— Больно?

Риа медленно открыла глаза.

— Да нет, не очень. Какие-то спазмы. — Тейлор машинально кивнул. Риа улыбнулась и дернула его за руку. — С чем ты соглашаешься своим кивком? У тебя же никогда не было спазмов.

— И слава Богу. — Он криво усмехнулся. — А аспирин не помогает?

— Лучше не принимать никаких лекарств, не посоветовавшись с врачом.

— А так ты, в порядке? Я имею в виду, не считая спазмов?

— Да, вполне. Теперь ты можешь вернуться на работу. Если будет нужно, я позвоню.

Тейлор грозно сдвинул брови.

— Не делай из меня идиота.

— Но, Тейлор, здесь ничего…

— Я остаюсь.

Риа втайне очень обрадовалась его решению. Нелегко было выносить это тяжелое испытание один на один с собой, вне зависимости, от того, чем все кичится. Риа казалось, что отпусти Тейлор ее руку, и она куда-нибудь улетит.

— Я все же хочу, чтобы ты что-нибудь съела, — заявил через минуту Тейлор. — Ты вся совершенно скрюченная.

Риа понимала, что Тейлору необходимо быть нужным, чем-то занять себя, и потому послала его за сыром, крекерами и фруктовым соком.


— Тейлор?

— Что?

Он сидел на краю постели, уставившись в окно. Тени становились все длиннее. Солнце уплывало за горизонт.

— О чем ты думаешь?

— О том, что это самый долгий из прожитых мною дней. — Он погладил щеку жены. — Знаю, что для тебя он был еще длиннее.

Риа надавала Тейлору дюжину поручений по дому. В какой-то момент он понял, что эти ненужные поручения были способом заставить его немного отвлечься.

В конце концов по молчаливому согласию они решили оставить эти бессмысленные занятия. Ни беспорядочные требования Риа, ни настойчивая исполнительность и заботливость Тейлора не могли отвлечь их от мысли о ребенке, чья жизнь висела сейчас на волоске. Они часто и подолгу молчали, но это было молчание взаимопонимания. Оно выражало их тревогу и страх лучше всяких слов.

— Когда бы мы ни говорили о малыше, — медленно произнесла Риа, — мы говорили о здоровом ребенке.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Как ты будешь относиться к ребенку, если он не будет таким уж здоровым? Если… если он родится с недостатками, как ты будешь к нему относиться?

Тейлор не ответил, а лишь посмотрел на жену тяжелым, непонимающим взглядом.

— Это естественный инстинкт тела, — нервно продолжила Риа, — пытаться отторгнуть что-то, что имеет дефекты. Иногда выкидыши рассматриваются как благо.

Прошло немало времени, прежде чем Тейлор ответил. И в ответе его звучала явная злость.

— Как ты можешь задавать мне подобные вопросы? Ты действительно считаешь меня таким поверхностным? Мы не очень-то хорошо знали друг друга, когда поженились, то за это время, я думаю, ты имела возможность узнать меня лучше. Глаза Риа наполнились слезами раскаяния.

— Прости, Тейлор, ты прав. Я действительно узнала тебя лучше и не должна была спрашивать.

Слезы Риа растопили его гнев. Тейлор осторожно положил руки на живот жены, защищая его большими ладонями и крепкими пальцами.

— Я люблю малыша. Я хочу его. Что бы ни случилось.

Риа отвернулась не потому, что не хотела, чтобы Тейлор видел ее слезы, а потому, что не могла вынести слез в его глазах.


— Кажется, тебе следует отвезти меня в больницу.

Стоя в дверном проеме ванной, Риа, казалось, вот-вот упадет в обморок. Ее била дрожь.

Тейлор не стал терять времени на ненужные вопросы. Он уже дважды выносил из ванной корзину для бумаг. У супругов больше не было секретов друг от друга. Тейлор позвонил врачу и предупредил его, что они выезжают, после чего вернулся к Риа.

Взяв жену на руки, он понес ее к выходу.

— Больно?

— Не очень.

Риа лгала: ей было очень больно. Губы ее побелели. Тейлор уложил жену на переднее сиденье и, нарушая все ограничения скорости, игнорируя государственные и городские дорожные знаки, помчался в больницу. Предупрежденные врачом медсестры уже дожидались с креслом-каталкой у входа. Когда Тейлор усадил Риа в кресло, она схватила его за руку и прижала ее к щеке.

— Прости. Прости меня.

Озабоченные медсестры не дали Тейлору времени ответить, а, мгновенно развернув кресло, быстро покатили его к автоматическим стеклянным дверям. В коридоре перед смотровым кабинетом Тейлор беспокойно ерзал на неудобном пластиковом стуле. Отхлебывал горький кофе из автомата. Вышагивал. Метался. Молился. Через несколько минут, которые показались Тейлору вечностью, из смотровой вышел врач и обменялся с Тейлором рукопожатием.

— Здравствуйте, мистер Маккензи. Я узнал вас по фотографиям в газетах.

— Как Риа?

— Боюсь, она потеряла ребенка.

Тейлор прислонился к стене. Ему казалось, он готов услышать подобное, но вышло, что нет.

Чувство потери было невыносимым. Тейлор ощутил, как огромный стальной кулак ухватил его за кишки и дернул, после чего в животе образовалась зияющая дыра — черная и пустая.

Голова Тейлора стала отклоняться назад, пока не уперлась в холодный кафель стены. Закрыв глаза и стиснув зубы, он сжал кулаки.

