Александра склонила голову набок, но не смогла припомнить ни древнего, ни современного философа, который сказал бы нечто подобное.

– Кому принадлежат эти слова? – Мне, – хмыкнул дед.

Ее ответный смех прозвенел колокольчиком, наполняя комнату солнечным весельем, но девочка, столь же внезапно став серьезной, нахмурилась:

– Папа разочарован, что я так и не выросла хорошенькой; я вижу это, когда он приезжает погостить. У него были все причины ожидать, что я хотя бы с годами стану лучше, ведь прекраснее мамы никого нет, да и папа тоже красив, и кроме того, он четвероюродный брат жены графа.

С трудом скрывая отвращение к зятю и его сомнительным претензиям на весьма отдаленное родство с неизвестным графом, старик многозначительно процитировал:

– «Происхождение ничто там, где нет места добродетели».

– Мольер, – машинально пробормотала Александра. – Но ты должен признать, судьба была к папе чрезвычайно несправедлива, подарив дочь с такой невыразительной внешностью. Почему мне не суждено быть высокой блондинкой? Это куда приятнее, чем выглядеть маленькой цыганочкой, как считает папа.

Она вновь стала изучать бабочку, а глаза мистера Джимбла сияли восторгом и любовью. Разве можно назвать его внучку обычной, невыразительной, ничем не примечательной личностью? Когда девочке минуло всего четыре года, он стал учить ее азам чтения и письма, в точности как и других деревенских детей, доверенных его воспитанию, однако ум Алекс оказался куда более тонким, а способности поистине прекрасными. Она все схватывала быстрее и точнее, чем ее сверстники. Дети крестьян были равнодушны к наукам и посещали школу всего несколько лет, прежде чем начать трудиться с родителями на полях. Вскоре они женились, рожали детей, и жизненный круг замыкался Но Алекс была наделена неутолимой жаждой знаний.

Старик улыбнулся. Последуй он собственным юношеским склонностям и идеалам и останься холостяком, посвятившим жизнь науке, Александра Лоренс не появилась бы на свет. Но Алекс была поистине даром миру. Его даром. Сама мысль об этом сначала воодушевила мистера Джимбла, но тут же смутила, потому что чересчур отдавала неуместной гордостью. Однако старик не мог подавить радость и удовольствие, охватившие его при взгляде на кудрявое дитя. Она оправдала все его надежды, мечты и стремления. Воплощенные нежность и свет, ум и неукротимая воля. Слишком неукротимая, возможно, и слишком чувствительная, поскольку девочка просто из кожи вон лезла, пытаясь угодить своему мелочному, тщеславному отцу во время его редких визитов.

Хотел бы он знать, кому она достанется в жены. Мистер Джимбл искренне надеялся, что ее муж не будет походить на избранника дочери. Та не обладала глубиной характера Алекс, была слабой и тщеславной… Избалованное дитя! Поэтому Фелисия и стала женой человека, подобного себе. Но Алекс заслуживает лучшего. Гораздо лучшего.

Александра с обычной наблюдательностью заметила, как помрачнел дед, и немедленно бросилась утешать его.

– Ты плохо чувствуешь себя, дедушка? Снова голова болит? Может, растереть тебе шею?

– Немного болит, – признался мистер Джимбл, окуная перо в чернильницу и выводя фразы, которым будет суждено превратиться когда-нибудь в «Полное жизнеописание Вольтера».

Девочка зашла ему за спину и попыталась своими маленькими ручками снять напряжение в мышцах шеи и плеч.

Наконец она отстранилась, но что-то тут же пощекотало щеку старика. Тот рассеянно почесал зудевшее место, однако мгновение спустя зачесалась шея, потом правое ухо, и мистер Джимбл с трудом скрыл улыбку, поняв, что это внучка исподтишка орудует пером.

– Алекс, дорогая, – пробормотал он, – боюсь, какая-то хитрая маленькая птичка отвлекает меня от работы.

– Но ты слишком много трудишься, – запротестовала девочка, целуя деда в морщинистую щеку и возвращаясь на свое место, чтобы продолжить изучение Сократа. Однако уже через несколько минут ее и без того не очень пристальное внимание привлек червяк, медленно ползущий через порог.

– Если все во Вселенной служит Господнему промыслу, почему, как ты думаешь, он создал змей? Они такие уродливые. И ужасно противные.

Мистер Джимбл со вздохом отложил перо, но не смог устоять против ослепительной улыбки внучки.

– Обязательно спрошу у Господа, когда предстану перед ним.

При мысли о том, что дедушка может умереть, Алекс тотчас помрачнела, но, услышав стук колес экипажа, останавливающегося перед крытым черепицей коттеджем, молниеносно вскочила и метнулась к открытому окну.

– Это папа! – радостно вскричала она. – Папа приехал из Лондона!

– Давно пора, – проворчал мистер Джимбл, но Алекс, уже не слушая, помчалась на улицу и бросилась в сдержанные объятия отца.

– Как поживаешь, цыганочка? – спросил тот без особого интереса, обозревая дочь, одетую в свой любимый костюм – мужские брюки и крестьянскую блузу.

