«Кучка роялистов остановила королеву на большой дороге, – писал Нессельроде, – и похитила у нее все ее вещи и драгоценности». Царь требовал незамедлительно и по всей строгости закона наказать преступников, осмелившихся ограбить королеву, приходившуюся ему родственницей, и напоминал, что и впредь будет принимать живейшее участие в судьбе Екатерины Вюртембергской. В конце письма Нессельроде сообщал, что главарем преступной шайки являлся маркиз де Мобрей, которого сопровождали господа Дазье и Кольвиль; остальные сообщники указаны не были.

Не будучи знакомым ни с одним из вышеуказанных персонажей, барон передал послание русского дипломата своему начальнику графу д'Артуа, брату короля.

«Принц, как и я, почувствовал, – позже напишет Витроль в своих мемуарах, – что обвинение, выдвинутое императором Александром против роялистов, которых тот не слишком жаловал, грозит неприятными последствиями. Поэтому он шепотом приказал мне сделать все необходимое, чтобы удовлетворить императора Александра и Екатерину Вюртембергскую. Принц решил не выносить это дело на Совет, а мне и в голову не пришло, что некоторые из его членов, например, господин Талейран, могли бы дать нам кое-какие разъяснения. В то время это дело показалось мне всего лишь разбойной засадой, грабежом на большой дороге…»

Однако в дальнейшем Витролю все же пришлось задаться некоторыми вопросами, поскольку последствия этой совершенно фантастической истории затронули не только его одного. Во всяком случае, он поспешил отдать надлежащие распоряжения, поднял на ноги командующего жандармерией и директора телеграфа и сказал, что разыскивать преступников, скорее всего, следует в приграничных районах. Затем с чувством выполненного долга Витроль вернулся к себе в кабинет и принялся писать графу Нессельроде любезное и умиротворяющее письмо, в котором, однако, вспомнив об оскорбительных намеках русского графа, счел возможным сообщить:

«Я полностью отвергаю мысль о том, что подобный проступок мог быть совершен людьми, принадлежащими к политической партии, именуемой роялистской!»

Не подав, таким образом, повода уличить себя в отсутствии лояльности и радуясь тому, что удалось не дать делу огласки, Витроль решил поскорее выбросить эту историю из головы.

Однако на следующее утро маршал Монсей, поставленный в известность жандармерией, поднял на Совете большой шум, и граф д'Артуа понял, что без огласки не обойтись. Он был вынужден известить Военное министерство, Министерство полиции и даже Министерство морского флота и всюду отдать строгий приказ о поимке преступников.

Шум, поднятый в зале заседаний Совета, эхом отозвался в министерских коридорах, и к барону де Витролю явился некий месье де Дьен, доселе державшийся в тени. Он заявил, что господа из Совета перестарались, придав слишком большое значение в общем-то рядовому происшествию. Дело в том, что маркиз де Мобрей вовсе не думал скрываться и действовал исключительно из верноподданнических чувств. Он исполнял поручение, данное ему с целью «воспрепятствовать членам семейства Бонапарт вывезти бриллианты, принадлежащие монарху, а также содержимое государственной казны». Сам маркиз сейчас находится в Париже, равно как и его товарищи; а сундуки с драгоценностями и золотом Екатерины Вюртембергской они сложили в доме приятеля де Дьена, месье де Венто.

В заключение де Дьен сказал:

– Вы приняли это дело слишком близко к сердцу, дорогой барон. Самое большое желание месье де Венто – освободиться от этих сундуков, поэтому он спрашивает, что ему с ними делать.

Витроль опешил, но, быстро взяв себя в руки, поинтересовался, где живет этот Венто.

– На улице Тетбу.

– Не слишком далеко. Тогда, сударь, отправляйтесь к вашему приятелю и сообщите ему, что он должен немедленно доставить все сундуки в Тюильри. Добавлю только, что он поступил весьма легкомысленно, не сделав это сразу, как только они попали к нему!

Проводив де Дьена, барон облегченно вздохнул и тут же написал Нессельроде, что все уладилось и имущество принцессы найдено. Он был уверен, что больше никогда не услышит об этих чертовых сундуках, которые самое большее через час будут доставлены в Королевское казначейство.

Барон де Витроль, вернувшийся в Париж совсем недавно, был близким другом и постоянным сотрапезником графа д'Артуа, а посему ему пришлось поселиться в Тюильри, в павильоне Марсан. И вот, вернувшись домой около шести вечера, чтобы переодеться перед ужином, он с изумлением обнаружил у себя в спальне шесть огромных сундуков и несколько дорожных несессеров разных размеров – настоящий склад.

Барон яростно задергал шнурок колокольчика, и прибежавший на зов слуга объяснил, что в момент прибытия сундуков служащий Казначейства отсутствовал, его контора была закрыта, так что подходящего помещения, куда сгрузить сундуки, не оказалось.

– И их решили привезти ко мне? – возмутился барон. – Неужели не могли найти другого места?!

– Нет, господин барон. Дворец не слишком просторный.

– Ну хорошо, – вздохнул Витроль, – значит, чтобы улечься спать, мне придется перелезать через эту груду.

