Один из них, видимо как раз тот второй, который не брат, — позвонил сегодня утром и Кате, представился Алексеем Дмитриевичем Березиным и попросил подозвать к телефону ее маму. Катерина ответила, что мама будет ближе к обеду. Тогда он попросил связаться с ним, как только она приедет и дал номер своего мобильного.

— Катя, ты ведь большая, умная девочка. Прошу тебя, не выходи из дома одна. Я приеду вечером. Мне очень нужно поговорить с тобой и с твоей мамой. Это касается твоей подруги Лизы Гориной.

— Я поняла, — согласно кивнула она.

— А с кем ты сейчас дома?

— Одна, бабушка ушла гулять. Да вы не волнуйтесь, Алексей Дмитриевич, я все понимаю, не маленькая уже, — серьезно ответила Катя.

Бабушка вчера долго отчитывала ее за отлучку и грозилась все рассказать маме, поэтому хитрая Катерина и ей ничего не рассказывала. Просто выдумала, что встретила на улице одноклассницу и заболталась с ней.

«Придется признаться!» — думала она, выстукивая каблучками по замерзшим лужам.

Этой ночью на город свалилась настоящая зима. Снег, не переставая, сыпал с неба всю ночь, и к утру на улице намело целые сугробы. В воздухе пахло свежими апельсинами. Почему-то для Катьки свежий мороз всегда пах апельсинами и огурцами. Катька, в отличие от своей подруги, очень любила и зиму и зимние праздники, которые уже не за горами. Скоро мама купит большущую разлапистую елку, а кот Тимофей, по старости лет отличающийся сварливым нравом, будет шипеть на нее, пугать, и пытаться точить о шершавый ствол свои когти. Мама, как всегда, начнет на него за это ругаться, потому что будет переживать, что дерево упадет на буфет и непременно разобьет стекло. Елка будет одуряюще пахнуть смолой, которая прозрачными янтарными капельками выступит на стволе между веток. А еще бабушка обязательно достанет с антресолей коробку, в которой весь год томятся, дожидаясь своего часа, волшебные старые елочные игрушки: самолетик с полустертой надписью «СССР», прожектора в глубине которых переливаются узоры, похожие на неизведанные лунные кратеры, хрупкие разноцветные шишки, обсыпанные вкусно-скрипучим искрящимся снегом, желтый цыпленок и пингвин на прищепках, снеговичок с лыжами за спиной, шарики со звездочками и снежинками на гладких блестящих боках… Несмотря на свой солидный, уже совсем не детский, как она считала, возраст, Катька всегда с нетерпением ждала эту самую необыкновенную и сказочную ночь. Как пристально она ни следила, но маме и бабушке каждый раз удавалось-таки положить подарки под елку так, что она этого не замечала. Восторг от того, что она испытывала, разворачивая приятно шуршащую подарочную бумагу, нельзя сравнить ни с чем! В их семье никогда не клали подарки в пакеты, какими бы красочными и нарядными они ни были. Только в бумагу! Аккуратные свертки перевязывались разноцветными ленточками и бантиками. Катька всегда просто с ума сходила от самого процесса упаковки: бумага рвалась, расходилась, не хотела заворачиваться, бантики выскальзывали из рук, скотч прилеплялся куда угодно, только не туда, куда было нужно. Катька пыхтела над этим по нескольку часов, но какое наслаждение подложить все эти коробки и коробочки под зеленые колючие лапы!.. А первого января обязательно придет Лиза, и они отправятся гулять и кататься с ледяной горки…

Неожиданно Катька остановилось. Вокруг было много людей идущих по своим важным и не очень важным делам. В ту же секунду на Катьку налетела какая-то тетка в шапке, по виду напоминающей копну старого слежавшегося сена, влекущая за собой прицепом клетчатую скрипучую тележку на колесиках.

— Чо встала-то посредь дороги? Не видишь, люди спешат, а эта стоит тута, как у себя дома! — тетка с силой оттолкнула Катьку в сторону и с утроенной силой заторопилась в сторону метро. Тележка послушно заскрипела вслед за хозяйкой, подпрыгивая на ледяных кочках.

Катерина потерла ушибленную руку и вдруг почувствовала на себе чей-то взгляд. Она читала о таком в книжках, но будучи прожженной реалисткой, как она называла себя сама, конечно же, ни во что такое никогда не верила.

