Ярослав вытащил какую-то купюру из кошелька и протянул, не глядя. Наверное, она была крупной, потому что женщина поперхнулась воздухом, выхватила у него деньги и ещё какое-то время стояла рядом, благодаря и шепча слова сочувствия. А мужчина не мог отвести глаз от того, то лежало у него на коленях. Потрогал непослушными пальцами, осторожно-осторожно, словно боялся причинить этим боль самой Нешке. Он знал, что Денис подошел и сел рядом, так, как будто посиделки на полу больничного коридора были для них обычным делом.

Невзоров услышал, как через некоторое время все та же санитарка остановилась и, коснувшись ладонью его плеча, шепнула:

— Я сбегала к нашим, которые на томограмме сидят. Цел у неё позвоночник.

— Спасибо, — с трудом проговорил Ярик, продолжая перебирать темную массу, перепачканную свернувшейся кровью.

Отрезанные волосы Агнессы.

Он смог начать нормально соображать только часа через полтора, но продолжал судорожно стискивать заплетенные в косу пряди:

— Мишка и Маринка дома одни.

— Ева уже давно с ними, — Денис с хрустом потянулся, вставая. — Идем.

— Куда? — Невзоров даже не попытался последовать его примеру.

— На свежий воздух. Поговорить надо.

— Подожди, — Ярослав резко стряхнул почти сонную одурь, которая владела им все это время. — Потом поговорим. У тебя есть в знакомых хороший нейрохирург?

— Есть. Николай Вениаминович, уже много лет работает в Склифе, — Романовский посмотрел на циферблат часов, оплетавших левое запястье. — Он должен вот-вот приехать. Раньше не получилось, сам понимаешь, путь не близкий.

— Понимаю. Спасибо, брат, — Яр до боли в костяшках сжал пакет с волосами Нешки. — Как и где это произошло? — Апатия сменилась лихорадочной жаждой деятельности.

— Подъем на дамбу железнодорожного моста. Её машина рухнула с виадука. А там высота… Агнессу доставили сюда, машину увез эвакуатор.

— Да *** с ней, с этой машиной! Потом как-нибудь заберу. Агнесса же очень аккуратно водит, почему так получилось?

Они вышли на улицу, не обращая внимания на влажную жару, от которой плавился не только асфальт, но и мозги.

— Очевидцы говорят, вроде, кто-то подрезал, вот она и попыталась уйти вправо, — Денис все чаще поглядывал на часы. Ева звонила, когда приехала к Ирмской домой, и после этого — тишина. И Романовскому это не нравилось, но оставить друга одного в такой ситуации тоже не мог.

— Давить нужно было, — зло прошипел Ярик. — У неё же внедорожник, как танк! До сих пор не могу понять, зачем женщине такая машина…

Дэн не стал говорить, что об авто можно уже говорить в прошедшем времени: то, что осталось целым после самой аварии, добили гидравлическими ножницами — двери намертво заклинило и Агнешку зажало в салоне. Хотя сам он этого и не видел, только общался с водителем привезшей девушку "Скорой", но становилось не по себе, когда представлял, какой силы должен быть удар, чтобы Эскалейд сжало, как консервную банку. И теперь все больше склонялся к мысли, что Еву за руль больше не пустит.

— Сейчас уже бесполезно об этом думать, — он все-таки не выдержал и набрал жене. — Привет, у тебя все хорошо? Да. Как они? Все понял, передам. Не перенапрягайся. Я тебя тоже, — Денис повернулся к Ярославу. — Дети напуганы и хотят, чтобы Ева привезла их сюда.

— Ни в коем случае.

— Она такого же мнения. Ты можешь сказать, что у вас вчера такого произошло, что моя жена настаивает на твоей кастрации? — Романовский не собирался лезть в дела чужой семьи, но тут замешана его собственная.

— Мы разводимся, — Невзоров сел на металлическую ограду, которая отделяла подъездную дорожку от чахлого палисадника.

— Документы по ребенку уже готовы?

— Нет. Агнесса мне изменяла.

Денис не стал озвучивать первую мысль — быть такого не может. Потому что в жизни бывает всякое, но все равно эти слова настолько не вязались с образом подруги Евы, что он справедливо усомнился:

— Ты уверен?

— Да.

— Не подумай, что мне нужны подробности, но…

— Представь ситуацию — Еве звонят среди ночи, она тайком, не предупредив тебя, срывается и едет в дом, в котором пропадает больше, чем на два часа. А потом её провожает мужик и целует перед тем, как посадить в машину. — Денис представил. И ему это очень не понравилось. — Плюс к тому, они и до этого виделись несколько раз в неделю, — Ярослав глубоко вдохнул и оттолкнулся ладонями от местами поеденного ржавчиной металла. — Я в отделение, может, уже закончили оперировать…

— Если она тебя предала, почему ты тут?

— Сам не знаю… И дети-то ни в чем не виноваты, а у неё нет родственников, присмотреть некому.

— Я понял.

— Как вы узнали?

— У Агнессы есть список контактов для таких случаев, в числе первых — номер Евы, она же её юрист.

