Дженис Лэйден

Нечаянная страсть

Моим родителям, Клэр и Сэмюэлю, от их первенца.

Да помогут мне ум моего отца и красноречие матери!

Уильям Шекспир

Жду тебя, моя любовь,

Летний зной волнует кровь,

О приди же, дорогая,

По ночной росе ступая.

Не отвергай меня и подари мне радость,

Печаль и стыд несут лишь скорбь, не сладость.

Высок и благостен святой любви экстаз,

Благословенны им немногие из нас!

Сэр Исаак Маринер

Глава 1

Джастин Троготт, виконт Роан, с подчеркнутым спокойствием потягивал кларет, бесстрастно глядя на противника. На верхней губе и на лбу Лэндона, уставившегося в свои карты, блестели капельки пота. Помедлив, Лэндон провел рукой по волосам, когда-то черным как смоль, а теперь заметно тронутым сединой, и сделал знак проходившему мимо официанту, принести еще бренди. Виконт чуть заметно покачал головой. Томас Лэндон вел себя как глупец, ибо каждый его ход был на руку виконту. Все видели, что Лэндон роет себе могилу, делая слишком крупные ставки и бездумно напиваясь в ситуации, требующей ясности мысли. Инициатива принадлежала Лэндону, желавшему хоть немного отыграться, и Роан не стал его отговаривать. Он уже несколько лет подряд неизменно выигрывал у Лэндона одну часть состояния за другой, расчетливо разоряя его. Теперь это стало явным и неизбежным.

В сущности, подготовить этот крах не стоило большого труда. Лэндон, страстный картежник, отличался исключительной обязательностью. Каждый мог равнодушно наблюдать, как он проигрывал остатки своего состояния в том или ином игорном заведении, но только не виконт Роан, имевший неотложные долги. Он хотел точно знать, что сам останется в выигрыше, впрочем, это выглядело вполне невинно. Свет ничуть не осуждал его, а мести кого-нибудь из семьи Лэндона бояться ему не приходилось, поскольку тот не имел прямого наследника мужского пола. Две же его дочери-школьницы не смогли бы опротестовать утрату фамильного поместья, перешедшего к их ближайшему соседу.

Если Роан и испытывал теперь угрызения совести оттого, что завладел поместьем, принадлежащим нескольким поколениям Лэндонов и граничащим с его собственным Роанбруком, то он подавлял их, как и все подобные чувства. Тем более что Лэндон своими руками разрушил его семью, погубил отца, мать и любимую сестренку Нелл – Нелл с ее золотистыми локонами, погибшую в четырехлетнем возрасте. Прошло столько лет, но он все так же живо видел ее личико… Отогнав эти терзающие душу воспоминания, Роан поставил на стол бокал, обвел рассеянным взглядом шикарную, но не слишком изысканную обстановку гостиной в «Уайтсе»: стены, обшитые панелями из мореного дуба, кожаные кресла с высокими спинками, пушистые ковры, в которых тонула нога. Даже едкий дым сигар не заглушал постоянно витавшего здесь аромата пчелиного меда, и казалось, вся атмосфера гостиной манила джентльменов зайти сюда и расслабиться. Но при всем величии этого зала, а также почтительности обслуживающего персонала здесь недоставало, пожалуй, мягкости тонов и сдержанности манер.

Возможно, именно поэтому вокруг углового столика, за которым уже много часов сидели Роан с бароном, собралось лишь четверо джентльменов. Они молчали и не выказывали никаких признаков волнения, разве что глубоко вздыхали при каждом очередном выигрыше виконта. «Мы, англичане, удивительно умеем подавлять свои эмоции», – подумал Роан, Каждый из мужчин в этом зале, где были заняты все столики, хорошо понимал, что у барона не осталось никаких шансов. Недальновидная, достойная сожаления опрометчивость Лэндона стала уже притчей во языцех. В общем-то, не происходило ничего необычного. Шла честная игра в пикет. В лучшем случае Лэндон был глупцом, в худшем – ничтожеством. Крайнее невезение осознавалось как неизбежность.

Роан полагал, что так думает каждый из собравшихся здесь джентльменов. Как говорили потом, его роль во всем этом была почти случайной. Однако Уикемскому аббатству, хотя и сильно обремененному закладными, предстояло перейти к Роану со всем движимым и недвижимым имуществом: картинами, мебелью, скотом, экипажами и даже деревьями, растущими на территории поместья баронов Лэндонов.

Часы пробили два раза, и Лэндон тревожно огляделся, но не увидел поблизости ни одного официанта.

– Не мешало бы немного передохнуть, верно? – проговорил он с жалким подобием улыбки.

Роан согласился. Ему хотелось, немного размять свои длинные ноги. Он не обратил, внимания на то, что, едва они поднялись и отошли от столика, за их спинами раздался приглушенный шепот.

В коридоре виконт встретил графа Уэстмейкотта. Как обычно, дядя искренне обрадовавшись ему, тут же пустился в обсуждение политического положения в стране.

– Право, дядя Джордж, вы же отлично знаете, что у меня нет ни малейшего желания впутываться в политику. Мне никогда не стать таким блестящим государственным мужем, как вы. И даже, возьму на себя смелость утверждать, что империя вполне, обойдется без меня, – сухо заметил Роан.

