– Ты проиграла! – усмехнулся он, подхватывая жену.

– Да, но всему виной чересчур длинная юбка, а не ваше искусство владения шпагой! – весело парировала она, торопливо отступая и пытаясь отдышаться. Грудь тяжело вздымалась и опускалась, но темная краска, выступившая на щеках, очевидно, была результатом не столько усилий, сколько прикосновения мужа.

– Вам следовало бы дать мне фору, – упрекнула она. – Что ни говори, а вы вдвое сильнее.

– Верно, – кивнул он без малейших признаков раскаяния, – но я не воспользовался своим преимуществом. Более того, ты забываешь, что я намного тебя старше. Александра, смеясь, вызывающе подбоченилась:

– Вы настоящая древность, милорд. Через год-другой, пожалуй, будете проводить дни в кресле, с шалью на плечах, а Генри станет мирно дремать у ваших ног.

– А где в это время будешь ты? – осведомился он, притворно хмурясь и сгорая от желания сжать ее в объятиях. Девушка кокетливо покосилась на него:

– В детской, играть с куклами, как пристало моему нежному возрасту.

Джордан громко захохотал, представляя, что за сплетни поползли бы в обществе, знай его досточтимые члены, с каким полнейшим отсутствием почтительности обращается с ним эта деревенская восемнадцатилетняя девчонка!

– Но где же еще мне быть, – лукаво осведомилась Александра, – если не в детской?

«У меня на коленях, – безмолвно ответил он. – Или в моей постели».

Смех мгновенно замер, и девушка в ужасе прижала ладони к щекам, глядя куда-то вдаль, поверх его плеча.

– Господи помилуй!

Джордан резко обернулся, чтобы понять причину ее неожиданного оцепенения, и заметил стоявших плечом к плечу всех шестерых сопровождающих лакеев, двух кучеров и двух форейторов. Удивленные лица прислуги недвусмысленно свидетельствовали о том, что она невольно стала очевидцем не только поединка, но и дальнейшего обмена колкостями между герцогом и герцогиней. Губы Джордана плотно сжались, ледяной взгляд лучше всяких приказов заставил слуг молниеносно исчезнуть.

– Весьма впечатляюще, – пошутила Александра, застегивая блузку. – Я имею в виду то, что вы проделываете одними глазами, – пояснила она, осматриваясь в поисках «сэра» Генри. – Вы убиваете взглядом, и шпага вам ни к чему. Это природный талант или умение, которое приобретается позднее и присуще лишь людям вашего положения и происхождения?

Она нашла Генри, увлеченно рывшего землю под кустом, и прижала к себе.

– Ваша бабушка тоже прекрасно это умеет. При одном ее виде я дрожу от страха. Вы не подержите это немного?

И прежде чем Джордан сообразил, о чем идет речь, она сунула ему в руки шляпку, ротонду и щенка.

– Пожалуйста, отвернитесь, пока я надену чулки. Джордан покорно подчинился, невольно представляя потрясенные лица друзей, в комическом ужасе взирающих на него, двенадцатого герцога Хоторна, владельца самых обширных земель и самого огромного состояния в Англии, стоящего в эту минуту на поляне с грудой одежды и назойливым щенком, норовящим лизнуть его в губы.

– Кто научил тебя фехтовать? – поинтересовался он, когда они направились к экипажу.

– Отец. Мы часами упражнялись вместе каждый раз, когда он приезжал домой. Ну а в его отсутствие я практиковалась с братьями Мэри Эллен и со всеми, кто соглашался, так что иногда отец даже восхищался моими способностями. Скорее всего, поскольку я не обещала стать ослепительной красавицей в будущем, его забавляла сама мысль о том, чтобы превратить меня в сына. Правда, возможно, он просто любил фехтовать и не знал, как иначе убить время.

Александра и представления не имела, какая боль и презрение к отцу звучали в ее голосе.

– Александра! Девушка оторвала взгляд от проплывавшего мимо пейзажа. Вот уже два часа, с самого их шуточного поединка, герцог наблюдал за ней со странным задумчивым видом, заставлявшим ее крайне неловко себя чувствовать.

– Да?

– Ты сказала, что отец не слишком часто появлялся дома. Где же он проводил время?

Темная тень затмила блеск глаз, но тут же исчезла, стертая намеренно равнодушной улыбкой.

– Отец навещал нас два-три раза в год и оставался недели на две. По большей части он жил в Лондоне. И скорее был гостем, чем главой семьи.

– Прости, – извинился Джордан, действительно сожалея, что вызвал ее на разговор о человеке, очевидно глубоко ранившем сердце девочки.

– Не стоит… Но если бы вы смогли относиться более снисходительно к моей матери, я была бы вам очень благодарна. Когда-то мама считалась самой очаровательной и веселой женщиной во всей округе, но после смерти отца она… она сама не своя.

– И поэтому взвалила бремя управления домом и слугами на четырнадцатилетнего ребенка, – уничтожающе бросил Джордан. – Я видел это жилище и встречался с твоими родственниками. Несладко же тебе пришлось.

Она расслышала нотки гнева в его сухом тоне, и любовь к этому человеку стала почти нестерпимой – ведь он заботился о ней!