Мистер Джимбл поднялся и подошел к окну, хмуро наблюдая, как красивый мужчина помогает своей дочери усесться в новую изящную карету. «Модный экипаж, модные наряды, зато мораль и нравственность пещерного жителя», – рассерженно подумал мистер Джимбл, припомнив, как его дочь Фелисия была ослеплена внешностью и манерами молодого лондонца с той самой минуты, как его фаэтон сломался на дороге у самого их коттеджа. Мистер Джимбл весьма неохотно предложил незваному гостю провести у них ночь, вняв мольбам Фелисии, и даже позволил дочери прогуляться с незнакомцем и показать тому «прекрасный вид с холма над ручьем».

Когда совсем стемнело, а молодые люди все не возвращались, мистер Джимбл отправился на поиски, легко отыскав дорогу при свете полной луны. Он увидел их у подножия холма, обнаженных, в объятиях друг друга. Джорджу Лоренсу потребовалось менее четырех часов, чтобы Фелисия забыла о годами внушаемых ей жизненных принципах и отдалась ему.

Ярость, неукротимая и слепящая, вскипела в мистере Джимбле, но он нашел в себе силы, ни слова не говоря; скрыться во тьме. Два часа спустя он вернулся в дом в сопровождении доброго друга, местного викария. Тот нес под мышкой Библию, без которой было невозможно провести церемонию бракосочетания. Мистер Джимбл сжимал в руках ружье с целью убедиться, что совратитель дочери согласится исправить содеянное. Он держал оружие впервые в жизни.

И что хорошего принес его праведный гнев Фелисии? Мистер Джимбл угрюмо сдвинул брови. Джордж Лоренс купил ей большой обветшавший дом, в котором вот уже лет десять как никто не обитал, нанял слуг и девять месяцев после женитьбы даже жил вместе с женой а отдаленном маленьком графстве, где та родилась. Вскоре после появления на свет Александры Джордж вернулся в Лондон, где и остался, наезжая в Моршем два раза в год, недели на две-три.

– Он зарабатывает на жизнь как умеет, – объясняла Фелисия мистеру Джимблу, очевидно, повторяя слова мужа. – Джордж – джентльмен, и поэтому нельзя ожидать, чтобы он трудился как простой человек. Происхождение и связи позволяют ему вращаться в нужных кругах, встречаться со сведущими людьми и узнавать от них, в какое предприятие лучше вложить деньги на бирже и на каких лошадей ставить на скачках. Только так он может нас содержать. Джорджу, естественно, хотелось бы, чтобы мы жили с ним в Лондоне, но ведение городского хозяйства ужасно дорого, а мой муж слишком благороден, чтобы поселить нас в тесной, неудобной, унылой квартирке, где вынужден обитать сам. Он приезжает так часто, как может.

Мистер Джимбл сильно сомневался в правдивости слов зятя, зато был уверен в причинах его появления в Моршеме два раза в год – недаром тесть пообещал снова одолжить ружье и отыскать его хоть на краю земли, если Джордж забудет о существовании жены и дочери. Тем не менее не было смысла ранить Фелисию жестокой правдой, ведь дочь считала себя по-настоящему счастливой. В отличие от других женщин в крохотном местечке она была замужем за «истинным джентльменом», что, по мнению глупышки, придавало ей «особое положение» и давало право смотреть на соседей свысока.

Александра, подобно матери, боготворила Джорджа Лоренса, и тот во время нечастых и коротких визитов просто купался в море обожания. Фелисия хлопотала над мужем, как курица-наседка, а Алекс отважно пыталась стать ему и сыном, и дочерью, и хотя расстраивалась из-за собственной, ничем не примечательной внешности, однако постоянно носила мужские штаны и увлекалась фехтованием, чтобы отец мог упражняться, когда приезжал.

Стоя у окна, мистер Джимбл со злостью оглядывал сверкающую лаком карету, запряженную четверкой резвых породистых лошадок. Для человека, выделявшего жене и дочери мизерное содержание, Джордж Лоренс правил весьма модным и дорогим экипажем, да и кони, по-видимому, стоили недешево.

– Как долго ты останешься на этот раз, папа? – осведомилась Александра, уже сейчас с ужасом думая о той неизбежной минуте, когда отцу снова придется уехать.

– Всего неделю. Мне нужно срочно отправляться к Лендсдаунам, в Кент.

– Но почему ты так много разъезжаешь? – вздохнула девочка, не в силах скрыть разочарование, хотя знала, что отцу тоже тяжело находиться вдали от них с матерью.

– Приходится, – пожал плечами отец и, когда дочь стала протестовать, вынул из кармана небольшую коробочку. – Возьми, Алекс, я привез тебе маленький подарок на день рождения.

Александра с нескрываемым восхищением уставилась на отца, совершенно позабыв ту печальную истину, что ее день рождения был несколько месяцев назад и отец даже не позаботился прислать поздравительное письмо. Сияя аквамариновыми глазами, она открыла коробочку и вынула маленький серебристый медальон-сердечко.

– Я буду носить его каждый день, всю жизнь, папа, – прошептала она, стискивая Джорджа в объятиях. – Я так люблю тебя!

Они проехали через крохотную сонную деревушку, поднимая облака пыли, и Александра гордо махала соседям, стараясь, чтобы все узнали: ее великолепный красавец отец наконец-то вернулся!