— Лорд Стерлинг, вы говорите намеками.

— Значит, вы рассчитывали завязать любовную интрижку с этим человеком? — спросил он безжалостно прямо.

Камиллу обуяло дикое желание выплеснуть превосходное вино прямо ему в лицо, но она сумела сдержаться.

— Честно говоря, — произнесла она ледяным тоном, — это не ваше дело.

— Приношу искренние извинения, Камилла. Но я полагаю, что сейчас каждый ваш поступок непосредственно касается дела моей жизни.

— Не думаю.

Она увидела его задумчивую улыбку из-под маски, и ее пробрала странная дрожь. Он был груб, однако, даже повергая ее в гнев, он каким-то образом будоражил ее сокровенные чувства — взглядом, мягкой улыбкой. Ей было интересно, каким человеком он был прежде, пока жизнь и смерть не озлобили его.

— Я — граф Карлайл, — напомнил он. — И сопровождаю вас на благотворительном вечере. Об этом станут болтать. Мне нельзя выставить себя дураком при таких обстоятельствах.

— Что ж, лорд Стерлинг, вам следовало подумать об этом до того, как вы объявили о своем намерении появиться на торжестве под руку со мной.

— Но мы же с вами договорились.

— У нас нет никакой договоренности. Вы то ли заманиваете меня, то ли запугиваете. Или делаете все сразу.

— Полагаю, все сразу. Я оказываю вам услугу. Вы, в свою очередь, делаете то же самое для меня.

— Услуга — потому что вы не будете подавать иск? Сами подумайте, лорд Стерлинг. Ведь суд может и оправдать Тристана.

— Сомневаюсь. И вы тоже, — непринужденно заметил он.

Камилла откинулась на спинку стула, сложила руки на груди и напустила на себя вид гордый и надменный.

— Вы сами сплели эту интригу.

— Однако ценю свою примадонну.

— Похоже, вы так же цените всех, кто попадается вам под руку, тех джентльменов в музее.

Граф спросил напористо:

— Ответьте мне, Камилла, только будьте правдивы. Где вы набрались познаний в истории и египтологии? Как научились читать иероглифы?

Вопрос удивил ее так, что она даже онемела на минуту. Затем вздохнула и сказала:

— От матери.

Граф нахмурился и откинулся на спинку стула.

— От вашей матери?

— Когда я была маленькой, мы ежедневно ходили в музей.

— Вы из-за этого и пришли туда работать? Она знала сэра Джона?

Камилла опустила ресницы:

— Мне надоел этот допрос с пристрастием, лорд Стерлинг.

— Так не заставляйте вытягивать из вас каждое слово. Говорите со мной откровенно.

— Вас беспокоят мои отношения с Хантером Макдональдом? Между нами ничего нет.

— Я уже уловил это, — терпеливо сказал граф.

Камилла резко встала с места. Он играл с ней. Внезапно она так рассердилась, что решила выложить ему все начистоту — пусть получит то, чего добивался.

— Насколько я понимаю, милорд, меньше всего вам надо беспокоиться о Хантере. Хотите знать всю правду обо мне? Пожалуйста. Моя мать была проституткой в портовом Лондоне. Но она не сама вышла на улицу! Ведь женщины, сэр, как правило, не рождаются проститутками. Она была седьмым ребенком в семье англиканского священника из Йорка и поэтому получила хорошее образование. Меня убеждали, что мой отец был человеком видным, а может, и знатным, но даже в наш просвещенный век на мне клеймо незаконнорожденной. Моя мать, зная, что ее выгонят из дома, поспешила в Лондон, надеясь найти здесь достойную работу — ведь она была образованна. Но никто не хотел принимать на такую работу женщину, ожидающую ребенка. Жизнь ее была печальной, тем не менее для меня она желала лучшей доли.

Камилла помолчала, подумав о том, до какой же степени отчаяния дошла ее мать, если решилась взяться за такую профессию. Интересно, смогла бы она поступить так же ради своей семьи.

— Она изо всех сил старалась скрыть от меня всю неприглядность ее жизни. Днем она занималась моим обучением. Она читала, пела, водила меня в музеи. Мы часами бродили в Музее Виктории и Альберта, изучали там языки и… Древний Египет. Она читала надписи, и я жадно училась у нее. Я тянулась к знаниям и многому обучилась самостоятельно. Вы не желаете оказаться в дураках? Что ж, милорд, вдумайтесь как следует и поверьте мне: правда все равно выплывет наружу! Если у вас есть хоть немного мозгов под этой маской, вы немедленно оставите свою затею. И если в вас есть хоть капля жалости, вы сумеете ослабить свою хватку и оставить все как было, чтобы я могла и дальше спокойно работать!

Заканчивая свою тираду, Камилла положила ладони на стол и наклонилась к нему. Ее трясло, она едва не срывалась на крик. В ярости она не отдавала себе отчета в своих словах, но, высказавшись, сразу пожалела о том, что ее вынудили выговориться.

Но граф не отшатнулся в ужасе. Он наблюдал за ней. Она снова удивилась, увидев его слабую улыбку из-под маски — просветленную, нисколько не насмешливую, и заметила даже некоторое восхищение в его глазах.

Камилла убрала руки со стола и отступила на шаг.

— Скажите что-нибудь, — прошептала она.

— Вы сами обучились читать иероглифы? — требовательно спросил он.