Однако девушка покачала головой, не желая принимать его жалость:

– Это было не так плохо, как вы считаете. Боже, как прекрасно сознавать, что кто-то о тебе беспокоится! Александра не знала, как сдержать нежность и благодарность, которые в этот момент испытывала к мужу, Не в состоянии высказать словами все, что ощущает, она осторожно вытащила из ридикюля тяжелые золотые часы с цепочкой. Для Александры эта вещь была священной – самая ценная собственность человека, которого она обожала. Девушка протянула часы Джордану и, когда тот с недоумением их принял, пояснила:

– Они принадлежали дедушке. Подарок шотландского графа, который восхищался его знанием философов древности.

Даже сейчас, при виде часов, лежавших на большой ладони Джордана, ее глаза увлажнились. Голосом, дрожащим от мучительно-трогательных воспоминаний, она прошептала:

– Дедушка хотел бы, чтобы я отдала их вам. Вы бы ему понравились.

– Сомневаюсь! – уверенно заявил Джордан.

– Непременно понравились бы! Он часто говорил, что я должна полюбить благородного человека.

– То есть аристократа? – неверяще пробормотал Джордан.

– Нет-нет. Человека с благородной душой. Такого, как вы.

Не зная, что Джордан уже является обладателем нескольких куда более красивых золотых часов, Александра пояснила:

– Я, с разрешения герцогини, послала одного из ваших лакеев к себе домой, и Пенроуз отдал ему часы. Джордан крепко сжал подарок.

– Спасибо, – только и ответил он.

Она отдала ему две самые дорогие вещи, которые имела, – свою любовь и золотые часы. И каждый раз он отделывался сухой благодарностью. Очевидно, столь бесценные дары вызывали у него неловкость.

Смущенное молчание, неизменно наступающее вслед за тем, как кто-то открыл душу и понял, что был слишком откровенен, воцарилось и теперь. Вскоре мягкое покачивание экипажа вкупе с воздействием плотного обеда убаюкало Александру. Однако, несмотря на мягкие сиденья, она так и не смогла устроиться поудобнее и задремать. Девушка пробовала прислониться к спинке, но при каждом толчке ударялась головой и просыпалась. Наконец, выпрямившись, Алекс скрестила руки на груди и прикрыла глаза. Но тут колеса попали в рытвину, и девушку резко бросило вправо. Она едва удержалась, чтобы не сползти на пол.

Джордан сочувственно хмыкнул и похлопал по свободному месту рядом с собой.

– Буду счастлив предложить мое плечо вместо подушки, миледи.

Александра приняла приглашение с сонной благодарностью и примостилась на мягком сиденье, но, вместо того чтобы просто подставить плечо, Джордан обнял жену, так что она уютно устроилась у него на плече.

«Миледи», – подумала Алекс, проваливаясь в сон. Как прекрасно звучит в его устах это слово.

Землю уже окутали сумерки, когда она открыла глаза и с ужасом поняла, что лежит едва ли не на Джордане. За это время он изменил положение так, что упирался спиной в дверцу экипажа, а ноги положил поперек сиденья. Александра свернулась калачиком в объятиях мужа, обхватив его за талию и переплетясь с ним ногами.

Испугавшись, что Джордан может проснуться и увидеть ее в такой непристойной позе, Александра осторожно подняла голову с его мускулистой груди и присмотрелась к нему сквозь полуопущенные ресницы. Сон смягчил обычно холодное выражение загорелого лица, разгладил резкие черты. Сейчас он выглядел куда менее грозным и неприветливым… совсем молодым, почти мальчишкой и… и бодрствующим!

Глаза Джордана широко распахнулись, но он тут же свел брови, пристально всматриваясь в жену. На какую-то долю секунды в его взгляде блеснуло недоумение, словно он не узнавал ее; впрочем, оно тут же сменилось восхитительно-теплой, немного ленивой улыбкой.

– Хорошо спала?

Александра, слишком потрясенная, чтобы шевельнуться, кивнула и захотела привстать, но он сжал руки чуть сильнее, притягивая ее ближе.

– He уходи, – прошептал он, жадным взглядом пожирая ее мягкие губы, прежде чем бережно коснуться трепещущих век. – Останься со мной.

Он хотел, чтобы она его поцеловала, поняла Александра, полная бурлящей радости и неясных предчувствий: в этих неотразимо манящих серых глазах сверкало недвусмысленное приглашение. Девушка застенчиво прильнула к его губам, и муж тотчас положил руку ей на поясницу, медленно погладил ее по спине, ободряя и успокаивая. Его губы шевельнулись, словно побуждая ее сделать то же самое, и когда она последовала его примеру, Джордан положил свободную руку на ее затылок; пальцы неспешно, дразняще скользили по шее, а другая рука продолжала ласкающе поглаживать спину.

Джордан целовал ее бесконечно долгими, опьяняющими поцелуями, распаляя ее страсть. Его язык обводил линию сжатых губ, стремясь приоткрыть их, потом проник внутрь, дразня легкими прикосновениями, пока Александра, сгорая от лихорадки желания, не ответила ему тем же. И тотчас мир будто взорвался. Джордан рывком притянул ее к себе, крепко прижимая к мгновенно затвердевшему доказательству своего желания, а язык стал дерзко вторгаться в ее рот в каком-то безумно возбуждающем запретном ритме, от которого тело Александры пронзали молнии неукротимого наслаждения.