Шеннон Дрейк - Нечестивец

Она испуганно отдернула руку — не из-за этого человека, скорее из-за своих чувств по отношению к нему.

— Простите меня. Я просто устала, — сказала она. — Прошу вас… мне надо уйти.

— Я провожу вас в ваши покои.

— Уверяю вас, я не заблужусь.

Его нежность как рукой сняло.

— Я провожу вас, — резко возразил он, прошел к двери и распахнул створку, приглашая ее выйти.

Камилла прошла мимо него, едва дыша и чутко прислушиваясь к его настроению. Ей казалось, что она слышит его дыхание, биение его сердца… Она словно чувствовала его тихо клокочущую ярость, готовую прорваться наружу.

Он вышел следом за ней и повел ее по коридорам. Аякс поднялся и потрусил за ними. Странно, но пес старался держаться рядом с ней и не стремился догонять хозяина.

Они прошли через узкий холл и наконец подошли к ее комнате. Брайан открыл для нее дверь.

— Благодарю вас, — напряженно проронила она. — Я и сама могла бы найти свою дверь.

— Нет, — хрипло отрезал он. — Нет. И не пытайтесь — никогда — бродить по этим залам ночью, слышите? Никогда!

— Спокойной ночи, лорд Стерлинг.

— Спокойной ночи. Аякс!

Услышав свое имя, пес послушно заскочил в комнату Камиллы. Сверкнув синевой глаз, лорд Стерлинг прикрыл дверь.

Она слышала звук его шагов, гулким эхом катившихся по залу. И подивилась, почему они удаляются, — ведь комната хозяина, видимо, примыкает к ее спальне.

Камилла Монтгомери была одета в темно-синее платье — такой увидел ее Брайан, когда зашел в зимний сад. Эвелин сумела отлично подобрать одежду.

— Весьма мило, — холодно заметил он.

— Я безмерно рада, что вы одобряете, поскольку у меня все равно нет выбора — я не могу вернуться домой за своим нарядом.

Разумеется, она нисколько не радовалась. Но сейчас Брайан не желал спорить. Он наливал себе кофе и размышлял, понимает ли она, как соблазнительно выглядит. У нее точеные черты лица, это само собой; но роскошная копна отливающих золотом волос — поистине венец всему. Она худа, но прекрасно сложена, с тонкой талией, изящными бедрами и красивой грудью. Между тем соблазняла в ней не столько внешность, сколько ее порывистость, целеустремленность и нежелание покоряться — даже такому мужчине, как он. В ее глазах светились острый ум и достоинство.

Он немного отступил от нее. Да, ему было над чем задуматься. Она всегда отвечала ему так гневно и страстно, что не было причины сомневаться в ее словах. Он сам вызвал ее на откровенность, и все свидетельствовало в ее пользу. Но почему-то он не склонен был довериться ей и не хотел признать, что она все больше привлекала его и жестоко дразнила его чувственность.

Он поставил чашку с кофе на стол, укрепляясь в своем решении.

— Шелби подъедет в четыре пополудни и заберет вас.

— Но не могу же я уйти с работы в четыре!

— Можете. Сэр Джон вас отпустит. Сестры талантливы, но им все же потребуется несколько дней, чтобы сшить бальное платье.

Камилла посмотрела на него с плохо скрытым раздражением.

— Лорд Стерлинг, все это просто смешно. Вы словно вышли на охоту — праведно или нет — не знаю! Но этот спектакль закончится, а мне надо сохранить за собой рабочее место!

— Доверьтесь мне. Шелби передаст мое письмо сэру Джону. Вам дадут отгул.

— Лорд Стерлинг…

Он повернулся к выходу — сегодня его ждет много дел, ему тоже надо подготовиться.

— Приятного дня, Камилла. Увидимся вечером, как обычно у меня в гостиной, за обедом. С нетерпением ожидаю от вас вестей из музея.

Она, негодуя, поднялась вслед за ним и бросила ему в спину:

— Вести из музея! Я надену свой халат и буду разгребать пыль веков! Вот так-то. Я уже рассказала вам о музее все, что касается меня.

Он остановился и обернулся:

— Не ожидал, мисс Монтгомери. Вы всегда проявляли чудеса наблюдательности и сообразительности!

Не дожидаясь ее ответа, он быстро пошел к выходу.

В то утро Камилла едва смогла сосредоточиться.

Она пристально смотрела на барельеф, и древние символы постепенно открывали ей свое значение. Ей никак не удавалось точно перевести продолжение текста, похоже, там говорилось о некоем проклятии, падающем не только на того, кто осмелился раскопать и осквернить гробницу, но и на его потомков. И это неудивительно — ведь говорят, что чудовище замка Карлайл уже погубило свою душу.

Почувствовав, что пора немного отдохнуть и успокоиться, она вышла из своего рабочего кабинета и посмотрела на стол сэра Джона: надо спросить разрешения пойти попить чаю. Но сэра Джона на месте не было.

Камилла беспокойно походила по комнате, затем уселась за стол начальника. Один из ящиков в тумбе был приоткрыт, она решила задвинуть его на место, но он не поддавался. Для того чтобы поправить ящик, ей пришлось почти полностью выдвинуть его из стола. Она уже намеревалась задвинуть его, как положено, но тут ее взгляд упал на газетную вырезку, лежащую поверх кучи перьев, карандашей и прочих канцелярских принадлежностей.

