— Это как? — удивилась Васька, начисто забыв про люстру.

— А вот так. Думаешь, если бы мне обычный протез поставили, смогла я так прыгать, как сейчас? Фигушки. Спасибо ребятам из НИИ, специально под меня агрегат разработали. Правда, без мелких проблем не обошлось: сначала воспаление началось, потом никак не могли настроить его так, чтобы я равновесие держала, когда на больную ногу наступаю. Но ничего, все в итоге получилось. Теперь к нам в НИИ со всей России калеки вроде меня едут, на чудо надеются. И правильно делают.

— А Борис?

— Ну, у него с этой точки зрения беды попроще. До полностью искусственных конечностей пока не дошло. Хотя чует мое сердце, будет и дальше так выеживаться, рискует нарваться и повторить мой подвиг. Кстати, а хочешь фотки посмотреть? Как раз той поры.

— Хочу, конечно!

— Тогда бросай свое гнусное занятие, тем более что ты все равно уже все сделала, и плюхайся на диван. Так, где же это все у меня лежит? Проклятый склероз…

Минуты через две Васька уже рассматривала Тинин фотоальбом. На первой странице было три или четыре ее детские фотографии, на которых была запечатлена суровая и насупленная девчонка, смотрящая в упор на снимающего.

— Это детдомовские. Первый класс, потом конец начальной школы, а эта вот — последний звонок. А это уже армейские пошли. Это мы с подругами, это я в наряде картошку чищу. Вот наша рота, это командир. Классный мужик был, до сих пор снится, как он рявкает: «Соколова! Подъем!» Веришь — нет, первые лет пять, после того как меня списали, от этого рыка на кровати подскакивала.

— А это?…

— Это уже Лукоморье. Вот такая я была, когда здесь появилась. Это Мироныч, мой врач. Это ребята из НИИ. А это Борис.

— Ой…

— Что, не узнала? Немудрено. Это сейчас он весь из себя зубр бывалый, а тогда был обычный шкет. Правда, с характером. Этого у него никогда не отнять было. Он мне здорово тогда помог. Представляешь, его самого на морфине держат, чтоб от боли не загнулся, а он меня подбадривает. Мол, хорош на себе крест ставить, еще танцевать будешь. И ведь как в воду смотрел! Я когда во Дворец спорта наниматься шла, думала, меня с такой травмой и на порог не пустят, не то, что в тренеры. Так ведь приняли! Поверили!

— Тин, а можно нескромный вопрос?

— Хм, ну, попробуй…

— А вы с Борисом — любовники? — спросила Васька и густо покраснела.

— Нет, — ответила Тина с легкой грустной улыбкой. — Но когда-то были. И он по-прежнему уверяет, что я стала его первой женщиной.

— А почему вы тогда расстались? — Васька все-таки решила прояснить до конца волнующий ее вопрос.

— Да мы как бы и не расставались. Разве друзья могут расстаться? А постель — это что, пустяк. Да и не подходим мы друг другу ни как любовники, ни как супруги. Я ж его почти на десяток лет старше. Зачем ему такая старуха? Да и мне больше другие мужчины нравятся. Как бы это сказать: основательные, надежные. За которыми себя, как за каменной стеной чувствуешь. Только, боюсь, перевелись нынче такие, одни слабаки и подкаблучники остались. Ладно, хорош былое ворошить. Пошли лучше чай пить.

— Пошли, — согласилась Васька.

На кухне ее внимание сразу же привлек роскошный букет, стоящий на подоконнике в эмалированном ведре, — такой он был огромный. Васька не удержалась от восхищенного вздоха:

— Вот это красотища!

— Да так, ерунда, — отозвалась Тина, и Васька с удивлением поняла, что та смущена. — Один… сумасшедший приволок. Ну, не выбрасывать же, жалко. Вот и поставила.

«Сумасшедший? Тине? Неужели это все-таки Кощей постарался? — промелькнуло в Васькиной голове. — Но тогда странно, почему она не сказала прямо, что от Бориса. Чего тут скрывать? Или она просто не хочет, чтобы кто-нибудь узнал, что их связь все еще продолжается? Зачем же тогда он открыто сидел на ее занятии?»

Васька поняла, что еще немного и насмерть приревнует Тину. И чтобы не затягивать неловкую паузу, она брякнула первое, что пришло в голову:

— Мне еще таких букетов ни разу не дарили.

И с удивлением услышала встречное признание Тины:

— По ходу пьесы у меня это тоже впервые…


Воскресное утро началось с того, что Сергей заявил Ивану, что на свидание его не повезет. Мол, «ласточка» сломалась и требует ремонта. Иван поворчал, но быстро смирился.

Вообще-то с машиной все было в полном порядке. Надо отдать ему должное, Сергей всегда трепетно относился к боевому коню, и ситуация «гремлю, дымлю, но еду, пока не развалюсь», явно была не из его репертуара. Просто везти соперника на свидание к девушке, которая запала в душу ему самому, Сергей считал безнравственным. Ничего, своими ножками дотопает, если ему так приспичило. А то хорошо устроился: пускает девчонкам пыль в глаза, Сергея личным шофером величает. Хватит, довыеживался.

