— У тебя нет доказательств! — попытался встрять Колобок.

Марья одарила его гневным взглядом.

— Вот мои доказательства! — достала она из кармана две фотографии и положила на колени Варе. Колобок было дернулся, чтобы отобрать их, да понял, что это бессмысленно, махнул рукой и сел обратно в кресло.

Первая фотография была Варваре знакома. Она сама этим утром принесла ее Василисе для стенгазеты. Молодой, вихрастый отец, узкий черно-белый снимок. Вторая же фотография оказалось почти такой же, как предыдущая, только полноразмерной. Справа все так же улыбался отец, а слева радостно смотрела куда-то вдаль молодая Марья. Ее талия явственно говорила о том, что в самое ближайшее время она должна стать матерью. Правой рукой отец обнимал ее за плечи. Вот и разгадка того, почему на втором, узком снимке не было видно отцовской руки. Он просто отрезал ее вместе с Марьей. Отрезал, чтобы никто не видел лица матери его дочери…

— Значит, ты не умерла? — спросила Варвара. — И я тебя не убила, когда рождалась?

— Что ты, сладкая моя, — сглотнула слезу Марья. — Ты родилась очень быстро. И нисколько меня не мучила. Как сейчас помню: приносят мне тебя врачи, а ты такая крошечная, голубоглазая… Я тебе пинеточки связала: розовые такие, с помпончиками…

— И на этом твое материнское участие в жизни дочери закончилось, — не без ехидства сообщил Колобок.

— Что это значит? — поинтересовалась Варя, которая до сих пор не могла прийти в себя от известия, что ее мать жива, и это не кто-нибудь, а Василисина соседка и подруга Марья.

— Машка оказалась никчемной матерью. Все, что ее волновало — это пьянки и гулянки до утра, но никак не ребенок. Она тебе даже пеленки поменять забывала! С утра до ночи под любыми предлогами торчала где угодно, только не у твоей колыбели.

— Но мне же только-только восемнадцать исполнилось! — крикнула Марья. — Можно ведь было понять, что нельзя молоденькую девчонку в четырех стенах запирать с младенцем на руках, да еще и в компании сварливой старухи!

— Ты сама это выбрала! Я предлагал тебе сделать аборт, пока еще было не поздно, но ты отказалась. А раз так, то изволь отвечать за свой выбор. И между прочим, пока ты со своими дружками отрывалась, я не в потолок плевал, а деньги зарабатывал, чтобы нам всем было на что жить и чем питаться.

— Если бы твоя мать не пилила меня с утра до ночи, ничего бы не случилось! Я просто не могла находиться рядом с ней! Она высасывала из меня все соки, как вампир! А ты даже попытки не делал меня защитить! Еще и поддакивал ей!

— Маму оставь в покое! Она, конечно, не подарок, но по крайней мере не выгнала тебя на улицу. Хотя и могла. Ты же была мне никто. Вспомни: кто отказался идти в ЗАГС? Мол, рано еще об этом думать, давай на нормальную свадьбу денег накопим… А, было?!

— И какая же девчонка не мечтает о красивой свадьбе? Это криминал?

— Криминал то, как ты относилась к своим материнским обязанностям. Я просто не смог больше этого вынести!

— И поэтому выкрал у меня дочь и исчез в неизвестном направлении! Ты ведь даже матери своей побоялся хоть что-нибудь сказать. А мы с ней с ног сбились, тебя с Варей разыскивая. Всю милицию на уши поставили. Думали, бандиты на вас напали, ограбили и убили. Да чего только не думали! Я в ту ночь, когда ты сбежал, твоей матери дважды «скорую» вызывала. Она, по-моему, так и не оправилась после такого удара.

— Я должен был выбирать, чем пожертвовать, — не то оправдываясь, не то объясняя, сказал Колобок.

— И пожертвовал родной матерью и мной! — крикнула Марья. — Чудовище!

— Я просто защищал самое дорогое, что у меня было.

— А я по твоей милости едва в психушку не угодила! Два года — слышишь? Два года я ходила по городу и искала вас. Во все коляски заглядывала, от меня уже люди шарахаться начали. Потом, когда поняла, что еще немного, и точно свихнусь, стану обыкновенной городской сумасшедшей, бросила все и переехала в другой город, чтоб все сначала начать. Ни родных, ни друзей — никого рядом. А ты в это время…

— А я в это время пахал, как папа Карло! Я хотел, чтобы у Вари было все! Буквально все! И я этого добился! Мы с ней не знаем недостатка ни в чем. И это всецело моя заслуга!

— Ну, так медаль себе на пузо повесь и радуйся! Только ты у дочери спросить забыл: может, ей не деньги, а мама была нужна? Ты же ее без женской опеки оставил!

— А вот этого не надо! У Вари были самые лучшие няньки и учителя!

— Я даже примерно представляю, на кого они были похожи! На то рыжее чучело, что мне дверь открыло! Доверил воспитание своей дочери шлюхам и считаешь, что все правильно сделал?

— Интересно, а чему бы этакому ты могла Варю научить? Сама только-только с куклами играть перестала, а теперь заносишься, будто второй Макаренко!

— Да ты…

— Все, предки, цыц! — вмешалась в дискуссию Варвара. — Общий смысл произошедшего я поняла. А теперь давайте так: вы пока помолчите. Еще успеете друг с другом в рукопашную сойтись. Сейчас я буду задавать вам вопросы. Но повторюсь еще раз: никакой ругани между собой! Уже уши от ваших воплей болят. Начнем с тебя, … мама. Сколько мне было, когда отец увез меня от тебя?

