Сара Беннет - Нечаянный поцелуй

Этот мальчишка был незнаком Дженове. Генрих постарался, чтобы его никто не узнал. Но Болдессар, видимо, что-то пронюхал. И этого было достаточно, чтобы бросить в его адрес завуалированную угрозу. Теперь Генрих ломал голову, нет ли способа узнать, что именно узнал Болдессар. Лишь после этого мог он решить, какой предпринять следующий шаг. Еще он хотел выяснить, преследует ли Болдессар какую-то цель, или же ему просто доставляет удовольствие мучить Генриха, чтобы отомстить за причиненное ему зло и пренебрежение, с которым Генрих к нему относился.

Впрочем, Болдессар ничего не делал просто так. Им всегда двигали корысть, жадность и зависть.

Генриху оставалось лишь ждать и наблюдать.

И надеяться, что удастся предотвратить грядущую катастрофу.

– Он убьет нас. Я знаю. Мы никогда не избавимся от него.

Рона оглянулась на сгорбленную фигуру брата – тень в темноте. Его слова отозвались эхом в ее голове. Она должна успокоить его. Раньше ей это всегда удавалось. Но сегодня она никак не могла взять себя в руки. Рона боялась не меньше Алфрика. Слишком многое от нее теперь зависело, но она сомневалась, что в состоянии справиться с возложенной на нее задачей.

Она вспомнила, как, получив отставку от Дженовы, они вернулись в замок Хиллдаун, сделав вид, что добились успеха. Отец рвал и метал, полыхая яростью, которую не могли смягчить даже увещевания Роны. Она попыталась было, но поняла, что отец все знает.

У него был в Ганлингорне шпион, шпион все видел и слышал. Сомнений быть не могло. Дженова окончательно отказала Алфрику.

– За что покарал меня Господь столь никчемным отродьем?! – орал Болдессар, потрясая кулаками. – Я обратился с одной-единственной просьбой! Одной!

Алфрик всхлипнул и прикрыл голову руками, предвидя, что за этим последует. Отец метнул в сына кубок, потом второй, потом кувшин с вином. Вино растеклось по волосам и одежде Алфрика. Залившись лаем от возбуждения и испуга, его окружили домашние псы, приняв это за игру.

Болдессар стоял, тяжело дыша. Его лицо налилось кровью и стало багровым. Рона закрыла глаза в ожидании, что он пустит в ход кулаки. И вдруг услышала смех. Отец смеялся! Распахнув глаза, она уставилась на него. Кровь отхлынула от его лица, из глаз исчез блеск безумия. Алфрик все еще жался в угол, раскачиваясь и издавая стоны, а собаки его облизывали. Очевидно, вино пришлось им по вкусу.

Как ни странно, Рона не смеялась, слишком тяжело было у нее на сердце. Мысль лихорадочно работала. Неужели ее жизнь не изменится? И она будет жить в вечном страхе перед этим человеком? Нет, она этого не вынесет.

Словно прочитав ее мысли, отец пристально посмотрел на нее.

Вспоминая об этом теперь, Рона поежилась и обхватила себя руками. Она словно приросла к месту. Годы жизни в постоянном страхе лишили ее способности бежать, да и куда она могла податься? Где могла скрыться?

– Помоги мне погубить лорда Генриха и сосватать леди Дженову, и ты получишь все, что хочешь, Рона.

«Помочь тебе?» Она облизнула губы и судорожно сглотнула.

– Помочь вам? – выдавила она из себя. – Я пыталась, милорд. Что еще я могу сделать?

– Решай сама, – промолвил он холодно.

– Если я помогу вам, смогу ли я… смогу ли я получить свободу, милорд? Дом в Нормандии, например? И возможность жить там.

Некоторое время он смотрел на нее, потом улыбнулся. Неторопливой, хищной улыбкой, но не без налета гордости. Словно увидел в ней частицу себя.

– Отдельно от меня, ты хочешь сказать? Почему бы и нет? Дай мне то, что я хочу, Рона, а потом поступай как хочешь.

Ее ноги дрожали так сильно, что она боялась упасть. Но она сжала колени и выпрямила спину. Ее лицо покрыла мертвенная бледность.

– Вы сказали, что вам нужна леди Дженова, милорд. Вы хотите ее для моего брата или для себя?

Он застыл, застигнутый врасплох столь неожиданной мыслью.

Если Дженову обвенчать с Болдессаром, Алфрик обретет свободу от отца.

И они убегут из этого страшного места и от чудовища, которое здесь скрывается…

Взгляд Роны был прикован к отцу. На его лице отражались воодушевление, похоть, предвкушение и жадность. Особенно жадность, желание завладеть землями Дженовы и ее богатствами, ее красотой, ее телом. Сломить ее дух, превратив в одно из послушных созданий, которыми он привык помыкать.

Рона заронила зерно, и оно пустило ростки. Даст Бог, из него вырастет дерево, способное стать защитой для нее и брата. Это и только это имеет значение.

Болдессар кивнул:

– Ты права, как всегда. Я хочу ее для себя, дочь.

Рона медленно кивнула. На кону стояла ее жизнь.

– Я доставлю ее тебе, – пообещала Рона.

Отец метнул взгляд в сторону Алфрика:

– Уведи его отсюда.

Ему не потребовалось повторять это дважды. Рона бросилась к Алфрику, отогнала псов и что-то прошептала брату на ухо. Алфрик оперся о нее, и Рона увела его прочь из зала.

