Элизабет отвернулась от розового куста, и в эту же секунду за спиной раздался чей-то почтительный голос, заставивший ее перепугаться:

— Приехал мистер Аскью, миледи.

Элизабет резко повернулась, и длинный шип темно-красной розы, которую она держала в руке, глубоко вонзился в палец, так что выступила кровь.

— Как вы перепугали меня, Бейтс! — воскликнула она, обращаясь к дворецкому. — Я не слышала, что вы подошли.

— Простите, миледи, всему виной резиновые подошвы на ботинках.

— Да, конечно. Вы ни при чем. Я, наверное, замечталась. Элизабет поднесла кровоточащий палец ко рту.

— Меня попросила найти вас, миледи, старшая медсестра.

— Уже иду, Бейтс. Возьмите цветы, пожалуйста. Я займусь ими позже.

— Слушаюсь, миледи.

Элизабет вручила дворецкому корзинку и направилась к дому.

Джеймс Аскью, занявший место Ангуса в Эйвон-Хаусе, тоже был известный хирург. Элизабет помнила, как он когда-то приезжал сюда на сложную операцию руки. Больной, сапер, подорвался на мине-ловушке. Но что еще хуже, сразу после того, как ему частично оторвало руку, началась контратака, которая выбила войска союзников из отвоеванной деревни, и он попал в руки немцев. В плену раны обработали недостаточно тщательно, и к тому времени, как войска вновь его освободили, началась гангрена. Сапера отправили в Англию и прооперировали, но здоровье уже было подорвано, и больной вопреки всем надеждам не поправлялся. Ему попытались спасти хотя бы культю. Понадобилась другая операция, и мистер Аскью приехал специально для этого.

Элизабет знала, что он прошел прямо в палату, так как не встретила его у входа. Она нашла доктора в маленькой раздевалке, примыкающей к операционной. Они с минуту поговорили, затем, пока он мыл руки, Элизабет прошла в операционную, чтобы убедиться, что все в порядке. Две операционные сестры уже разложили весь инструмент.

— Жаль, мы не сумели избежать операции, — печально сказала Элизабет. — Я так надеялась, что несчастному капралу Патрику не придется еще раз оказаться на операционном столе.

— Я тоже, мэм, — сказала сестра Эванз. — Он держится таким молодцом. Если бы только не правая рука, — вздохнула она.

— Давайте надеяться на лучшее, — произнесла вторая медсестра. — Мы выложили наш «счастливый» скальпель.

— А это что такое? — поинтересовалась Элизабет. Сестры немного смутились.

— Наверное, нам не следовало бы верить в предрассудки, — ответила сестра Эванз, — но этим скальпелем всегда пользовался мистер Маклауд — вообще не мог без него обойтись. Входя в операционную, он первым делом убеждался, что скальпель на месте, через какое-то время и все мы стали суеверными. Ну, как бы там ни было, давайте надеяться, что он принесет счастье молодому Патрику.

— Покажите же мне его, — попросила Элизабет. Медсестра сняла крышку стерилизатора и вынула скальпель щипцами.

— Вот он, — сказала она. — Лично я второго такого никогда не видела, а вы, сестра Эванз?

Сестра Эванз покачала головой:

— Кажется, мистер Маклауд делал его на заказ. Элизабет смотрела на скальпель. Она представляла его

в руке Ангуса, уверенной и твердой руке с тонкими пальцами хирурга и квадратными ухоженными ногтями.

— Вы готовы? — послышался от двери голос старшей сестры.

— Да, готовы.

— Тогда пойду за пациентом.

Элизабет последовала за ней в палату. Капрал Патрик мирно спал после снотворного, принятого утром. Он выглядел очень молодым и очень беззащитным. На Элизабет нахлынула волна жалости. Тяжело было видеть этих молодых людей, таких храбрых и смелых и в то же время увечных, вынужденных на всю жизнь остаться калеками из-за людской дикости и дьявольских изобретений.

«Храни вас Бог», — хотелось ей сказать Патрику, когда того провезли мимо на каталке. Но она подумала, что удивит старшую сестру, проворную и деловую, и потому произнесла эти слова в своем сердце и молча стояла, пока его провозили мимо. Все любили молодого капрала. Когда Элизабет проходила по палатам, больные наперебой спрашивали ее:

— Как вы думаете, он выдержит? Нормально все перенесет?

— Я уверена в этом, — отвечала Элизабет.

В то же время она была не очень уверена. Мальчик — ведь ему не исполнилось еще и двадцати одного — многое пережил и был сильно ослаблен первой операцией. Им оставалось только молиться, чтобы вторая операция прошла успешно и не явилась слишком большим испытанием для организма. В конце концов, на его стороне была молодость.

Элизабет зашла в палаты, расположенные в Большой галерее, где после замужества она и Артур устраивали балы и приемы. Она живо представила себя в белом платье из тяжелого атласа, в котором венчалась. Вспомнила, как приветствовала гостей со всего графства, стоя рядом с Артуром. Как она тогда нервничала и в то же самое время радовалась, что все гости, такие приятные люди, готовы принять ее в свой круг! Тогда она получала даже какое-то удовлетворение, что замужем за Артуром. Далеко не сразу она начала понимать, как мало общего у нее с близкими друзьями мужа. Они все были такими старыми, степенными, с устоявшимися привычками, а молодые хоть и вежливо, но дали ей ясно понять, что не собираются с нею водиться или позволить ей стать одной из них.

