобрались в создавшемся положении, если полагаете, что старик пойдет на компромисс.

Уокер готов был с ней согласиться. За время коротких встреч со своим клиентом он пришел к заключению, что Макалистер — человек жестокий и неспособный прощать. Он винил невестку в смерти сына и был готов на все, чтобы наказать Белл и отобрать у нее ребенка. Между тем Белл оказалась виновата лишь в том, что полюбила человека, отец которого хотел контролировать жизнь сына.

Высказав все, что намеревалась сообщить, Белл повернулась и, прихрамывая сильнее прежнего, направилась к двери. Кейси мгновенно догнал ее, и Белл снова очутилась в его объятиях. Он вновь усадил ее на край кровати, потом поднял ее правую ногу и пристроил у себя на колене.

— Вы слишком долго пробыли на ногах сегодня, — сказал он, задирая подол ее юбки.

Белл протестующе вскрикнула и попыталась одернуть юбку.

— Что вы делаете?

— Хочу взглянуть на вашу ногу. Часто у вас бывают такие отеки?

Услышав это, Белл начала сопротивляться всерьез, но Кейси быстро усмирил ее, крепко удерживая припухшую лодыжку.

— Я не понимаю, зачем вам это надо, — жалобно произнесла она. — Отпустите меня.

Кейси не внял ее просьбе и продолжил:

— Вы отлично понимаете, о чем я говорю. Я спросил, часто ли у вас бывают такие отеки. — Белл открыла было рот, но он не дал ей возможности ответить. — Вам нельзя так много работать. Вы слишком переутомляете вашу покалеченную ногу. — Он откинул юбку до колена и наконец разглядел неестественно вывернутую лодыжку.

Белл побледнела, а у Кейси захватило дух, когда он увидел, что нога выше лодыжки не пострадала и что форма ее совершенна. Он поднял голову и уставился на Белл.

— Если вы уже насмотрелись, мистер Уокер, пожалуйста, одерните юбку. Я не нуждаюсь в вашей жалости.

Он с готовностью сделал это, не желая смущать ее дольше.

— Увидеть мое увечье вас побуждало болезненное любопытство?

— Оно не так уж велико и заметно, и нога у вас очень красивая.

— Вы считаете, будто я не знаю, как выгляжу? — хрипловато рассмеявшись, сказала Белл.

— Вы недооцениваете вашу привлекательность. Вы ведь говорили, что мужчины в доме у Наоми хотели вас заполучить, верно? А как насчет Динкса и его приятелей? Ваша хромота их ничуть не беспокоила.

— Это потому, что они не видели того, что увидели вы. Мое увечье отпугнуло бы их. Для Тома мое увечье ничего не значило, он любил меня, ценил мою душу и сердце.

— У вас чудесная фигура, — сказал Кейси, улыбаясь и глядя на нее глазами, округлившимися словно у совы. — Ваша грудь совершенна, а вашу талию я мог бы обхватить ладонями. А ваши губы! Я в жизни не видел столь красивых губ. Они такие соблазнительные, такие зовущие, что могут свести мужчину с ума. Хотите, я докажу вам это?

Белл только и успела открыть рот, чтобы возразить, как он уже прильнул к ее губам и, крепко обняв, начал целовать с таким жаром, что она была совершенно ошеломлена и даже растеряна, потрясенная внезапностью его страстного порыва. Только что они разговаривали вполне разумно, а сейчас он ненасытно целует ее, и руки его ласкают ее груди, обнимают талию, гладят спину…

Когда Кейси наконец разжал объятия, Белл только и смогла, что ошеломленно уставиться на него. Ее чувства ожили, словно этот человек высвободил их, пробудил от глубокого долгого сна. Белл с трудом уняла дрожь, ее охватило сильнейшее желание, чтобы он поцеловал ее снова. Что это с ней?

— Зачем вы это сделали? — взволнованно спросила она.

— Чтобы доказать, что вы мне желанны и после того, как я увидел ваше так называемое увечье. Вы чертовски соблазнительная женщина, Белл Хендерсон, или как там еще ваша фамилия.

— Макалистер. Вы знакомы с моим свекром?

— Нет, я не из той части страны. Я родом из Аризоны. В последнее время мне пришлось немало поездить. — Его ложь была намеренной и обдуманной, он чувствовал свою вину, однако выбора у него не оставалось.

— У вас есть родные?

— Только брат.

— Вы его любите?

Кейси, вздохнув, посмотрел на нее Вряд ли он оказался бы здесь и выпытывал у нее информацию, если бы не любил своего брата.

— Разумеется, люблю. А почему вы спрашиваете?

— Если вы любите вашего брата хотя бы наполовину так сильно, как я люблю Томми, вы поймете, почему я не могу его отдать Макалистеру.

— Я вполне могу понять ваши опасения, но…

— Никаких «но». Кончено. Томми остается со мной. Вы еще хотите работать у меня в качестве охранника или предпочитаете не вмешиваться в эту историю?

Проклятие! Кейси и хотел бы не вмешиваться, но отступать было поздно.