Она попыталась подняться, не зная, однако, не подведут ли ее ноги. Но он поймал ее за руку, пресекая попытку. Рона застыла и молча смотрела ему в глаза, стараясь угадать, что он собирается делать дальше. В темных глубинах его взгляда она читала сострадание. Неужели он смеет ее жалеть? Простолюдин, слуга смеет жалеть нормандскую леди! Гнев объял ее. И это обрадовало Рону.

– Я и раньше этим занималась, Рейнард. Не думай, что я несчастная девственница, готовая принести себя тебе в жертву. Я нормандская леди и сама за себя в ответе!

– Не нужно меня терзать, миледи, – сказал Рейнард грустно, не выпуская ее руки, Пальцы у него были теплые, сильные и шершавые от работы. Несмотря на ярость, Рона вдруг испытала желание прильнуть к ним и во имя спасения жизни никогда не отпускать. – Я хочу вас, поверьте мне, хочу. Будь я и впрямь неотесанным простолюдином, продемонстрировал бы вам ту часть своего тела, которая хочет этого больше всего. Но я не желаю заниматься этим с вами здесь. В спешке и без чувств, как какая-нибудь скотина. Я хочу наслаждаться вами, миледи, но для этого и вы должны наслаждаться мной.

Рона словно окаменела. Ее рука по-прежнему покоилась в его ладони.

Нет. Нет, нет и нет! Они заключили сделку. Она согласилась на его условия, а он вдруг изменил правила. Насладиться им? Она не может позволить себе наслаждаться им. Не может позволить чувствам вмешиваться в дело. Так ничего не получится. Если бы она что-нибудь чувствовала, рассчитываясь по долгам, то не вытерпела бы этого и давно умерла. Если бы она посмотрела на себя со стороны, вернее, на то, во что она превратилась, то вряд ли захотела бы жить дальше.

И все же Рона с приливом страха осознала, что хочет того же, чего и Рейнард. Ей хотелось, чтобы он овладел ею с чувством, с радостью, осознанно. Только поэтому испытывала она неловкость при мысли о совершении их сделки. Ведь, глядя на Рейнарда, она чувствовала не холод, а жар. И слиться в одно целое они должны были, сгорая от страсти.

– Миледи, – пробормотал он, – Рона.

Она вернулась к реальности, лишь когда он потянул ее за руку, приподняв с табурета. Однако ноги Рону не слушались, и она упала в его объятия. Рейнард с легкостью подхватил ее, посадил к себе на колени и, прижав к груди, положил се голову себе на плечо.

Она не должна испытывать никаких чувств. Ради себя самой не должна. Рона давно узнала, что проникнуться к кому-либо любовью – все равно что открыть свое сердце для боли. Чтобы выжить в этом жестоком мире, нужно иметь сердце из камня.

– Я уже говорил, что мой отец был кораблестроителем, – пробормотал Рейнард ей в ухо.

– Да, – тихо подтвердила она. – И что? – Рона повысила голос.

– Но я не сказал, что он также был мореплавателем и умел читать по звездам. В пору беззаботной юности он совершал путешествия в дальние страны и видел много диковинного. Земли, покрытые круглый год льдом, раскаленные пески.

В другой раз Рона подняла бы его на смех, поглумилась бы над его словами, но теперь они вызвали в ней неведомое томление. Желание сбежать, отправиться в далекое странствие, вырваться наконец из оков прежней жизни. Но возможно ли это?

– Я бы тоже хотел посмотреть эти края, – продолжал Рейнард.

– Почему тогда до сих пор не посмотрел? – удивилась она.

Ее тело в его руках отогревалось, она расслабилась. Едва касаясь грудью его туники, она держала ладони на коленях, борясь с искушением обвить его шею руками и прижаться губами к его губам.

– Странствовать одному как-то скучно. Мне нужен товарищ. Кто-то, к кому можно повернуться и сказать: «Взгляни-ка!» – с кем можно посмеяться, когда весело, или поплакать, когда грустно.

Рона сделала глубокий вдох. Он, словно паук, опутывал ее паутиной. Она теряла ясность мысли. Они пришли сюда, чтобы поговорить о лорде Генрихе и леди Дженове. У нее полно дел, а он отвлекает ее всякими дурацкими сказками о ледяных странах!

– Расскажи мне о своем хозяине, – резко сменила она тему и, оттолкнув его, вернулась на свой табурет. Усевшись, поправила плащ, перебросила через плечо свою золотистую косу и уставилась на него, сердито сверкая глазами. – Ты ведь для этого сюда явился.

На губах Рейнарда промелькнула улыбка сожаления, словно она догадалась о его тайном замысле. Но спорить он не собирался. Сцепив руки между коленями, он безропотно исполнил ее приказ.

– У лорда Генриха есть в Лондоне прекрасный дом, любовницы, которых он часто меняет, и множество могущественных друзей. Однако уезжать из Ганлингорна он не торопится.

– А почему, как ты считаешь?

– Вероятно, потому, что обожает леди Дженову, а она – его.

– Больше чем обожает, – уточнила Рона, – раз, имея все это в Лондоне, не спешит возвращаться.

– Они с Дженовой старые друзья.

– Очень старые друзья.

Рейнард приподнял голову, устремив на нее взгляд.

