Скридон, спрыгнув на землю, прежде всего посмотрел, много ли у него будет свидетелей, которые своими глазами видели, как бешеная собака бросилась под ноги лошадям и те налетели на забор бади Зынела. Но поскольку вокруг никого не было, кроме Домники, которая, стоя посреди двора, глядела на его повозку и улыбалась, Скридон подошел к ней узнать, что она запросит с него за сломанную доску.

— Это была ваша собака, Домника?

Девушка, улыбаясь, вертела в руке какой-то камень.

— Которая напугала твоих лошадей?

Скридон с деловым видом кивнул.

— Наша.

Скридон уже собрался присочинить что-нибудь еще к этой истории, как с лица Домники вдруг сошла улыбка, девушка присела возле чугунного рельса и стала колотить по нему камнем. Уже дня три, с тех пор, как встретила Георге с забинтованной головой, она сердилась на весь свет. Этой сказке с лошадьми она, конечно, не поверила — его просто избили холуи Икимаша. Ее порывистая и честная натура не терпела каких-либо прямых или косвенных оскорблений без того, чтобы тут же не ответить на них, и вот уже три дня она ломает все, что попадется под руку. И теперь она не остановилась, пока не расколола весь камень на мелкие кусочки; покончив с этим, Домника поднялась, пряча руки за спину, чтоб Скридон не видел, сколько пальцев она ушибла. Скридон с видом знатока рассматривал ее работу. Поинтересовался:

— Что же дальше?

— Хочу сапу наточить.

— Душечка, да эту сапу сначала нужно отбить! Молоток есть?

— Был где-то.

— А на чем отбивать?

— Тоже было.

— Неси сюда.

Немного погодя Домника уже глядела на тонкую струйку железной пыли, которая сыпалась из-под напильника; глядела с завистью на большие, мускулистые руки парня. Вот бы ей такие, уж она не прятала бы их по карманам.

— Домника, ты еще ни разу не танцевала со мной?

Поднял глаза, чтобы увидеть ее улыбающееся лицо. Непонятно, как это у нее получалось, но только улыбалась она очень хорошо — прелесть, а не улыбка!

— Ни разу.

Скридон мечтательно покачал головой: если это действительно так, то она много потеряла.

— А ты хорошо танцуешь, Скридон?

— Самый первый сорт. Приходи вечером в клуб. Придешь?

— Упаси бог. Жизнь мне, что ли, надоела!

— Да при чем тут твоя жизнь?!

— А то ты не знаешь, что там, в вашем клубе, каждый вечер драка, каждый вечер льется кровь…

— Да выдумки, слушай, это же все бабьи выдумки!

— Кто же тогда проломил голову Георге Дойнару?

— Так, говорят же, лошади — не то та кобыла, что с жеребенком, не то та, которая только еще ожеребиться должна.

— Господи, Скридон, неужели и ты, умный парень, поверил в это?

То, что она вдруг назвала его умным, произвело глубочайший переворот в его настроении. Из веселого озорника, который был не прочь поухаживать за девицей, Скридон стал тут же на ее глазах превращаться в смурного, недоброго, глубоко оскорбленного человека. Взгляд становился недобрым, дыхание агрессивным, кулаки рвались в бой…

В тот день партия молодых людей, терпевшая одно пораженке за другим, получила великолепное пополнение в лице Скридона, а равновесие сил враждующих сторон почти всегда приводит к миру.

19

— Споемте, друзья!

Ежевечерние распри, сотрясавшие жизнь молодежи в Валя Рэзешь, видимо, дошли какой-то стороной до райцентра, в результате чего прибыла миловидная инструкторша для организации хора. У Скридона оказался очень неплохой баритон. Его поставили во втором ряду, и это перечеркнуло все его будущее на этом поприще. Беда состояла в том, что как раз напротив, в двух шагах, стояла сама инструкторша. Пока она объясняла песни, заучивала их вместе со всеми, жить еще можно было, но, как только она начинала дирижировать, у Скридона вдруг все начинало плыть перед глазами… Мало того, что она была хороша собой, у нее были красивые, округлые, в пору своего расцвета груди, и, как только она вскидывала руки в стороны, эти груди начинали двигаться под тонкой кофточкой, ну прямо сил никаких…

В первый же день после спевки Скридон вернулся домой совсем осоловевший, и, едва положил голову на подушку, как инструкторша тут же ему приснилась. Дело представлялось следующим образом. После какой-то спевки она предложила им пойти прогуляться по лесу. И, конечно же, в лесу она заблудилась. Вся молодежь кидается на поиски. Скридону удается ее отыскать бог знает в каком овраге. Счастливая, она кидается к нему, Скридон смущается, но в конце концов чего смущаться, раз она сама повисла на шее. Еще секунда, и он станет счастливейшим человеком, но тут загремела мать кастрюлями, принялась ругать кошку, которая все путается под ногами, сквозь занавески просачивается утро, и хочешь не хочешь, а вставать надо…

Тем не менее Скридону сон показался весьма многозначительным. Нужно было ковать железо, пока оно горячо. Кое-как перемаявшись за день, он уже под вечер направляется к центру села, и едва Николай Кэрунту, заведующий, отомкнул замок, а Скридон уже тут как тут. Старается быть хорошим другом, хоть чем-нибудь да помочь, угощает тонко нарезанным табаком и при этом заводит разговор издалека.