Передовица из «Таймс» примерно годичной давности. Заголовок был интригующим: «Замогильное проклятие отбирает жизнь у лучших представителей лондонского света».

Под заголовком была помещена фотография. Несмотря на плохое качество газетного оттиска, Камилла все же узнала на снимке леди Абигайл Стерлинг. Рядом с ней ее супруг — высокий и внушительный, красивое волевое лицо. Они стояли около раскопанной гробницы. Оба лучезарно улыбались. Лорд обнимал супругу за плечи. Она была одета просто: светлая блуза и длинная юбка, на нем был твидовый просторный сюртук. Вокруг стояли коллеги по раскопкам, египтяне и европейцы.

Камилла нашарила в верхнем ящике лупу сэра Джона и продолжила рассматривать фото. На древней мраморной плите сидела миссис Прайор. Рядом с ней стоял лорд Уимбли, отирая пот со лба. Двое мужчин из входа выносили какие-то артефакты, аккуратно упакованные для перевозки в склеп. Явно Хантер и Алекс. В проеме входной арки склепа стоял сэр Джон. Она всмотрелась в фото и на заднем плане разглядела Обри Сайзмора, он руководил египтянами: рабочие транспортировали гроб, взбираясь на холм.

Текст под фотоснимком гласил: «Ликование не к добру; благородные супруги пали жертвой египетских кобр. Сама королева скорбит: мертвецы из могилы мстительно протягивают костлявые пальцы к ее престолу и, похоже, угрожают опустошить наше королевство».

Кто-то шел по коридору! Камилла хотела дочитать статью, но рисковать ни к чему: могли увидеть, как она роется в столе сэра Джона. Она быстро сунула газету в ящик, задвинула его, затем положила лупу на место и вскочила с кресла.

Сердце ее отчаянно колотилось — она и сама не знала почему. Ведь Камилла не сделала ничего ужасного. Всего лишь поправила ящик. Увидела статью и стала ее читать. Ей прежде не попадалась эта газета, тем более этот выпуск был прошлогодний и она тогда не работала в музее.

Вошел сэр Джон, с чрезвычайно озабоченным видом; однако он еще более нахмурился, увидев ее у стола.

— Что-то не так, Камилла? — спросил он. Разумеется, он интересовался, почему она не работает.

— Извините, сэр Джон. Все в порядке, я просто устала. Хотела выйти попить чаю. Я тогда не пойду на ланч. Вы сегодня любезно согласились отпустить меня пораньше к портнихе, по просьбе лорда Стерлинга.

К ее удивлению, сэр Джон равнодушно махнул рукой:

— Ничего страшного, милая, даже если бы вам не пришлось появиться на работе до конца недели. За эти дни вы и так уже успели славно потрудиться на благо нашего музея. Идите пейте чай. Ваша работа подождет.

— Спасибо. Я вовсе не собираюсь пренебрегать своими обязанностями!

— Даже мне надо иногда выпить чаю. Или виски! Для просветления мыслей. — Он немного подумал и, видимо, выбрал иное лекарство, потому что тряхнул головой. — Да, чаю. И не торопитесь.

Получив благословение, Камилла сняла халат и взяла синий ридикюль: он так славно сочетался с неброским, но элегантным платьем. С тем она и покинула офис.

Камилла молча шла вдоль экспозиции и почему-то невольно остановилась. Кобра за стеклом мирно дремала: поблизости не было детей, склонных ее дразнить.

Она подошла ближе, размышляя, так ли уж разумно с их стороны выставлять здесь эту тварь: ведь стекло, в конце концов, могло и разбиться.

Камилла нахмурилась. Забота о кобре входила в обязанности Обри. Он кое-что узнал о рептилиях, пока был в экспедициях. Она преисполнилась тревожных предчувствий. На том снимке, сделанном во время последней экспедиции Стерлингов, она видела Обри. Да и других тоже.

Камилла повернулась, собираясь пройти дальше, затем остановилась — неприятный холодок побежал по ее спине.

Она обернулась, огляделась по сторонам и выбранила себя. Неужели она и в самом деле опасается, что эта змея выберется из террариума и поползет за ней? Нет… она вовсе не боялась такой погони. Но спиной чувствовала на себе чей-то взгляд. А ведь здесь никого нет. По крайней мере, она никого не видит.

Камилла так и не смогла избавиться от этого неприятного чувства, и, пока она пересекала улицу и заходила в чайную, ей казалось, что кто-то провожает ее взглядом.

Грегори Олторп сидел на табурете и сосредоточенно рассматривал что-то под микроскопом.

Брайану пришлось кашлянуть, чтобы привлечь его внимание.

Грегори поднял голову.

— Брайан! — удивленно воскликнул он. — Ах, простите — лорд Стерлинг.

— Брайан — вполне еще жив, благодарю, — ответил граф, подходя к мужчине и пожимая ему руку. Они вместе служили, и Брайан полагал, что боевое товарищество позволяет им общаться на равных.

Грегори был настолько тощ и высок, что назвать его долговязым было бы комплиментом. На войну его все же взяли — в качестве опытного медика, но из-за осколочного ранения голени комиссовали. Он служил в некоем закрытом государственном университете не из-за нужды, а из безмерной любви к медицине, которая была его страстью. Однажды он признался Брайану, что, если бы работал день и ночь не покладая рук, все равно не хватило бы жизни, чтобы успеть исследовать все, что его интересует, все, что нуждается в его пристальном взгляде.