– Нет, леди, – сказал он. – Это не то, что вы думаете. Они выросли вместе в Нормандии и всегда были очень близки. Леди Дженова написала лорду Генриху письмо с просьбой приехать и помочь советом относительно ее свадьбы с вашим братом. Сомневаюсь, что это лорд Генрих ей отсоветовал. Леди просто решила повременить с замужеством.

– Мой отец в это не верит, и я тоже.

– Полагаю, ваш отец просто не хочет этому верить. Это было правдой.

– Твой хозяин не говорил о том, что собирается возвратиться в Лондон?

– Говорил, но он не хочет оставлять леди Дженову, пока не наладятся ее отношения с вашей семьей. Он боится за ее безопасность.

Не без основания, подумала Рона мрачно. Если бы только Генрих и леди Дженова знали, как опасен ее отец и что сама Рона работает против Дженовы, Генрих немедленно ускакал бы в Лондон и увез бы с собой леди! Может, эта мысль уже приходила ему в голову. Рона ни при каких обстоятельствах не должна этого допустить. Если Дженова уедет, Рона и Алфрик никогда не обретут свободы.

– Надо сделать так, чтобы он уехал, а она осталась, – заявила Рона, стараясь не выдать свой страх. – Это в наших общих интересах.

– Понятно. В этом случае ваш отец сможет беспрепятственно воздействовать на леди Дженову. Я правильно вас понял, миледи?

Она устремила на Рейнарда взгляд и поняла, что он видит ее насквозь. Сердце Роны забилось неровно. Лучше бы он не знал, что она замышляет. Надо быть осторожной, очень осторожной…

– Я передала через леди Дженову сообщение для твоего господина. Шато-де-Нюи. Он его получил?

– Да, получил что-то такое. Рассвирепел, как раненый волк, все время рычал на меня, хотя в присутствии леди Дженовы делал вид, будто ничего не случилось.

Рона вскинула брови:

– В самом деле? Вот уж не представляла, что сообщение имеет такую силу. Отец говорит, что знает человека, которому известна какая-то страшная тайна Генриха, ради ее сохранения Монтевой пойдет на все.

– И вы знаете, миледи, кто этот человек?

– Нет. – Рона подозрительно прищурилась. – Ты очень любопытен, Рейнард. Я думала, ты работаешь на меня, а не наоборот.

Он нежно провел пальцем по ее шелковистой бледной щеке:

– Я готов сослужить вам хорошую службу, миледи, и получить обещанную награду.

Одного его взгляда и нескольких слов хватило, чтобы у Роны перехватило дыхание. От темного блеска его глаз она почувствовала, как слабеет и плавится ее тело, изнывая по его объятиям. Она, а не он, должна держать ситуацию под контролем.

– Я спросил по другой причине, – ответил он. – Лорд Генрих – человек недоверчивый. Он ни за что не поверит, что ваш отец действительно что-то знает о его тайне, пока не получит доказательства. Поэтому вы должны назвать ему имя того человека.

Рейнард говорил убедительно, его слова имели смысл. Доказательства? Значит, ей снова придется поговорить с отцом и постараться выведать у него имя. Эта перспектива ей явно не улыбалась. Однако она кивнула и порывисто встала. От ее движения языки пламени задрожали.

– Хорошо, Рейнард, я узнаю. В следующий раз мы встретимся здесь?

– Нет. В «Черном псе» в Ганлингорнской гавани. Там поуютнее и менее опасно. Дайте мне знать, миледи, как только будете готовы к встрече.

Ей показалось, или он в самом деле имел в виду не только ее готовность обсудить новые сведения? Нет, игра воображения здесь ни при чем. Она снова уловила этот блеск в его глазах. Но притворилась, будто не заметила.

– «Черный пес». Очень хорошо.

Рейнард улыбнулся, поймав ее взгляд.

– Помните, – вкрадчиво произнес он, – я хочу, чтобы вы наслаждались мной в такой же мере, в какой я буду наслаждаться вами.

Он повернулся и двинулся к выходу. Рона, растерянная и злая, последовала за ним. Похолодало. Ожидая, пока Рейнард приведет ее лошадь, Рона старалась унять дрожь. Едва она приготовилась поставить ногу в стремя, как Рейнард подхватил ее за талию и, не дав ей опомниться, посадил в седло.

Усевшись поудобнее, Рона взяла поводья и повернулась к нему. Ее щеки пылали, сердце гулко стучало. Он не должен знать, какое оказывает на нее действие. Не должен догадываться, как близка она к признанию. Что нет ничего лучше, чем лежать в объятиях простолюдина, наслаждаясь его поцелуями.

– Прощай, Рейнард.

– Adieu[2], миледи.

Он поклонился, но она еще успела заметить этот его темный блеск в глазах и насмешливую улыбку.

Он знал.

Чтоб ему провалиться! Разрази его гром! Рона пустила лошадь галопом, уносясь прочь от башни Адера. Ярость не даст ей замерзнуть. Но к тому времени, когда она достигла подножия холма, ее дурное настроение улетучилось, и она уже предвкушала следующую встречу.

Рейнард задумчиво возвращался к башне Адера. Леди Рона проявила восхитительную прямоту; совершенно очевидно, что для нее жизненно важно, чтобы лорд Генрих уехал из Ганлингорна. Рона и через нее Болдессар хотят, чтобы леди Дженова осталась одна, беззащитная и уязвимая. Рейнард нахмурился. Гнев, который он всячески сдерживал, разгорелся с новой силой. Он догадывался, что задумал этот монстр, и эта догадка пугала.