— Вы слышали, что я сказала?! — выкрикнула она гневно.

— Превосходно. Я восхищен. Вы сами смогли выучить иероглифы?

— Вы ничего не поняли, тупица! — вскричала Камилла. — Моя мать была проституткой! Если кто-то начнет копать, об этом станет известно.

— Должно быть, она была удивительной женщиной, — пробормотал он.

Камилла невольно открыла рот от удивления.

— Разве мало я сказала для того, чтобы вы прекратили этот идиотизм? — настаивала она.

Тогда он тоже поднялся с места — высокий, громадный и сильный. Ей трудно было сознаться, что он оказался выше ее, но она невольно сжала пальцы в кулак, так что ногти впились в ладони, и отступила еще на шаг.

— Буду признателен, если впредь вы не будете называть меня тупицей, — ровно сказал он. — Никогда! — Он жестом указал на стол. — Я покину вас, мисс Монтгомери, поскольку уверен, что вам надо подпитать свои силы, а мое присутствие — надо же, какое животное! — мешает вашему пиршеству.

Он повернулся и размашисто зашагал к двери.

— Остановитесь! — неожиданно для себя выкрикнула она.

Граф оглянулся, и она увидела его глаза, метавшие на нее синие молнии.

— Что еще, мисс Монтгомери?

— Дайте мне досказать, лорд Стерлинг, если уж вы так настаиваете! Трудно сказать, чего я не сделаю ради Тристана Монтгомери. Он спас меня, не ожидая ничего взамен. Многие годы отдавал мне лучшее из того, что у него было. Так что я поучаствую в вашей головоломной пьесе. Я сыграю свою роль как нельзя лучше, чтобы развлечь вас. Я буду вести себя так, как вы хотите, и пойду за вами, куда прикажете. Но я не желаю больше разделять с вами трапезу в этом доме, если вы продолжаете считать, что я сужу о людях по их внешности, как бы ужасна она ни была. Так вот, вы производите впечатление чудовища, но не лицом!

— Прелестная речь, — произнес он совершенно равнодушно — во всяком случае, Камилла не могла понять, что он чувствует.

— Ваша подозрительность и жестокое обращение с людьми делают вас невыносимым чудовищем. И если вы желаете, чтобы я сотрудничала с вами, то должны прекратить всякие инсинуации и отбросить подозрения относительно меня.

Он стремительно шагнул к ней, и она едва не отшатнулась. Похоже, он готов был выместить на ней всю накопившуюся злобу. Камилла поняла, что он постоянно подавлял в себе вспышки ярости, токами пробегавшей по его жилам.

Он обошел ее, скрестив руки на груди, и, завершив круг, произнес:

— Присядьте, Камилла, прошу вас.

Она повиновалась. Не потому, что он попросил ее, а потому, что боялась, как бы колени ее не подкосились.

Граф наклонился к ней, положив руки на подлокотники ее кресла. Она почувствовала аромат душистого мыла и одеколона, слабый запах кожаной одежды и хорошего табака. На нее хлынула глубокая синева его глаз, и ровное тепло его тела окутало ее.

— Что такое? — едва вымолвила она.

— У меня есть имя.

— Лорд Стерлинг, граф Карлайл.

— Брайан. Прошу, зовите меня так.

Она сглотнула слюну:

— С удовольствием, если…

— Если? Еще условия? Так кто же здесь угрожает и подкупает?

— Прекратите ваши чудовищные выходки!

Брайан чуть подался к ней, и Камилла, к своему ужасу, вспыхнула и разгорелась от сладкого волнения. Тогда он отошел от нее.

— Ваша еда остынет, — сказал он.

— Ваша тоже.

— Я оставляю вас с миром.

— Вы пригласили меня на обед, и оставлять меня в одиночестве — непозволительная грубость с вашей стороны.

Брайан громко рассмеялся, прошел к столу и уселся на свое место. Но вилку не взял, а продолжал смотреть на Камиллу.

— Ягненок подан, — сказал он.

— Я начну есть вместе с вами, — парировала она.

— Знаете, вам нечего стыдиться. Дети не отвечают за грехи родителей.

Камилла закусила губу.

— А я не считаю, что моя мать грешна, — прошептала она. — Я думаю, она просто… она любила слишком сильно, слишком опрометчиво.

— Что ж, в таком случае осмелюсь заметить, ваш папаша — просто осел.

— Н-да! — проронила она. — Насчет этого, пожалуй, у нас нет разногласий.

Он накрыл ладонью ее руку, так странно — уверенно и спокойно.

— Говорю вам, в том нет никакого стыда.

Она была на удивление растрогана его словами, теплом и силой его ладони, лежавшей поверх ее руки.

— Однако, лорд Стерлинг, такую ситуацию большинство оценивает иначе. Но вам уже дали это понять. И я прошу вас помнить одно — ваше внимание вполне может лишить меня средств к существованию.

— Если даже и грозят такие смехотворные последствия, я вполне смогу позволить себе выплачивать вам пенсию.

— Но моя работа — это и моя страсть.

— Я в силах повлиять на мнение коллег, — напомнил он.

Камилла опустила взгляд. Его ладонь по-прежнему прикрывала ее руку. Смешно — ей почему-то захотелось взять его руку и потереться о нее щекой. Она покраснела при этой мысли, и тепло разлилось по всему ее телу, до кончиков пальцев, а сердце сладко защемило.