Мария долго молчала. Слишком долго!

— Я не могу, — твёрдо произнесла Маша. — Прости!

— Почему? — тихо спросил Артём, и в его голосе прозвучала плохо скрытая боль.

— Я должна знать, что в любой момент могу уйти, — созналась Мария.

— Фух, — облегчённо выдохнул Артём. — То есть ты отказываешься выходить за меня не из-за того, что я тебе безразличен, а потому что хочешь чувствовать себя свободной? Как бы ещё немного проверить свои чувства?

— Да. Именно так. И ты мне вовсе не безразличен. Мне не нужно проверять свои чувства! — Мария ласково коснулась щеки мужчины. — Ты самое лучшее, что могло случиться со мной в этой жизни.

— Хорошо. — Артём вопрошающе заглянул в лицо пигалицы. — Но это же не окончательный ответ? Ты ведь ещё подумаешь? Пожалуйста!

— Подумаю, — ответила Мария. — Только я прошу тебя, не торопи меня! Мне очень страшно. Я ещё раз не смогу пройти через такое…

— Не буду, — заверил Артём. — Но я прошу тебя, позволь мне заботиться о тебе, быть с тобой, когда подойдёт срок рожать. Обещаю, я больше не хлопнусь, как кисейная барышня, в обморок, а буду рядом до самого конца. — Перевёл дыхание и быстро добавил: — Давай и дальше жить вместе. — По щекам девушки текли слёзы. — Ну, почему ты опять плачешь? Махи так себя не ведут!

— Это потому, что я счастлива!

Артём притянул к себе свою пигалицу и нежно поцеловал. Он готов был ждать и сделать всё, чтобы она сама захотела остаться с ним. Навсегда!

Эпилог

Шесть месяцев спустя.

Домбай. Горнолыжный отель «Белалакая».


— Почти готово. — Олеся отошла на пару шагов и с удовольствием взирала на плоды своего труда; она только что закончила делать подруге свадебный макияж и он явно удался. — Сейчас вот тут только немного подправлю, и ты сможешь на себя посмотреть.

Что-то напевая себе под нос, снова взялась за кисточку. — Ну, кажется, теперь точно всё. Можешь на себя смотреть.

Мария тяжело поднялась со стула и повернулась лицом к зеркалу. На ней было надето просторное лавандовое платье с заложенными по завышенной талии крупными встречными складками, а сверху просторная накидка чуть светлее основного тона; волосы украшены мелкими нежными цветами.

— Ну что? Очень даже неплохо получилось. — Маша нервно дунула на локон, свисающий вдоль лица, и расправила ткань на выпирающем животе; несколько часов назад она почувствовала, как её живот внезапно стал каменным, и начало слегка «потягивать» в боках и внизу, но вдруг всё само прошло, а через какое-то время повторилось вновь. Мария не придала этому значения и не стала лишний раз пугать подругу, последнее время такие позывы у неё возникали довольно часто, но сейчас было всё как-то иначе. — Только подколи мне вот это безобразие, — оттянула вниз непослушный локон и отпустила. — И тогда вообще всё будет прекрасно.

— Но-но, где ты видишь безобразие? Это шаловливый… — завела Олеся свою любимую песню и осеклась, замечая осуждающий взгляд подруги. — Между прочим, в твоей причёске продуман каждый завиток, и я потратила на неё целый час, — демонстративно обиженно выпятила нижнюю губу.

— Ты настоящая волшебница и снова сотворила чудо. — Мария ласково улыбнулась. — Но с этими дурацкими локончиками и огромным пузом я выгляжу нелепо.

— Знаешь, дорогая, нелепо было ехать расписываться к чёрту на кулички. Ты только посмотри! — Олеся подбежала к окну и отодвинула занавеску. — Куда ни брось взгляд, везде одни камни.

— Не камни, а горы, — поправила Маша, с любовью разглядывая заснеженные макушки. — Я влюбилась в это особенное место сразу же, как только Артём привёз меня в их семейную хижину. Когда-то именно здесь его родители расписались вот так же — спонтанно и без пышных церемоний. И кажется, — понизила голос до шёпота, — здесь же и зачали своего сына.

— Ну, знаешь, пусть это место и дальше бы оставалось особенным для Фроловых, а ты могла бы выбрать для себя что-нибудь получше. — Олеся до сих пор никак не могла прийти в себя после поездки по горной дороге, когда с одной стороны — обрыв, с другой — нависающая скала, а впереди сплошной туман.

— Это самое лучшее место на свете. — Мария мечтательно улыбнулась, вспоминая все те волшебные моменты, которые она пережила здесь вместе с Артёмом. — И другого мне не надо! Кстати, ещё один интересный факт из жизни Фроловых, — она непроизвольно помассировала себе поясницу. — Оказывается, родители Артёма договорились не узнавать заранее пол ребёнка, и если родится мальчик, ему имя даст Юра, а если девочка — то Юля, а имена решили до последнего держать в тайне. И вот когда на свет появился Артём, Юрий Павлович был за границей, и, как ты понимаешь, Юля сама назвала сына. Она рассказывает, что лишь взглянула на малыша и сразу же поняла, что это Тёма и никак иначе. А самое интересное, знаешь что? Глава семейства хотел назвать сына в честь деда, с которым прожил самые лучшие годы своей жизни, когда не стало его родителей. А деда звали по-другому. Вот так вот. Старший Фролов, конечно, расстроился, но потом смирился, а со временем и вовсе забыл.