«Сейчас это место стало более радостным», — внезапно подумала Элизабет и знала, что это так. Мужчины веселились и смеялись между собой, приветствовали ее улыбками и, казалось, были рады принять ее такой, какая она есть. Она была комендантом госпиталя, но ее звание значило для них так же мало, как и ее титул. Большинство больных обращались к ней «мисс» и даже не знали, как ее зовут.

— Как в саду, мисс? — поинтересовался теперь один из них.

— Довольно хорошо, если не обращать внимания на нестриженные лужайки. Нет топлива, — ответила Элизабет. — Поскорее поправляйтесь, сержант, и сами увидите.

— Надеюсь, скоро так и будет, — ответил сержант. — Я все думаю, как там мой собственный клочок земли. Жена пишет — ей пришлось выкопать почти все цветы и посадить овощи. Подумайте только, мисс, лук на том самом месте, где у меня рос дельфиниум. С чем только не приходится мириться во время войны!

Вспомнив, что сержанту ампутировали обе ноги, Элизабет согласилась.

— Немного погодя я принесу вам несколько роз, — пообещала она. — Я только что срезала их.

— Было бы хорошо, мисс. Есть что-то в цветах… — Он замолк. — В общем, они помогают.

— Я тоже так считаю, — тихо ответила Элизабет и зашагала дальше по проходу.

Она поговорила с больными, а затем вернулась и принялась ждать возле операционной. Ее беспокоил капрал Патрик, и она все время думала, как жаль, что здесь нет Ангуса. Мистер Аскыо был знающий и уверенный хирург, но Элизабет понимала, что ни медсестры, ни больные не верили в него так, как когда-то верили в Ангуса.

«Если Патрик умрет, — подумала она, — я всегда буду чувствовать в этом свою вину. Если бы не я, его оперировал бы Ангус».

Было глупо и ненормально думать такое, она понимала — и все же не могла иначе. В кармане ее серого форменного платья лежала открытка, полученная утром. Элизабет опустила руку в карман, чувствуя, что открытка стала для нее талисманом.

«Я становлюсь такой же суеверной, как и медсестры», — сказала она себе.

После этого, казалось, прошло не так много времени, прежде чем дверь операционной открылась и вывезли капрала Патрика. Элизабет почувствовала сильный, едкий запах эфира. Перед ней промелькнули фигуры в белых халатах и масках. Наконец Элизабет сумела задать вопрос:

— Как прошло?

Джеймс Аскью стянул с лица маску и пригладил волосы с немного самодовольным видом.

— Чрезвычайно хорошо, леди Эйвон, чрезвычайно! Должен сказать, я сам удивлен, что все оказалось не так плохо. Я в самом деле полагаю, что на этот раз мы добрались до самого корня зла. При тщательном уходе парень должен встать на ноги.

— О, я так рада, ужасно рада! — воскликнула Элизабет. Она прошла в операционную, где обе сестры улыбались с облегчением.

— Мистер Аскью превосходно со всем справился, леди Эйвон, — понизив голос сообщила ей сестра Эванз. — Прекрасная операция, жаль, что вы не видели.

— А как наш счастливый скальпель? — спросила Элизабет, чувствуя, что вопрос звучит по-детски, и все же не в силах удержаться.

— Первое, за что он взялся в операционной, — ответила сестра, ликуя как школьница. — Взгляните! — Она протянула миску с окровавленными инструментами. Не думая, Элизабет взяла в руки скальпель. — Не следует его трогать, леди Эйвон!

Но Элизабет смотрела на скальпель сияющими глазами.

— Мне кажется, будто сам мистер Маклауд принес удачу капралу Патрику, — сказала она, а затем от полноты сердца и оттого, что должна была с кем-то поделиться, добавила: — Сегодня утром я получила от него открытку. Он в Антверпене.

Обе сестры взволнованно закудахтали:

— О, как интересно! Что он пишет? Как у него дела?

— Кажется, им там сейчас нелегко, — ответила Элизабет. — Он почти ничего не сообщил, кроме того, где находится.

Да, он сообщил мало, но как много рассказала его открытка!

— Когда будете писать ему, напишите, что мы часто его вспоминаем, хорошо, мэм?

Это сказала маленькая, по-детски восторженная медсестра. Элизабет помнила, что она всегда боготворила Ангуса.

— Обязательно, — ответила Элизабет и вернула скальпель Ангуса на место. — Мне нужно идти — напоить мистера Аскью чаем и поздравить его.

— Он это заслужил, — кивнула сестра Эванз.

Элизабет спустилась вниз. Стол накрыли в ее собственной гостиной, и когда к ней присоединился хирург, он ел быстро и жадно — ему еще предстояло вернуться в Лондон на важную консультацию.

Только вечером Элизабет смогла заняться цветами и разнести их по палатам. Больные были рады ей, и, поговорив с ними немного, она пошла навестить капрала Патрика.

— Он как раз приходит в себя, — сообщила старшая сестра.