К тому времени, как они, вдоволь надышавшись, вернулись на третий этаж, их там уже искала немного сонная медсестра, которая предложила пройти в кабинет завотделением. Им оказался импозантный мужчина лет пятидесяти, посмотревший на друзей с плохо скрываемым возмущением.

— Если вы не верите в квалификацию наших медиков, почему сразу не перевезли пациентку в другую больницу? — ответить ему никто не успел, потому что врач продолжил обличительную речь. — Без предупреждения к нам приезжает вызванный вами специалист, который утверждает, что его пригласил муж Ирмской.

Только теперь Денис и Ярослав заметили ещё одного персонажа, который совершенно не обращал внимания на недовольство хозяина кабинета и уткнулся носом в изображения на негатоскопе[2]. По контрасту с заведующим нейрохирургией, этот субтильный мужчина глубоко пенсионного возраста казался здесь совершенно посторонним. Ему больше подошло бы дремать на лавочке и играть с такими же божьими одуванчиками во дворе в шашки, чем вертеть во все стороны рентгеновские снимки, время от времени бормоча себе что-то под нос и цокая языком.

Романовский быстро подошел к нему, обменялся рукопожатиями, что-то там пошептал почти на ухо и кивнул в сторону Невзорова.

— Что там? — Ярик не стал дальше слушать недовольство оскорбленного в лучших чувствах доктора и сразу подошел к престарелому светилу столичной медицины.

— И вам здравствуйте, молодой человек, — кивнул дедушка в белом халате и ткнул пальцев во что-то на снимке. — Вот это видите?

— Да, — видеть-то он видел, но Невзоров даже затруднялся сказать, какая часть организма там запечатлена, не что найти какие-то отклонения. — И что?

— Уже ничего. Жить будет. Можете поблагодарить Сан Саныча, — он фамильярно ткнул пальцем в замолчавшего заведующего. — Мой ученик, — гордо добавил эскулап. — Милейший, — это уже тому самому ученику, — вы пока обсудите насущные вопросы с другом семьи, а нам тут с супругом пациентки пообщаться нужно, — и снова отвернулся, даже не пытаясь проследить, выполнили ли его распоряжение.

Но Александр Александрович, хоть недовольно и фыркнул, но из уважения к своему учителю возражать не стал, предложив Денису поговорить в другом месте.

Когда Ярослав остался наедине с Николаем Вениаминовичем, которого с трудом, но припомнил, все-таки больше пяти лет прошло с тех пор, как они виделись, профессор обратил на него по-детски наивный и по-орлиному зоркий взгляд:

— Травмы довольно тяжелые, но, если с головой все будет хорошо, то ничего особо страшного. В основном, сильные ушибы и несколько трещин в ребрах. Самое неприятное — черепно-мозговая травма, но гематомку вовремя убрали, показатели хорошие, так что скоро придет в себя. А вот в больнице месяц проведет, без этого никак. — Невзоров перевел дыхание и немного расслабился. Главное, что жива, остальное уже вторично. Мужчина сам от себя не ожидал настолько острой реакции. Даже будучи в бешенстве от её предательства, он готов был почти на все, чтобы у Агнешки все наладилось. Похоже, то пора брать себя в руки, а то так совсем в размазню превратится…

— Спасибо.

— Да на здоровье. Скажите, а ваша супруга не занималась каким-нибудь экстремальным видом спорта? Это не праздное любопытство, нужно знать, какие ещё были повреждения.

Ярик на секунду замешкался. Это-то тут при чем?! Но послушно ответил:

— Десять лет — художественной гимнастикой.

— Нет, не то, — врач снова прилип к снимку, на котором точно был рентген руки.

— Если вы о травмах, то шесть лет назад она перенесла… — он замялся, не зная, как лучше сказать, а потом выдал правду. — Её пытали. А в четырнадцать попадала в аварию. Почему вы спрашиваете? Какие-то осложнения?

— Как давно вы женаты?

— Чуть больше месяца.

— Это радует. Смотрите, — он поменял снимки, поставив другой, и карандашом условно обвел косточку, на которой было какое-то маленькое неровное уплотнение. — Это перелому ключицы месяцев семь-восемь, — новый кружок, уже в другом месте. — Здесь у нас трещина, ей года полтора. В общей сложности, таких по всему телу около десятка. И очень уж характерное расположение… — старичок отложил карандаш и зачарованно уставился на пленку, словно любуясь этими травмами.

Ярослав тоже не сводил глаз с подсвеченных изображений, пытаясь хоть что-то понять. Но ничего не получалось. На тренировках такие повреждения не заработаешь, поэтому…

— Как, по-вашему, она могла их получить? — голос слушался плохо, потому что Невзоров, в принципе, уже сделал вывод из сказанного, но он получался таким диким, что захотелось услышать опровержение. Но врач его только подтвердил:

— Это будет нарушением медицинской этики, но вы все-таки её муж… Несомненно, признаки домашнего насилия. Поэтому я и спрашивал, сколько женаты.

— Но мы могли сначала жить гражданским браком, а потом зарегистрироваться, — в голове был полный сумбур, поэтому, даже понимая, что несет бред, Ярик не мог замолчать. В противном случае, придется думать о том, что его, твою мать, ЕГО женщину в течение нескольких лет избивала какая-то мразь!