— Почему?

Вопрос задавался Всевышнему, но ответил на него доктор:

— Без сомнений, не было ничего, что миссис Маккензи не сделала бы или сделала не так. Просто один из непредсказуемых вывертов природы.

— Благо… — горько усмехнулся Тейлор, вспомнив слова Риа.

— Знаю, что трудно с этим согласиться.

— Да, доктор, чертовски трудно, — глубоко выдохнул Тейлор. — Как Риа?

Врач пессимистически покачал головой.

— Естественно, она чрезвычайно расстроена. Я отправил ее наверх.

— Наверх? — первое, что пришло Тейлору в голову, были слова «психиатрическое отделение». Неужели Риа тронулась рассудком?

— Да. Обычно женский организм сам освобождается от остатков плода, но в данном случае я намерен провести процедуры «Ди» и «Си». — Доктор объяснил Тейлору суть медицинских терминов. — Миссис Маккензи сможет вернуться домой утром, день или два она будет испытывать некоторое недомогание, но пусть ее это не беспокоит. Только не следует поднимать ничего тяжелого. Разумеется, прежде всего мы беспокоимся о ее эмоциональном состоянии. Эмоциональная стабилизация займет гораздо больше времени, чем физическое исцеление, и очень большая ответственность при этом ложится на вас, мистер Маккензи.

Прошло несколько часов, прежде чем Риа перевели в отдельную палату, и Тейлор смог увидеть жену. Перед этим он позвонил своей секретарше и распорядился отменить все встречи, назначенные на следующий день — на пятницу. Он вернется на работу не раньше понедельника. После этого он позвонил Делии Стар.

— Сегодня вечером у Риа случился выкидыш, — услышав в трубке ответ и представившись, без предисловий сообщил Маккензи.

— Мне очень жаль, — после ошеломленной паузы пробормотала корреспондентка.

— Уберите любой намек на ребенка из этого проклятого воскресного репортажа.

— Слишком поздно, Тейлор.

— Черт побери…

— Я уже передала материал редакторам номера. У меня его нет.

— Так верните. Я не допущу, чтобы Риа, открыв газету, прочла в ней о своем ребенке, которого уже не будет. Мне плевать, как вы это сделаете, но вы сделаете.

— Сделаю все, что в моих силах. Зная, каким влиянием пользуется в газете мисс Стар, можно было считать, что все упоминания о ребенке будут изъяты из статьи, прежде чем та попадет в печать.

Тейлор также переговорил с главным врачом больницы и предупредил его, что никакие сведения о его жене не должны просочиться в средства массовой информации. Мэр Маккензи сейчас должен быть в центре внимания прессы. Но в этот момент Тейлор не хотел бы прочесть ни одного упоминания о себе на первой полосе газеты.

В палате, где лежала Риа, царил полумрак, окна были зашторены. Горел лишь небольшой ночник. Тейлору показалось, что Риа спит, но, тихонько подкравшись к постели, он обнаружил, что глаза ее открыты. Неподвижная, она застывшим взглядом уставилась в потолок. Правая рука, худая и бледная, безвольно лежала на животе, казавшемся до неприличия впалым.

Риа повернула голову, но ничего не сказала. В голову Тейлора не приходило ни одного слова, которое не прозвучало бы банально. Неужели трагедия автоматически превращает людей, обычно владеющих нормальным языком, в роботов, запрограммированных на произнесение только тривиальных фраз? Тейлор лишь смог выдавить:

— Как ты себя чувствуешь?

— Пусто.

Отсутствие интонаций в голосе Риа встревожило Тейлора. Эмоции улетучились из ее речи так же, как исчезли улыбка и мимика с ее лица. Тейлор поднял руку жены и крепко сжал ее, но Риа, казалось, даже не заметила этого. Она не ответила на пожатие.

— Каждую неделю я часами занималась в оздоровительном центре, желая сохранить живот плоским. — Риа невесело рассмеялась. — Мама всегда говорила: «Будь осторожна в своих желаниях».

Тейлор увидел, как из уголков глаз Риа покатились слезы, теряющиеся в ее темных волосах.

— Тебе больно?

— Нет. Доктор распорядился сделать укол, чтобы я лучше заснула. Потому я такая одуревшая.

— Оставайся одуревшей. Врач сказал, тебе надо много отдыхать.

— Еще он сказал, что нет причин не иметь другого… другого… — Риа задохнулась и не смогла закончить.

Тейлор склонился над женой, опершись о спинку кровати, и крепче сжал ее руку.

— Не надо, Риа. Не надо плакать. Поспи.

— Я не могу не думать о ребенке. — Голос Риа звенел. — Его больше нет. Он не существует.

— Тш-ш-ш. — Тейлор поцеловал закрывшиеся глаза жены, из которых продолжали литься слезы. Тейлор придвинул к кровати стул, сел и не шевельнулся до той поры, пока успокоительное не начала действовать, погрузив Риа в глубокий сон.

Тейлор покинул Риа лишь перед восходом солнца. Он зашел в комнату медсестер и проинструктировал их относительно того, что его жена должна получать все необходимое. После этого Маккензи отправился домой, где принял душ, побрился и наскоро приготовил яичницу-глазунью, которую с жадностью проглотил, поскольку со вчерашнего ленча не имел и крошки во рту. Подкрепившись несколькими чашками обжигающе-горячего черного кофе, Тейлор вернулся в больницу, захватив с собой вещи для Риа.