На самом деле Сергея раздирали противоречия. С одной стороны, «для милого дружка — сережка из ушка». То есть раз Ивану приспичило встречаться помимо Вари еще и с Василисой, то он, Сергей, не должен предпринимать решительно никаких действий, чтобы помешать приятелю. Особенно если учесть, что первым о своих правах на девушку заявил именно Иван. Но с другой стороны, это шло вразрез с его собственными интересами. И опять же, разве Иван не должен был по первой же его просьбе отказаться от своей затеи и уступить эту девушку ему, Сергею? Или приятельские отношения действуют в их тандеме исключительно в одностороннем режиме? И не дает ли это ему право вмешаться и откровенно поговорить с Василисой о своих чувствах?

Собственная нерешительность ужасно раздражала Сергея. Он терпеть не мог рубить сплеча и, если оставалась хоть какая-то возможность мирного разрешения конфликта, упорно шел к ней, иногда даже во вред себе. Но в такой ситуации он оказался впервые. И растерялся. Банально растерялся, не в силах что-либо предпринять.

Соврав Ивану, что уехал за запчастями, Сергей отправился к дому Василисы. Устроился в тени раскидистых кустов напротив ее подъезда и стал ждать. Эх, если бы она вдруг взяла и вышла сейчас на улицу! Тогда бы он…

У Сергея пересохло во рту. А что бы он ей сказал? «Василиса, ты мне очень-очень нравишься, давай встречаться»? И получить такой же удар, какой схлопотал Ванька? Она наверняка заподозрит, что дело тут нечисто: два парня с интервалом дня в два, не больше, внезапно предлагают ей встречаться. А уж когда узнает, что они к тому же знакомы друг с другом — все, пиши пропало…

За своими грустными размышлениями Сергей едва не пропустил момент, когда у подъезда появился Иван. Увы, чуда не случилось. Василиса вышла точно в назначенное время. Иван предложил ей пройтись под ручку, Василиса отказалась, после чего они направились продолжать знакомство в ближайшее кафе. То самое, куда Иван повез в первый вечер Варвару.

Сергею стоило больших усилий вспомнить о гордости и не плестись следом за парочкой, как побитый пес. Вместо этого он повернулся к ним спиной и отправился бродить по городу, кляня себя за нерешительность.


Свидание прошло ровно так, как Василиса и предполагала. Иван был совершенно ей неинтересен, даже ни одной общей темы для разговора найти не смог. Зато соловьем разливался о том, какой он отличный парень и как им обоим повезло, что они нашли друг друга. Полный дурак.

В довершение всего, у Васьки разболелась голова. Иван, услышав об этом, сразу же предложил тяпнуть коньячка и, даже не посоветовавшись с ней, подозвал официанта. Когда же Васька в пятый по счету раз сказала, что коньяк она не пьет, нимало не смущаясь, употребил его сам. «Не пропадать же ценному продукту», — поведал он Ваське. Она поняла, что этот фарс надо завершать. Иначе остатки салатов и нарезки окажутся на ушах этого несносного типа.

Вырваться оказалось не так-то просто. Иван вызвался проводить ее обратно до подъезда и ни за что не хотел отпускать, пока Василиса не скажет, когда они увидятся в следующий раз. У Васьки в голове назойливо вертелась песня группы «Мегаполис», и она едва удержалась, чтобы не пропеть прямо в лицо Ивану: «Никогда — трам-па-рам па-рам па-рам-мам».

Но как ни старался Иван, победа все-таки осталась за Василисой. Она так и не назначила дату нового свидания, не сказала свой номер телефона и отказалась от того, чтобы он сопровождал ее до квартиры. Как это ей удалось, честно говоря, она и сама не поняла. То ли Иван догадался, что чрезмерная назойливость грозит ему очередным подарком под ребра, то ли предпочел не форсировать события… Впрочем, Ваське было все равно. Для себя она твердо решила, что никогда, ни за какие коврижки больше не пойдет на свидание с этим типом.

Войдя в квартиру, она поняла, что что-то здесь не так. Уровень адреналина резко зашкалил, и Васька разве что не ощетинилась навстречу неведомой опасности. Неужели грабители? Но вещи вроде как все на месте. Вернее, не совсем на месте. Тумбочка передвинута, вещи по-другому висят. Компьютер почему-то прикрыт старым покрывалом, до этого обретавшимся на кресле. В других комнатах та же ситуация, говорящая о том, что кто-то наводил здесь собственный порядок. И тут до Васьки дошло: а где портрет мамы?

Мамин портрет всегда висел в большой комнате. Папа сделал его вскоре после того, как мамы не стало. Отнес в фотоателье одну из самых удачных маминых фотографий, ее там увеличили и вставили в рамку. На этом портрете никогда не было траурной полоски, и это помогало поверить в то, что мама жива. Просто уехала далеко, и все. На портрете мама оставалось юной, ненамного старше самой Васьки, и такой красивой, что замирала душа. И вот портрет исчез.

И тут до Василисы дошло: это же Потаповна постаралась, не иначе! Только у нее были ключи от квартиры, только ей как кость в горле стоит любовь ее отца к своей покойной жене! Вот она и решила убрать с глаз долой даже такое невинное напоминание о «сопернице». Ну, мадам Нюхова, это тебе с рук не сойдет! Но куда же эта стерва засунула портрет? Вряд ли у нее хватило наглости унести его с собой. Васька принялась за поиски.