— Ты, Николай, когда принял клуб, расписался?

— Расписался.

— Тогда учти. Они балуют тебя, пока ты не расписался, а расписался крышка. Даже если захочешь, не сможешь дать задний ход.

Скридон сворачивает ему еще одну цигарку, приносит ведро воды.

— Ну и хороша эта инструкторша! Ты знаешь, как ее зовут?

— Екатерина Андреевна.

— Так. А ты не смог бы меня познакомить с ней? За это я вспашу тебе полгектара. Лопнуть мне, если не вспашу.

— Да ты что, не видел ее вчера вечером? Должна прийти и сегодня. Подойди к ней и заведи беседу.

— Нет, так я не хочу. Лучше знаешь что? Отзови нас обоих в сторонку и скажи: так, мол, и так, парень из нашего села, по происхождению из бедняков…

— Ты что, с ума сошел? Сегодня же выгонят меня с работы!

— Ну если так!.. — Скридон оставляет его одного возиться с лампой у дверей, а сам заходит в клуб. Ждет, чтобы самому заговорить с нею. Подойдет, чуть заметно подмигнет и скажет: «Катя!»

И, представив себе, как они будут беседовать, Скридон по-приятельски хлопает себя по колену. Ничего, устроит он это!

Только пока что никто не показывается, и ему скучно, а раз Скридону скучно, он свистит и толкает клубную мебель, расставляя ее по своему вкусу. Но не успел он подтолкнуть стол к самой двери, как послышался стук каблучков по каменным ступенькам, знакомый голос, запах духов и в клубе появилась Она.

— Вы что здесь делаете?

— Жду.

— Кого?

— Свою большую любовь…

Николаева улыбнулась я, заметив разбросанные на подоконнике шашки, спросила:

— Играете?

Скридон застегнул одну пуговицу на пиджаке, посмотрел, идет ли ему, и снова расстегнул.

— А в это играют вдвоем?

— Вдвоем.

Помогая ей расставлять шашки, Скридон спрятал две в карман, потом они вместе стали искать их по всему клубу. Искали долго, и только когда инструкторша улыбнулась ему раза два да еще оперлась на его плечо, чтобы влезть на стул, только тогда Скридон нашел пропавшие шашки, которые лежали, конечно, между стульями.

Потом парень внимательно выслушал объяснение игры, но, как только Николаева двинула первой шашкой, засунул руки в карманы.

— Это напрасно… У меня только четыре класса.

— Ничего, научишься.

Увидев, что у него осталось мало шашек, Скридон показал ей воробьиное гнездо под стрехой, и, пока она его разглядывала, украл у нее несколько шашек, оставив приблизительно столько же, сколько было у него.

Николаева, казалось, ничего не заметила, но через три минуты у Скридона уже не было ни одной.

— М-да… Плохо дело.

И еще дважды говорил он «плохо дело», но четвертую партию Николаева позволила ему выиграть. Едва он забрал у нее последнюю шашку, как тотчас же подозвал пришедших в клуб ребят.

— Смотрите, ребята! Я только что научился играть и уже победил.

— Врешь.

— Вру? Я вру? Товарищ Николаева, скажите…

И когда Николаева подтвердила перед всеми, что проиграла партию, Скридон прищурил один глаз и щелкнул языком: дескать, мы тоже не лыком шиты.

Потом он отозвал в сторону ребят, каждого поодиночке, и сказал им, что танцевать с инструкторшей они могут, но чтобы никто и не подумал провожать ее домой — он уже договорился с ней.

Проводил он ее или нет — разве можно узнать у Скридона? Только вернувшись домой около полуночи, он, недолго раздумывая, из своей палочки нарезал шашек, а доску соорудил из переплета старой книги «Житие святого Фомы». Встал до света и, пока его мать засыпала муку для мамалыги, расставил их на столе.

— Мама, идите-ка сюда.

— Чего тебе?

— Так не могу сказать, подойдите поближе.

Мать подошла, вытирая руки.

— Ну?

— Значит, эти красные — ваши. Белыми играю я.

— Ну-ну.

— Вы можете двигать одной шашкой. Только помните, что я ее у вас заберу.

— Господи, Скридон, у тебя только глупости в голове! Лучше бы вышел и накормил уток, а то они ходят голодные вокруг хаты.

— Пусть себе пасутся. Птица зелень любит.

Но уже всходило солнце, и надо было ехать пахать. Скридон сунул шашки в котомку — найдет он в поле какого-нибудь игрока.

Время пахоты уже прошло, для прополки рано, и в поле было пусто — лишь кое-где на склоне холма одинокий пахарь чертил борозду за бороздой. Скридон сдвинул шляпу на затылок, держал плуг одной рукой и смотрел во все стороны даром, что ли, он взял с собой эти шашки? Поодаль увидел девушку, узнал ее, протяжно и красиво свистнул, как делал всегда, когда мать его сомневалась, выйдет ли из него толк.