— Восемь месяцев. Ты только-только ходить училась.

— А ты и вправду плохо ухаживала за мной?

— Образцовой мамой меня действительно было трудно назвать, — призналась Марья. — Но сказать, что я совершенно не занималась своей дочерью, — гневный взгляд в сторону Колобка, — это полный поклеп. Первые полгода я от тебя сутками не отходила. Помню, спать хотелось страшно. Ты же меня ночью раз по пять будила. А ведь еще никаких памперсов и в природе не было, представляешь? Все по старинке: пеленки, подгузники, тальк, детское мыло. Приходилось брать тебя, плачущую, мыть, пеленать заново, убаюкивать. Потом зубки резаться начали. Опять все по-новой завертелось: температура, сопельки, крик…

— А потом? Ну, когда мне уже полгода исполнилось? Что тогда было?

— Ну, я поняла, что в принципе могу на какое-то время оставлять тебя с бабушкой. Она хоть и вредная была ужасно, но к тебе хорошо относилась. Где-то как-то даже любила. Единственная внучка да от любимого сына. Вот я тебя покормлю, отдам ей, а сама ухожу по городу гулять. Приходила в парк и уток кормила. Или просто где-нибудь на скамеечке сидела. Отдыхала ото всех.

— Отец говорил «пьянки-гулянки». У тебя что, была своя компания, с которой ты все время тусовалась?

— Ничего подобного! Это он тот раз имеет в виду, когда бывшая одноклассница меня на свой день рождения пригласила. А я ж больше года из дома не выбиралась, с людьми не общалась. Вот и пошла туда. Ну, выпила чуть больше нормы, вернулась домой поздно. А там Вовка злющий, шипит на меня, как рассерженный кот. Мол, пришел с работы, у дочки пеленки мокрые, а меня неизвестно где носит. А уж как учуял, что я пила, так такой ор поднял, что даже мама его прибежала: боялась, что он меня бить начнет. Вот через неделю после этого он тебя и украл.

— Ты и потом с его мамой жила?

— Да, два года, пока в другой город не переехала. Мне просто больше некуда было пойти. Да и ее одну бросить как-то совести не хватало. Такой удар! В одночасье и сына, и внучку потерять! Вот и я терпела, сколько могла, а потом взяла и уехала. Рубить, так рубить.

— А почему ты к своим родителям не вернулась, когда мы пропали? — спросила Варя.

Марья невесело улыбнулась.

— Потому что отчим и слышать не хотел обо мне. А как только появился подходящий повод в виде Вовки и моей беременности, сразу же указал на порог. А матери, похоже, все фиолетово было. Она у меня вообще… своеобразная женщина была.

— Так и скажи — алкоголичка, и отчим твой тоже алкашом оказался. Да если бы я тебя оттуда не забрал, еще неясно, во что бы ты сама в такой семье превратилась, — фыркнул Колобок.

— Низкий поклон тебе, благодетель. — Марья презрительно скривила губы. — Обрюхатил молоденькую девчонку, запер в четырех стенах с полубезумной старухой, да еще и требовал, чтобы тебя самого по полной программе обслуживали. Я ведь целыми днями только и делала, что готовила, стирала и с Варей нянчилась. А ты даже носки себе прополоскать брезговал. Мол, зачем мне тогда жена нужна, если не для этого? В последние месяцы я и слова ласкового от тебя не слышала. Ты вечно был недовольным, все тебе не так, все тебе не этак. Борщ кислый, белье грязное, ребенок неухоженный… Словно искал, в чем бы еще меня упрекнуть!

— Отец, это правда?

— Марья преувеличивает!

— Я еще раз спрашиваю: это правда? — В голосе Вари зазвучали инквизиторские нотки, и Колобок нехотя признал:

— Ну, можно на эту ситуацию и в таком ракурсе посмотреть.

— Почему ты меня забрал и увез?

— Потому что не хотел, чтобы эта особа испортила тебя своим воспитанием! Не хотел, чтобы в моей семье выросла ее полная копия — лживая и зацикленная на собственных удовольствиях! И когда она пьянущая ввалилась домой, я окончательно решил бежать, и как можно скорее. Ведь буквально еще несколько месяцев, и я рисковал серьезно опоздать. Ты бы еще долго помнила, что у тебя была мать, а мне требовалось, чтобы ты побыстрее забыла о ее существовании. Так, словно ее никогда и не было.

— Какое же ты чудовище! — тихо простонала Марья. — Боже мой, где были мои глаза, когда я поддалась на твои уговоры и легла с тобой в постель…

— Ты в ту пору не головой, а другим местом думала, — желчно заметил Колобок.

— Эй, я же попросила: без оскорблений! — пресекла очередной виток скандала Варя. — Будьте добры, вы оба: держите свое мнение друг о друге при себе. Я еще не закончила задавать вопросы. Итак, папа, почему ты говорил мне, что мама умерла в родах? Почему не придумал, например, что она нас бросила? Или ушла к другому мужчине?

— Разве непонятно? — устало отозвался Владимир. — Если бы ты знала, что мать жива, наверняка бы рано или поздно попыталась ее отыскать. А я должен был сделать все возможное, чтобы это не произошло. Единственный способ пресечь все разговоры о твоей матери, — это сказать, что она умерла. По-моему, наилучший вариант из имеющихся.