— Очень давно мы совместно владели золотоносным рудником. Третьим партнером был Арнольд Джоунз. Тогда Макалистер еще не занимался винным бизнесом. — В голосе у Хопкинса появились горькие нотки. — Прииск дал достаточно золота, чтобы он мог открыть предприятие, которое сделало его богатым.

— А как насчет вас, мистер Хопкинс? Почему вы отказались от своей доли в прииске? Как я понимаю, вы продали ее Макалистеру. Что произошло с долей Джоунза?

Хопкинс пожал плечами:

— Джоунз погиб на прииске от несчастного случая незадолго до того, как я вышел из дела. Никто не знает, как это произошло. Я не получал от прииска никакого дохода, так как долю продал раньше, чем Макалистер обнаружил богатую жилу. Так же поступила и вдова Джоунза.

— Почему бы вам не рассказать мне об этом подробнее? Ведь это терзало вашу душу долгое время. Быть может, вам было невыносимо горько, что вы убили его? — предположил Кейси.

Хопкинс посмотрел на него с опаской.

— Не приписывайте мне то, что вам хочется услышать. Я ни в чем не повинен. Никто не сможет доказать, что я убил Макалистера. Кроме того, вы не понимаете главного.

— Так объясните.

Долгие годы ждал Хопкинс возможности излить душу. Ждал с тех пор, как был мошенническим путем лишен половины доходов от прииска. После этого он провел лучшие годы жизни, занимаясь геологической разведкой в горах и мечтая поквитаться с Макалистером за его обман. Когда он понял, что безнадежно болен, и это подтвердил врач, он вернулся в Сан-Франциско, чтобы умереть здесь. Много, ох как много бессонных ночей провел он, строя планы мести, но он стал таким слабым и так дьявольски устал…

— Наш прииск не мог прокормить одного человека, что уж там говорить о трех, — объяснял Хопкинс. — Но я чувствовал, что мы накануне большого успеха. Макалистер со мной не соглашался. Хотел пригласить экспертов, чтобы они дали оценку возможным запасам золота. Я принял это предложение и даже оплатил половину гонорара этим ученым специалистам, которых нанял Макалистер.

Результаты изысканий оказались неблагоприятными. Эксперты пришли к заключению, что признаков большой жилы не имеется и что прииск вряд ли будет приносить достаточную прибыль. Я был сражен. В этот прииск я вложил всю душу. Когда Макалистер предложил выкупить мою долю, я обрадовался возможности перебраться, так сказать, на более зеленые пастбища. Прошло несколько лет, прежде чем я узнал, что Макалистер обогатился буквально через месяц после моего отъезда. Узнал я и другое: проклятый ублюдок заплатил экспертам за фальшивое, ложное заключение.

— Что ж, я не осуждаю вас за резкость оценок и желание расквитаться с обманщиком, — заметил Кейси.

— Жила истощилась за год или два, но дала Макалистеру средства на приобретение земельного участка и разведение винограда, пригодного для изготовления вин. Его предприятие стало самым прибыльным в Калифорнии. — Хопкинс едко рассмеялся. — А меня, как говорится, выкинули голым на мороз. Теперь я стар и болен, и деньги для меня ничего не значат.

— Моя жена сказала, что познакомилась с вами возле дома Макалистера. Что вы там делали?

— Так эта маленькая леди — ваша жена? Макалистер, негодяй, едва не задавил ее, когда проезжал в своей карете. Я случайно проходил мимо.

— Моей жене предъявлено обвинение в убийстве Макалистера. Суд состоится через несколько дней.

— Очень скверно, — пробормотал Хопкинс, отводя глаза. — Но какое все-таки отношение имею к этому я?

— Очень большое. Признайтесь: это вы убили Макалистера? Ставка — жизнь женщины.

Хопкинс не замедлил ответить отрицательно:

— Я не убивал Макалистера. У вас нет оснований обвинять меня в этом преступлении. Я сожалею о маленькой леди. Врач говорит, что я умираю, и поэтому я хочу прожить последние свои дни в покое.

— Простите, мистер Хопкинс, но невиновная женщина будет отправлена в тюрьму, если вы не признаетесь. — Кейси пришел в ярость. Хопкинс виновен, но он не мог доказать этого. — У Белл маленький сын. Подумайте о том, каким одиноким будет чувствовать себя ребенок без матери!

— Я сказал все, что собирался сказать вам, — заявил Хопкинс. — Я всего лишь хочу умереть в мире.

— Вы можете умереть в мире, но попадете прямиком в ад.

Слова Кейси привели Хопкинса в ужас. Выкрикнув:

«Нет!» — он кинулся прочь.

Кейси его не удерживал, но и не собирался оставлять в покое. Он намеревался встречаться с ним каждый день до суда и взывать к его совести, пока тот не признается.

На следующий день Уокер узнал, насколько сильным было желание Хопкинса избежать неотступного преследования: он ушел из пансиона среди ночи, даже не взяв своих вещей. До суда оставалось всего два дня, и у Кейси не было ни малейшего шанса разыскать этого человека за такой малый срок.

Надежда на освобождение Белл исчезла вместе с Хопкинсом.

Белл отнеслась стоически к тому, что сказал Кейси о Гарри Хопкинсе. Она не верила, что Кейси найдет способ избавить ее от тюрьмы. Она считала, что он просто старается поддержать в ней силу духа. Говоря по правде, она не чувствовала сейчас ничего, кроме ужасной тошноты, мучившей ее все сильнее. Сидела на краю койки и, по сути, только делала вид, что слушает рассказ Кейси о человеке, который, вполне возможно, убил Макалистера.