— Да чушь это все, Лизка! — доказывала она подруге свою точку зрения, — Как можно почувствовать то, что нельзя почувствовать в принципе? Вот ты чувствуешь, как я тебя хватаю за руку, а? Чувствуешь! А взгляд? Что это такое? На самом деле на тебя ведь постоянно кто-нибудь да смотрит. Особенно в людном месте. Ты же не падаешь в обморок, не теряешь сознание, не пугаешься.

— Но, Катька, писатели же тоже не дураки, почему же тогда они чуть ли не в каждой книжке пишут «прожег взглядом» и тому подобное! Может все-таки что-то в этом есть? — возражала Лизавета, склонная к романтическому восприятию действительности.

— Брось ты, Лизка! Все это сказки для нервных и неуравновешенных барышень!

Сама Катька никогда не причисляла себя к категории «нервных и неуравновешенных барышень». Но сейчас, она могла бы поклясться, что на нее кто-то очень пристально и изучающе смотрит. Ей вдруг стало очень неуютно и жутковато. А может, все-таки зря она пошла к метро? Ведь Алексей Дмитриевич предупреждал, что нельзя выходить из дома. Но как же она не встретит маму? Если бы она отказалась прийти, пришлось бы сразу во всем признаться.

Рука машинально нащупала в кармане гладкий полированный корпус мобильного телефона. Телефон был подарен мамой на прошлый день рождения, и Катька им очень гордилась. В школе использовать телефон строжайше запрещалось. Нападешь на какую-нибудь там Олесю Витольдовну — так могут и отобрать, не дай Бог!.. Аппаратик был маленький, приятного золотистого цвета и крышечка вкусно чмокала, когда Катька закрывала телефон после очередного разговора. Разговаривала она преимущественно с мамой и с Лизкой. Причем у Лизы не было такого телефона, и Катька звонила ей на домашний, за что на нее постоянно ворчала бабушка, называя ее транжиркой. Но как это здорово, — разговаривать не из коридора, а из своей комнаты, по своему личному телефону! Катька чувствовала себя по-настоящему взрослой и очень самостоятельной девушкой, когда звонила с этого шикарного, по ее представлениям, телефончика. А на предстоящий День рождения мама обещала подарить компьютер. Катька долго уламывала ее, мотивируя это тем, что маме самой не придется каждый раз таскать с работы ноутбук, когда она приезжает к ним с бабушкой.

Она набрала знакомый номер, но равнодушный голос оператора сообщил ей, что «абонент», то есть мама, находится вне доступа сети, то есть в метро. Так и есть — она взглянула на часы на дисплее — до встречи оставалось еще целых двадцать минут. Жаль, что она не догадалась взять номер того бравого оперативника, Березина, кажется, который звонил сегодня утром. Хотя с другой стороны, что бы она ему сказала? «На меня кто-то смотрит, прожигает взглядом, и я боюсь!» Это вообще чушь какая-то! Катерина сунула «оператора» в карман и решительно двинулась в сторону станции. В тот же момент она почувствовала, как что-то острое и холодное прошло сквозь курточку и кофту и больно воткнулось в предплечье. Кто-то тут же подхватил ее под руку. Сознание замутилось, а воздух из морозного и приятного, пахнущего апельсинами и огурцами, вдруг превратился в маслянистую, густую и зловонную субстанцию, заливающую нос и горло… Ноги стали ватными и тело уже не подчинялось ей. Она чувствовала, что по дороге движется не она, Катя Долгова,  а ее тень. Рядом находился какой-то незнакомый человек, который вел ее за собой, крепко поддерживая под локоть. Этот кто-то что-то говорил и даже смеялся. Катя покорно перебирала ногами и скорее инстинктивно, чем на самом деле, понимала, что идет в противоположную от метро сторону. Последнее, что запомнила Катя Долгова, перед тем как потеряла сознание, была большая красная машина, куда ее втолкнула невидимая сильная рука…

* * *

За окном наступил очередной ноябрьский день. А, может быть, уже и декабрьский? В последние десять лет для Антонины Владимировны Филипповой все дни были абсолютно одинаковыми. Она даже не смотрела в календарь, да и не было у нее календаря. Она и без него помнила все даты своей жизни. День свадьбы, день рождения сына, мужа, доченьки… А еще дни смерти Мишеньки и Машеньки. Сын Витя тоже умер, только дата еще не определена. Нет у нее сына. Есть чужой человек, который приходит раз в месяц, оставляет немного денег, продуктов и оплачивает квитанции за квартиру, газ, электричество… За телефон счета всегда очень маленькие. Кому ей звонить-то? Витя свой номер не дает. Говорит, что телефон рабочий. А подруги все уж на том свете, рядом с Машенькой и Мишенькой. Только она что-то на этом свете задержалась…

Антонина Владимировна раздвинула тонкие полинявшие от времени и бесчисленных стирок шторки в кухне и налила в чашку, где болтался сиротливый пакетик дешевого чая, кипяток. Маленькая кухня тут же наполнилась запахом перепаренного веника.