– Я ненавижу его, ненавижу! – причитал Алфрик, едва волоча ноги. – Я хочу применить это сейчас, Рона! Давай используем это сейчас и убежим!

«Это» было сонное зелье, которое они тайно хранили, чтобы пустить в дело, когда решатся на побег из замка Хиллдаун. Но никак не могли выбрать подходящее время, зная, что, выйдя из ступора, отец бросится за ними в погоню.

Рона сильнее сжала обнимавшую его руку.

– Я тоже, – прошептала она. – Но что за толк в сонном зелье, если он все равно найдет нас? Не отчаивайся, Алфрик. Я отведу тебя в твою комнату, чтобы ты отдохнул. Если мой план сработает, мы станем свободными.

– Свободными? – Он недоверчиво посмотрел на нее. – Напрасно надеешься.

«Нет, станем», – подумала Рона. Они обретут свободу. Навсегда. Есть человек, который им поможет.

Зимний восход растекался по горизонту размытыми красками бледно-голубых и розовых тонов. Направляясь в конюшни, чтобы подготовить лошадь лорда Генриха для утренней прогулки, Рейнард невольно остановился, залюбовавшись окружающей красотой. Но красота эта была холодной, суровой. Он предпочитал более теплые страны, жаркое желтое солнце и синее море с яркими домиками вдоль береговой линии.

– Рейнард!

Вытирая рукавом нос, ему навстречу шел один из грумов. Формак, человек, работавший прежде у Болдессара. Рейнард подозревал, что в глубине души он все еще оставался слугой прежнего хозяина.

– У меня для тебя новость, Рейнард. – Формак приложил палец к губам, его глаза смотрели жестко и понимающе. – Некая леди просит тебя встретиться с ней после обеда в башне Адера. Знаешь, что это? Разрушенный замок или что-то в этом роде в лесу на границе поместий Ганлингорн и Хиллдаун.

Башня Адера представляла собой гору обвалившихся балок и каменной кладки и пользовалась у местного люда определенной репутацией. Как место любовных свиданий. Однако Рейнард не обольщался.

– Некая леди? – спросил он бесстрастно, хотя его дыхание участилось и тело напряглось.

Формак пошарил за пазухой.

– У меня тут кое-что есть для тебя.

Он извлек маленький лоскуток ткани и развернул. Золотистый, как солнце, локон, о котором Рейнард только что мечтал. Мгновение он смотрел на него, затем протянул руку и зажал его в своей большой ладони.

– Леди сказала, что согласна на твои условия.

Рейнард кивнул, игнорируя любопытный взгляд конюха, и не двинулся с места. Формаку ничего не оставалось, как уйти. Открыв ладонь, Рейнард вновь уставился на мягкий золотистый локон. Ему показалось, что от него исходит нежный аромат духов.

Леди Рона. Она согласилась на его условия. Ее тело – за его душу.

Ему следовало бы обрадоваться и потирать в предвкушении руки. Он одержал победу. Ступил одной ногой во вражеский стан и получил шанс укротить заносчивую нормандскую гордячку. Но ему казалось, будто он вошел в бурлящее море и его относит течением все дальше и дальше от берега.

Дженова вдевала нитку в иголку и хмурила брови, прислушиваясь к болтовне своих фрейлин. Вокруг валялись рваные и изношенные предметы одежды и постельное белье. Правда, одна или две женщины трудились над более деликатными изделиями, хотя большинство занимались скучной рутинной штопкой.

Возраст ее фрейлин колебался от одиннадцати до семидесяти лет, и Дженова обо всех заботилась. Это входило в ее обязанности, как леди Ганлингорн, но на самом деле она не считала заботу трудом. Сегодня фрейлины обсуждали тему, которой Дженова предпочла бы не касаться.

Генрих.

– Он такой красивый, – вздохнула крошка Иоланда. – У него глаза синее, чем…

Нужное слово никак не приходило на ум.

– Колокольчики? – подсказал кто-то. – Море в июле?

– Он смотрит на вас с большой теплотой, миледи, – заметила Гертруда, как обычно, позволявшая себе вольности. – Мне кажется, он вас обожает.

– Мы просто друзья, – спокойно ответила Дженова. – С самого детства.

– Как бы и мне хотелось иметь такого друга, как лорд Генрих, – мечтательно произнесла Иоланда.

– Он совсем как отец для мастера Рафа, – продолжала Гертруда.

Агета нахмурилась:

– Хватит болтать. Лорд Генрих никакой не отец мастеру Рафу и никогда им не будет.

Гертруда фыркнула:

– Как и лорд Алфрик. Я рада, что его прогнали. Он мне не по душе.

Агета вспыхнула, но тут вмешалась Дженова и пресекла дальнейшую перепалку.

– Нас мало интересуют, Гертруда, твои симпатии и антипатии. Лучше посмотри, какая у тебя получилась строчка. Распори ее и сделай заново.

Гертруда скривила губы, но сделала так, как велела хозяйка.

– Лорд Генрих останется в Ганлингорне? – полюбопытствовала Иоланда.

– Он привык к жизни в Лондоне, – ответила Дженова спокойно, хотя глаза защипало.

Она не хотела, чтобы он уезжал, но помешать этому было выше ее сил. У Генриха своя жизнь, у нее – своя. Оба знали, что рано или поздно придется расстаться.

– Может, попросите его остаться? – пробормотала Гертруда. – Порой мужчинам в такого рода делах требуется подсказка. Может, он не догадывается, как сильно вам будет его не хватать, миледи.