— Белл, ты, кажется не слышала ни слова из того, что я тебе рассказал? — спросил Кейси, пытаясь вывести ее из состояния апатии.

— Слышала. По-моему, Гарри Хопкинс совершенно не похож на убийцу.

Кейси внимательно посмотрел на нее и произнес озабоченно:

— Что с тобой, милая, ты больна?

— У меня ничего не удерживается в желудке, и я чувствую себя отвратительно.

Уокер сдвинул брови и, немного подумав, предложил:

— Я пришлю врача, чтобы он осмотрел тебя.

— Нет, не беспокойся. На это уже нет времени. Суд завтра. Я просто жажду, чтобы все скорее кончилось. Быть может, на то Божья воля, что мне так плохо. Может, я умираю.

— Проклятие, Белл, от небольшой тошноты никто еще не умер! Черт бы побрал эти решетки! — выругался он, тряхнув их с такой силой и злостью, что они загрохотали.

Шериф Роган услышал шум и явился посмотреть, в чем дело.

— Что тут происходит?

— Отоприте камеру, шериф, моя жена заболела.

Роган посмотрел на Белл сквозь решетку.

— Она малость осунулась, но особо беспокоиться не о чем.

— Идите вы ко всем чертям! — взревел Уокер. — Надо помочь моей жене!

— Правила…

— К дьяволу ваши правила! Откроете вы дверь, или мне отправиться за постановлением суда?

— Ну ладно, ладно, — согласился Роган, которому проще было пойти на уступки, чем иметь дело с разъяренным детективом.

Он отпер дверь камеры и протянул руку за оружием Уокера. Кейси снял ремень с кобурой и сунул его шерифу чуть ли не в физиономию.

— Десять минут, Уокер.

Кейси опустился на колени возле Белл и взял ее совершенно ледяные руки в свои. Потом пощупал лоб — он был холодный и влажный.

— Где у тебя болит? — обеспокоенно спросил он. Белл смотрела на него совершенно отсутствующим взглядом.

— Я… у меня ничего не болит. Только адская тошнота и… какое-то странное ощущение, которое я не могу объяснить.

Кейси вздохнул с облегчением.

— Белл, это нормальная реакция для женщины, попавшей в такой переплет, как ты. Поистине удивительно, что ты не сломалась окончательно от невероятного напряжения.

Белл высвободила из его ладоней свои руки.

— Только не говори, что меня оправдают, ведь я знаю, что этого не будет. Единственное, о чем я беспокоюсь, — это благополучие Томми.

— Меня удивляет и то, что ты доверила мне своего сына.

Белл опустила взгляд, потом снова посмотрела на Кейси.

— Больше некому. Или ты, или сиротский приют.

Лицо у нее исказила жгучая боль, а в голосе прозвучала глубокая печаль.

— Господи! — вырвалось у Кейси, когда он встал. Тяжко было осознавать, что Белл относится к нему примерно как к дьяволу, отцу мирового зла. Тем более тяжко, что он любил ее всем сердцем, а она его нисколько. Надо же, он легко оставлял женщин, которым хотелось выйти за него замуж, но по иронии судьбы женился на той, что его не хотела.

— С тобой все будет хорошо? — Кейси понимал, что сейчас не время думать о своих издерганных чувствах. — Уверена, что тебе не понадобится врач?

— Уверена. Ты сможешь привезти Томми завтра до начала суда? Я хотела бы повидаться с ним в последний раз до того, как… Сможешь?

Кейси ничего не мог с собой поделать. Он рывком притянул к себе Белл, обнял ее и хотел поцеловать, но не смог, потому что она крепко прижалась щекой к его груди.

— Где-то он есть, настоящий убийца, Белл, и я его найду. Верь в это, прошу тебя.

— Я сейчас ни о чем не могу думать. Желудок в ужасном состоянии. Само слово «тюрьма» приводит меня в ужас, и я не уверена, что смогу все это вынести.

— Но это ненадолго. Клянусь тебе.

— Почему ты так об этом беспокоишься? Ты будешь опекуном Томми до тех пор, пока он не станет взрослым, и сможешь тратить его деньги, как тебе заблагорассудится.

Кейси опустил руки и отступил от Белл.

— Боже милостивый, ты просто не в состоянии мыслить здраво и разумно. Ты в самом деле уверена, что тебе не нужен врач? Завтрашний суд — тяжелое испытание.

Белл покачала головой, смущенная словами Кейси о том, что она не может трезво судить о происходящем. Она гонит его от себя, а он продолжает делать ради нее все, что может. Почему она не в силах броситься к нему в объятия, чтобы он успокоил ее в этот, возможно, последний раз? Она бы это сделала, если бы не чувствовала себя такой больной. Ушел бы он поскорее, иначе она осрамится в его присутствии. Но тут появился Роган, и Кейси пришлось удалиться.

Он уходил неохотно. Ему очень хотелось успокоить Белл, но он боялся ее протеста.

— Увидимся завтра, — сказал он на прощание, стараясь хоть этим ее подбодрить. — Мы все будем там — Наоми, Ван Ю, Марк и я. И не сбрасывай со счетов твоего адвоката. Он непременно найдет какой-то выход.