Когда-то давным-давно она была безмятежно счастлива. У нее была любящий муж, дети, любимая работа. Между родителями мужа и ней сразу же установились теплые отношения, Антонина искренне полюбила свою свекровь и та стала для нее непререкаемым авторитетом на долгие годы. Варвара Афанасьевна была женщиной властной и очень обеспеченной. Много раз она заговаривала о наследнике, и когда родился Витя, радости ее не было конца. Свекровь сразу же переписала в завещании все свое имущество на него, а Антонина Владимировна с Михаилом не возражали: мальчик, наследник, любимый сын!.. А им хватит и того, что зарабатывали они сами. Кто же знал, что очень скоро жизнь повернется совершенно иначе?..

Она знала, что теперь у сына есть семья: жена и сын. Но на свадьбу он не звал, с внуком видеться запретил, с невесткой не познакомил. Поначалу Антонина Владимировна не понимала, почему сын вычеркнул ее из своей жизни; однажды она даже робко намекнула на то, что жаль, что родилась не девочка, а мальчик и как хорошо было бы назвать внучку Машенькой. Гримаса злости и ярости на миг появившаяся на лице сына исчезла так быстро, что потом она подумала, что ей все это просто показалось. Со временем Антонина Владимировна смирилась со своим одиночеством. В конце концов, это их право… А ее боль и ее любовь всегда с ней, в ее сердце. С полки старого серванта, со старой пожелтевшей фотографии, на нее смотрели улыбающиеся лица мужа и маленькой девочки. Никогда не простит она себе, что родила Машеньку так поздно. Ведь врачи предупреждали, что ребенок, рожденный в возрасте после тридцати пяти подвержен риску. Но Мишенька так хотел доченьку! Беременность протекала непросто, роды были долгими и сложными, а Машенька родилась слабенькой и болезненной. И все же они были безумно счастливы, что в их жизнь вошло это ясное солнышко! Миша поднял все свои связи, нашел нужных людей, написал целую кипу писем и прошений, и наконец-то, перед ними появилась реальная надежда на спасение Машеньки. Хирурги Мюнхенской университетской клиники брались за проведение операции. Прогнозы были самыми оптимистичными, и хотя деньги требовались большие, они с Мишей решили продать шикарную трехкомнатную квартиру в центре Москвы, — единственное наследство, оставленное родителями им лично. Все остальные деньги уже давно хранились на отдельном счету и принадлежали их сыну. Вырученной от продажи квартиры суммы вполне должно было хватить и на операцию, и на последующую реабилитацию и на жизнь в Германии. Но мечтам сбыться было не суждено. Маленькая Маша умерла во сне… Миша, не вынеся горя, тихо скончался сразу же после дочки. Остался только Витенька. Но оставшись с сыном вдвоем, Антонина Владимировна не узнала своего мальчика, — так он изменился за последний год. По прошествии времени, Антонина Владимировна честно призналась себе, что в то время она очень мало времени уделяла сыну: сначала больная малышка, потом умирающий у нее на руках муж… Ей казалось, что она прожила за этот год еще одну, очень несчастную, полную горя и отчаяния жизнь. Совершенно разбитая и подломленная обрушившимися на нее несчастьями, она так и не нашла в себе сил вернуться на работу. Накоплений, которые она сделала вместе с покойным мужем, вполне хватало на ту жизнь, что теперь она вела. Витенька был обеспечен, а ей много не нужно было. Именно в этот момент, наверное, и произошел тот раскол, плоды которого пожинает она до сих пор. Теперь денег почти не осталось, — только то, что давал сын и плюс нищенская пенсия в три рубля. Квартиру она согласилась переписать на сына, а сама без возражений перебралась в Новогорск, где Витя приобрел для нее однокомнатное жилье. Она вовсе не считала себя обделенной — и в самом деле, все деньги по завещанию принадлежат сыну, так решила свекровь и не ей осуждать ее…