— Миш, тебя это тоже касается. Я не заставляю, и это не жалость. Мы с Мариной хотим, чтобы ты жил с нами, но решать тебе.

— А если я откажусь?

— Мы расстроимся и будем скучать. Очень-очень.

Девчушка, которая не понимала, почему друг не хочет идти к ним жить, тронула его руку ладошкой и медленно, помня, что он ещё не все понимает, показала:

"Нам будет весело. Пожалуйста".

Мишка опустил глаза, не зная, что сказать. Ему очень хотелось согласиться, но он боялся. Не того, что Агнесса Вацлавна будет его обижать, он прекрасно знал, что самое страшное, на что она способна это отругать строгим голосом. И мальчик больше всего боялся именно увидеть разочарование на её лице. Даже удары не причиняли такой боли, как это самое расстройство. Просто ему вдруг показалось, что, если согласится и пойдет к ним, произойдет ещё что-то, и он снова останется один…

— А мне нужно будет называть вас мамой?

Агнешка задержала дыхание, понимая, что уже выиграла. Миша был подсознательно согласен, только ещё немного сомневается.

— Твою маму Катю никто не заменит, ни я, ни другая женщина. Поэтому не прошу, чтобы ты называл меня так. Но, если захочешь, я не буду против.

Мальчик кивнул, соглашаясь с таким доводом, но все ещё колебался:

— А ответить надо прямо сейчас?

— Нет, ты можешь подумать пару дней и потом сказать. Идет? — она протянула ему руку для пожатия. Мишка немного недоуменно посмотрел на протянутую кисть, словно не её судорожно сжимал последние трое суток, и осторожно, едва касаясь, взялся за пальцы Агнессы. — Я не знаю, как вам, а мне хочется кушать. Идете со мной? — девушка поднялась, сжимая в одной ладони ручку Маринки, а вторую так и не отняла у Миши. Он, все ещё продолжая сидеть, не сводил глаз с их переплетенных пальцев, не зная, что сказать или сделать. Но ему очень хотелось заплакать, только присутствие девочки останавливало, ведь она не ревела, даже когда, играя, разбила до крови коленку… — Донь, сходи к тете Тане, скажи, что мы скоро будем, пусть варит горячий шоколад.

Девчушка, обожавшая смотреть за самим процессом приготовления любимого напитка, немного растерянно посмотрела на Мишу, потом на маму, но послушно убежала на кухню.

Агнешка же опустилась перед мальчиком на колени и, обняв, прошептала:

— Нет ничего постыдного в том, чтобы оплакивать тех, кого любишь.

— Мужчины не плачут, — он не смог сдержаться от искушения и прижался уже мокрой щекой к плечу Агнессы Вацлавны.

— Плачут, просто позволяют видеть свои слезы только самым близким, — она осторожно укачивала всхлипывающего ребенка, пытаясь сдержаться и присоединиться к нему. Хотя… Девушка немного отклонилась, так, чтобы он заметил крупные прозрачные капли, медленно ползущие по её щекам. — Не горюют по тем, кто этого не достоин. А твоя мама была замечательной.

Она больше ничего не сказала, потому что детское тельце затряслось от тщательно подавляемых до этого рыданий:

— Я так хочу снова к маме…

— Знаю, хороший мой, — она его прекрасно понимала, вспоминая свой ужас и ощущение полной дезориентации, когда дядя Валик сказал, что её родители погибли. — И это никогда не пройдет. Ты всегда будешь по ней скучать. Но ты можешь поступать так, чтобы она гордилась своим мальчиком, — Неша чувствовала, как от слез промокает футболка, но не делала никаких попыток отстраниться. Пусть физически Миша не был её сыном, но это не уменьшало боль, разрывающую сердце, при виде страданий ребенка…


"Миша теперь будет моим братом?"

Это вопрос, заданный Мариной вечером, когда Нешка, с трудом успокоив и покормив Мишу, уложила его спать и теперь расчесывала волосы дочери, застал её врасплох.

— Не совсем.

"Как это?"

Маришка смотрела на маму в зеркало, так что ей не приходило поворачиваться, чтобы объясняться знаками.

— У Миши другие родители, но их больше нет с ним, поэтому он будет жить с нами. А его бабушка слишком старенькая, и не может присматривать за внуком.

Девочка задумалась, закусив губу и нахмурив бровки. Она не могла понять, как это — будет жить с ними и может называть её маму своей, но не брат?

"А ты будешь для него новой мамой?"

— Я буду его воспитывать, — несмотря на то, что дочурка была развита не по годам, все же Нешка не знала, как объяснить ей, что такое опекунство. — Он будет все время с нами, но у него другая фамилия, потому что у Миши другие родители, — мерное движение по темным блестящим волосам Маринки успокаивало её, и девушка с удовольствием возилась с кудряшками. Хоть цвет девочка унаследовала от неё, но у самой Агнессы пряди были совершенно прямыми, тогда как у дони — легкими и пушистыми, как зонтики одуванчика.

"И если он будет плохо себя вести, ты можешь отдать его обратно?" — от этого вопроса девушка едва не выронила расческу.

— Нет, конечно! Если он придет в наш дом, то останется там до тех пор, пока сам не захочет уйти. А почему ты так подумала?