– Ошибаетесь, Джастин, нам нужна свежая, молодая кровь. Я не знаю ни одного юноши, который бы так же взвешенно, как вы, выражал свое мнение. Вам приходится затрагивать политические проблемы, даже если вы ораторствуете в «Джентльмене Джиме» или же в одном, из ваших клубов, а не в палате лордов, – возразил граф, прислонившись к стене. Не слишком высокий, но подтянутый, он жестикулировал правой рукой, сжимавшей бокал.

– И, тем не менее, дядя, меня это вовсе не интересует, – повторил Роан.

Глубоко привязанный к дяде, сейчас, он более всего хотел бы послать его ко всем чертям. Предвкушая очередную партию в пикет, Роан стремился отделаться от графа.

– Это должно вас интересовать, – настаивал тот. – Вы отлично видите, что страна после войны охвачена беспорядками и насилием. А уж эти проклятые агитаторы! Правительству необходимы порядочные здравомыслящие люди, и нам следует их привлечь. – Уэстмейкотт, подняв голову, взглянул в лицо своему рослому племяннику. Тот же, – как всегда, безошибочно ощутил его непререкаемый, властный тон.

– Вы льстите мне, дядя Джордж, – помолчав, сказал виконт. – Но при всем моем уважении к вам, я не тот, кто для этого нужен. Полагаю, Дрю мог бы…

– Мой шалопай сын станет утонченным провинциальным джентльменом, а пока он известен как умеренный либерал. Дрю – обаятельный парень и вполне солидный, но уж слишком задирист для всего-этого, – дружески сообщил граф, и при этом веселые морщинки возле его глаз обозначились резче. Роан отметил, что он все еще хорош собой, несмотря на проседь и лучики морщинок вокруг глаз. – С другой стороны, вы, Джастин, не более заядлый игрок, чем любой городской денди. Последние несколько лет вы просто ломали комедию, и, боюсь, я догадываюсь, с какой целью, – язвительно заметил граф.

– Не уговаривайте меня, дядя. А теперь прошу меня извинить…

Роан направился к открытой двери, но дядя преградил ему дорогу.

– Вы, мой мальчик, отчасти воспитаны мною. Я знаю вас лучше, чем вы сами. Как и мне, вам нужно призвание. Без него не мыслил себе жизни и ваш отец.

При упоминании об отце глаза Роана сузились, и он покосился на дверь игорного зала. Барон уже уселся за столик в ожидании партнера. Граф проследил за взглядом племянника.

– Возможно, оно у меня уже есть, – тихо проговорил Роан.

– Будет вам, мой мальчик, – остановил его граф. – Прошлое ушло в небытие и позабыто. Не следуйте по этому пути.

Виконт удивленно поднял брови.

– Никак не возьму в толк, что вы имеете в виду, дядя. Все знают, что Лэндон – мот, целеустремленно идущий к разорению. Я же, как джентльмен, ищу интересной карточной игры.

– Джастин, вашу позу может принять за чистую монету весь свет, включая моего драгоценного сыночка, но не я. Бросьте это, послушайтесь моего совета. Реванш сильнее ударяет по тому, кто его жаждет, помните об этом. – Граф потрепал племянника по плечу и, бросив последний взгляд на игорный зал, медленно пошел к выходу.

Роан занял свое место напротив Лэндона. В зале стояла почти полная тишина. Молчали и четверо мужчин, окружившие столик, как только Роан склонился над картами. «Сейчас не время думать ни о политике, ни о дяде Джордже, ни о неиспользованных возможностях», – мелькнуло в голове виконта, и он полностью отдался игре.

Спустя час Роан погладил свой квадратный подбородок. Этот жест выдавал решимость. Он проявил величайшее терпение, тщательно планируя стратегию в течение нескольких лет, с тех самых пор, как откупился от своего полка и появился в столице. Но виконт всегда непреклонно стремился к достижению цели. Теперь, на двадцать восьмом году жизни, Роан утвердился в общественном мнении как светский человек. На него засматривались дамы, считавшие его красивым, остроумным и обаятельным. Несмотря на бесчисленных любовниц, годами согревавших его постель, он считался первоклассным женихом на брачном рынке. Дворянский титул и более чем приличное состояние способствовали тому, что люди закрывали глаза на грешки Роана, по его мнению, вполне простительные для мужчины. Он проявлял равнодушие к заискивающему вниманию амбициозных мамаш, а восхищение приятелей из футбольного клуба «Корин-тианз» его только развлекало. Наслаждаясь в полной мере бурной жизнью Лондона, виконт мечтал о покое Роанбрука, его любимого фамильного гнезда. Однако даже в плохом настроении он не позволял себе вкусить прелесть деревенской жизни. Не обходил Роан и карточные столы, хотя предпочитал им книги, заботы о поместье или даже, как приходилось признаться, политику.

Виконт слыл – и это не было для него тайной – человеком, всегда ведущим честную игру, как в картах, так и в спальне. Впрочем, и то и другое удовольствие он разделял лишь с теми, кого хорошо знал. Роан никогда не приводил сбившихся с пути зеленых юнцов в игорные клоаки Лондона, равно как и не проводил время с невинными юными девушками. Такое поведение определяли его врожденная порядочность, джентльменский кодекс чести, впитанный с молоком матери, и стремление поддерживать безупречную репутацию. От последнего зависел его план. На этот раз оказалось достаточно нескольких минут, чтобы Лэндон капитулировал, признав свое окончательное поражение. И ни одна живая душа, буквально никто не заподозрил, что виконт Роан намеренно разорил Лэндона. Он нахмурился, подумав, что дядя вполне мог бы об этом догадаться, но граф, несомненно, не стал бы ни с кем делиться своими подозрениями.