Во время разговора со слугой он рассматривал громоздящиеся сундуки, большая часть которых была украшена гербами Вюртембергов, и внезапно воскликнул:

– Но… здесь всего шесть сундуков! А Нессельроде пишет о семи, и еще о двух сумках с золотом! Где они?

Лакей только недоумевающе развел руками, а Витроль сел за письменный стол и написал записку месье де Венто, в которой требовал немедленно доставить к нему оставшийся багаж. Отослав записку, он отправился ужинать к друзьям, вернулся за полночь, с трудом добрался до кровати и заснул с чувством человека, у которого был насыщенный день.

Но не успел барон окончательно угнездиться в объятиях Морфея, как почтительное постукивание по плечу вернуло его к реальности. В дрожащем пламени свечи он с удивлением увидел склонившуюся над ним консьержку.

– Что там еще? Что вам угодно?

– Господин барон, двое неизвестных мужчин желают немедленно поговорить с вами. Они уверяют, что дело очень важное и не терпит отлагательств.

Витролю совершенно не хотелось вставать. Кроме того, его спальня уже и так напоминала склад почтовой конторы, и ему вовсе не хотелось превращать ее еще и в приемную. Однако делать было нечего.

– Быстро приведите мне сюда этих людей! – рявкнул он, усаживаясь среди подушек. – Да поживее, я спать хочу!

Он еще только протирал глаза, а в комнату уже вошли двое, и один из них, поклонившись, заявил:

– Господин барон, вы потребовали еще один сундук и две сумки с деньгами. Мы поспешили исполнить ваше приказание и надеемся, что теперь все встанет на свои места.

Незнакомцы поставили ящики и сумки на консоль. Витроля одолевал сон, но тем не менее он сразу заметил, что здесь что-то не так. Приподнявшись на подушках, он указал пальцем на принесенный багаж:

– Вы хотите сказать, что это и есть недостающие вещи?

– Совершенно верно.

– Да вы в своем уме?! Вы притащили четыре наспех сколоченных ящика, вроде тех, в которые упаковывают бутылки с одеколоном, и хотите убедить меня, что это дорожный сундучок королевы?

– Другого багажа нет, господин барон. Большой сундук по дороге развалился, и нам не удалось его починить.

На этом ночные посетители удалились, оставив господина де Витроля коротать ночь по его усмотрению.

Утром, взвесив в руках холщовые мешки, барон удивился их легкости. Уступая внезапному побуждению, он открыл их и обнаружил, что вместо золотых в них насыпаны мелкие серебряные монеты. Черт возьми, но королеве Вестфалии незачем уподобляться булочнице, опустошившей свою кассу, и обременять себя сумками с мелочью! Придя к выводу, что все это весьма подозрительно, барон де Витроль написал о случившемся министру полиции, подчеркнув необходимость пригласить кого-либо из свиты королевы для опознания вещей.

Однако около полудня лакей доложил о приходе… нет, не мадам де Ла Рошет, а маркиза де Мобрея!

Сначала возмущенный Витроль отказался его принять, однако маркиз настаивал, и наконец секретарь Совета приказал пригласить его.

Вошел высокий, хорошо сложенный, довольно красивый человек, однако взгляд его был жестким и вызывающим. Барону показалось, что это один из тех двоих, кто разбудил его ночью, принеся две сумки и то, что осталось от сундука, однако полной уверенности у него не было.

Не пригласив посетителя сесть, Витроль принялся сурово выговаривать ему за то, что тот поставил в затруднительное положение короля, скомпрометировав его в глазах императора Александра. Мобрей не задумываясь ответил, что он всего лишь выполнял приказ, и угрожающе добавил:

– Если кто-то хочет таким образом скомпрометировать меня – что ж, значит, мне тоже придется подмочить чью-то репутацию!

– Не знаю, что вы этим хотите сказать, но скомпрометировать вы можете только виновных. И вообще, я требую объяснений! Кто именно отдал вам подобный приказ?

Поскольку барон был явно разгневан, Мобрей, очевидно, решил, что объясниться самое время, и поведал историю поистине ошеломляющую.

– Несколько дней назад, – начал он, – месье Ру-Лабори, помощник секретаря временного правительства, вызвал меня, чтобы от имени господина Талейрана доверить мне поручение государственной важности. Вскоре я узнал, что мне предстоит… убить Бонапарта по дороге на остров Эльбу.

Витроль даже подскочил.

– Как так – убить?! – воскликнул он.

– Убить. Не больше и не меньше. Так как я был изрядно удивлен, месье Ру-Лабори заверил, что все согласовано с кем надо, а за труды я получу миллион и титул герцога.

– Черт возьми! Интересно, где господин Талейран берет все эти титулы, чтобы швыряться ими?

Мобрей ответил, что сие ему неизвестно, и продолжил свой рассказ. Он сказал, что слова секретаря его не убедили и он пожелал получить столь необычный приказ из уст самого князя. Ему ответили, что князь слишком занят и не может тратить время на болтовню. Если же маркиз требует подтверждения, господин Талейран просто выйдет из кабинета и кивнет в его сторону. В условленный час Мобрея провели в гостиную. Действительно, вскоре в дверях кабинета показался Талейран; он улыбнулся Мобрею и кивнул ему, как и было условлено.