— Я так понимаю, ты узнала, как звали деда старшего Фролова? — поинтересовалась Олеся, хитро прищуриваясь.

— А-ха. — Маша выглядела довольной. — Поэтому мы с Артёмом тоже решили не узнавать заранее пол ребёнка и договорились, что поступим почти так же, как его родители, только я выбираю имя для мальчика, а он — для девочки.

— А ты сама-то кого хочешь?

— Всё равно, — улыбаясь, ответила Мария и охнула; боль снова вернулась, явно время между приступами сокращалось, а боли становились интенсивнее и продолжительнее. — Ах ты ж как не вовремя!

— Что? Что?! — Олеся подлетела к подруге и осторожно подвела её к стулу. — Где болит?

— Везде, — честно созналась Маша. — Оно то накатит, то само тут же пройдёт. Я не могу разобраться, что это такое. — Подруги встретились взглядами. — Я думаю, как бы это не было… — и не стала договаривать свою мысль; она всё ещё надеялась, что эти схватки ложные.

— Блин, я так и знала. Сначала самолёт, потом эта ужасная дорога, — возмущалась Олеся. — Они же тебя растрясли.

— Хы-хы, — то ли засмеялась, то ли простонала Мария. — Я тебе что, пудинг какой-то, чтобы меня растрясали? — Она сама не поняла, что сказала, прислушиваясь к своему телу.

— Можно, я промолчу? — Олеся едва сдерживалась, чтобы не рассмеяться. — И прекрати ржать, у тебя сейчас начнутся преждевременные роды.

— Они, кажется, уже начались, — вдруг поняла Маша.

— Ой, мамочки, — ошеломлённо прошептала Олеся. — А ну-ка, прекрати мне это дело! Сначала распишитесь, а потом будешь рожать. — И вконец растерялась, глядя, как подруга часто-часто задышала и прикусила нижнюю губу. — Пойду-ка я найду твою маму и сообщу всем остальным.

Мама Марии уже три месяца жила в их городе. Она без сожаления распрощалась со своей двушкой в Ставрополе и с удовольствием переехала поближе к дочери. Артём тотчас нашёл для тёщи шикарную квартиру в спальном районе, и хоть мама и привезла с собой деньги, вырученные с продажи квартиры, но Машу всё чаще посещали подозрения, что этих средств ей не хватило бы на такую серьёзную покупку. Но на все её расспросы Артём в своей неизменной манере лишь пожимал плечами и хитро улыбался.

— Нет-нет, не говори им пока, — попросила Мария, наконец отдышавшись. — Вроде бы отпустило. Артём очень ждёт, когда мы распишемся. Не хочу подводить его. Я потерплю, тем более это только начало. А у первородок это дело обычно протекает довольно долго.

— Тебе вообще-то знакомо такое выражение: «Родить нельзя погодить?»

— Знакомо, но со мной правда всё в порядке, — очень серьёзно ответила Маша. — Давай подкрась мне губы, да пойдём уже. — Встретилась взглядом с подругой. — Нам надо ускориться!

Олеся схватила со столика блеск и карандаш, трясущимися руками принялась приводить в порядок губы невесты. Дверь в комнату открылась, и к ним весёлой гурьбой ввалились женщины: мама Артёма, сестра старшего Фролова и мама Маши.

— Как у вас обстоят дела? — поинтересовалась Юля, ласково улыбаясь невесте.

— Ну что, готова? — Людмила осмотрела девушку цепким взглядом.

— Как ты себя чувствуешь? — тихо спросила Ира, от её глаз не укрылась ни чрезмерная бледность дочери, ни лихорадочный блеск в глазах, словно та собиралась прямо сейчас расплакаться.

— Всё хорошо, — прошептала Маша, поднимаясь на ноги и резко наклоняясь вперёд от очередного приступа боли, скрутившего ей все внутренности.

К ней подлетела Людмила.

— Как давно начались схватки? — строго спросила она, принимаясь ощупывать живот девушки.

— Несколько часов назад, — прошептала Маша, с силой сжимая её руку и часто дыша. — Но я не придала этому значения.

— С каким интервалом повторяются? — продолжала свой допрос Людмила.

— Минут тридцать, — кое-как выговорила Маша, выпрямляясь и вытирая выступивший на лбу пот. — Может, чуть меньше, но боли усиливаются.

— Так, девочки, мы вполне ещё успеваем. Поэтому быстро идём бракосочетаться. Мужиков пока не пугаем. — Людмила достала телефон и принялась копаться в записной книжке. — А я пока позвоню подруге в местную больницу, вернуться-то мы уже в любом случае не успеваем, пусть подготовит всё необходимое. И вызову такси. Я сама приму роды, — решительно заявила она.

— Господи! — восхищённо прошептала Юля, бросаясь к своей невестке и принимаясь растирать ей поясницу. — Ты, главное, не забывай следить за дыханием. — И от волнения сама принялась часто-часто дышать.

Женщины подхватили под белы ручки невесту и решительно повлекли из комнаты.

Артём, наверное, в десятый раз уже поправил на себе пиджак, он его то расстёгивал, то застёгивал, то принимался разглаживать не существующие складочки на ткани, то поправлять белоснежный платок, торчащий из кармана, а что он сделал со своей причёской, лучше не говорить.