"Ты же не будешь его мамой", — упрямо стояла на свое кроха, не понимая, как её мамочка, которой она гордилась и старалась во всем подражать, может не понимать таких простых вещей. — "А если не мама, то может отдать".

Нешка опустилась на пол, сраженная логикой дочери. Хотя девушка и занималась уже несколько лет проблемами детей и женщин, попавших в трудные ситуации, она никогда не рассматривала разницу между усыновлением и опекунством с такой точки зрения. Это взрослому человеку можно объяснить различие, пользуясь юридическими терминами и прочей словесной мишурой. А детям не было разницы, как это называется, для них она определялась только одним — мама ты или нет.

Она уложила Марину спать, почитав и посидев с ребенком, пока та не уснула, но мысли упорно возвращались к словам дочери. И с каждой прошедшей минутой Нешка понимала, что девочка ведь права. Вопрос только в том, готова ли сама Агнесса не просто взять на себя ответственность за воспитание ещё одного ребенка, а сделать его полностью своим. Она была согласна с тем, что чужих детей не бывает, но усыновить Мишку значило для неё гораздо больше, чем просто дать ему все необходимое. Девушка даже не могла сформулировать, что такое быть мамой. Не спать, волноваться, постоянно думать — это больше физиология. Скорее, дуть на ссадину, появившуюся на любимой коленке и внутренне плакать кровавыми слезами, понимая, что твое дитя испытывает боль. Пережив очень трудное младенчество Марины, Нешка сама себе обещала, что больше детей у неё не будет. Не потому что боялась тягот беременности или повторения того порока, который достался дочери, а из опасения, что второй раз она просто морально этого не выдержит.

Сейчас же, глядя на спящего ребенка, все эти размышления казались такой ерундой. Ради счастья материнства она была готова на гораздо большее, чем полная эмоциональная завязка на существе, которое лично для тебя является центром вселенной. И, похоже, что таких существ станет на одного больше…


— Поймите, мы не сомневаемся в том, что вы сможете стать для мальчика хорошей матерью, — полная, уже достаточно пожилая женщина смахнула пот со лба и протерла платком запотевшие стекла очков в несколько старомодной роговой оправе. — Но есть определенные требования к усыновителям.

— В законе нет запрета для усыновления в неполные семьи, — Нешка была внешне совершенно спокойна, хотя внутренне была уже на грани срыва.

— Именно поэтому каждый конкретный случай рассматривается отдельно, — инспектор недовольно поджала губы, глядя на сидевшую перед ней девушку. Тоже, королевна нашлась! Если муж оставил много денег, так сразу думает, что для таких есть специальные законы. А ведь ещё неизвестно, от чего он помер, может, молодая жена и помогла…

— С чем тогда связаны ваши колебания? — Агнесса удержалась от желания скрестить руки под грудью, закрываясь от взгляда женщины, в котором сверкала неприкрытая зависть и почти ненависть. Девушка не совсем понимала, чем именно вызваны такие эмоции, да ей было и все равно, лишь бы перестали твердить, что она не может усыновить Мишу, поскольку является матерью-одиночкой.

— Вы ещё молоды, можете выйти замуж, и, кто знает, как новый муж отнесется к детям, тем более, что один из них — приемный, а вторая — инвалид, — инспекторша постаралась выдавить сочувственную улыбку, но нотка скрытого злорадства все равно выдавала неискренность. Выкуси, фифа! Приехала тут вся из себя, и думает, что перед ней будут кланяться. Не на тех напала! Покойный муж стольких детей угробил своими наркотиками, что, будь её воля, и родную дочь у этой тощей выдры бы отобрали. Только, видно, не зря ходят слухи, что она продолжает "дружить" с тем, кто заменил Якута — только от суммы, которая была указана в представленной справке из налоговой можно было инфаркт получить. Такие деньжищи честным трудом не заработать!

— То есть, все, кроме моего семейного положения, вас устраивает? — Агнешка никогда раньше не сталкивалась с той, кто говорил последнее веское слово на все заявления об усыновлении, но теперь искренне сочувствовала как потенциальным родителям, так и деткам. Неудивительно, что у них в городе такой маленький процент усыновлений.

— Совершенно верно, — женщина провела рукой по выкрашенным в темно-красный цвет волосам, поправляя прическу.

— Хорошо, я поняла ваши доводы и приняла их к сведению, — Неша поднялась во весь и так немаленький рост, усугубленный высокими каблуками. В повседневной жизни девушка выглядела подобным образом очень редко, но именно в таких случаях меняла привычные джинсы и футболки на более цивилизованные наряды. Почему-то бледная, непритязательно одетая девушка с заплетенными в косу волосами не вызывала доверия у чиновников всех видов и положений.

Стоя на ступеньках департамента семьи, опеки и попечительства, Агнесса с удовольствием вдыхала раскаленный знойный воздух, казавшийся удивительно свежим после духоты приемной. Мысли упорно разбегались, и девушка сожалела только об одном — что Ева сейчас далеко. Уж она бы сразу привела четкие и весомые аргументы, но беспокоить подругу не хотелось. Все-таки, новости не самые радостные, а беременную женщину не нужно лишний раз расстраивать.