Отец сидел на кровати. Покрывало вокруг него было завалено бумагами и газетами, одну из которых он изучал через увеличительное стекло. Услышав нежное «папа» Сильвии, он поднял глаза, полные радости.

– Милая, заходи, садись на кровать. Как я скучал по тебе и маме!

Сильвия, всматриваясь в лицо отца, вошла в комнату и опустилась на краешек кровати. Щеки его порозовели, в глазах опять появился живой блеск.

– Расскажи про Лондон, – попросил он. – Как там дом? Мне теперь не придется его продавать. И маме твоей не придется расставаться с ее драгоценностями. Она может продолжать жить светской жизнью, которая ей так нравится. И все благодаря графу.

Сильвия набрала полную грудь воздуха и начала:

– Ах да, граф. Папа, я хочу…

– Ты выходишь за щедрого человека, милая.

– Щедрого, возможно, но…

– Он сказал, что даже заплатит за нас, чтобы мы смогли оставить дом на Ривьере.

Сильвия услышала об этом впервые, и сердце ее упало. Чем больше граф обещал, тем больше они теряли с ее отказом выйти за него.

Отец тем временем счастливо продолжал:

– Мне бы вполне хватило и замка Белэм, ты же знаешь. Граф сказал, что я смогу вернуться и спокойно жить здесь, когда закончится ремонт.

– Да, ремонт, – пробормотала Сильвия.

– Вы с ним, конечно, уедете в Баварию. – Уголки рта герцога опустились. – Не скажу, что я рад этому. Бавария – все равно что Восток: слишком далеко для моих старых косточек.

– Слишком далеко, – повторила дочь.

Нужно ему все рассказать сейчас, пока разговор не зашел слишком далеко. Нужно рассказать.

– Папа, – сказала девушка, взяв его за руку, – я должна что-то сказать вам.

– Да, милая? Это насчет твоего приданого, конечно. Но посмотри… посмотри сюда. На секундочку. Ты знаешь, что это за бумаги? Это чертежи и планы. Граф (спасибо доброму человеку!) попросил меня разобраться, что нужно ремонтировать в замке. Я с Томпкинсом прошелся по замку… Не смотри на меня так! Я недолго ходил: часик туда, часик сюда – но увидел достаточно. В архивах я нашел оригинальные поэтажные планы, можешь поверить?

Глаза герцога сияли от восторга. Давно уже Сильвия не видела его таким оживленным. Слова он произносил четко, руки не дрожали. Ему действительно стало лучше. Потому что жизнь стала налаживаться. Потому что его любимый замок Белэм будет спасен. Потому что его родовое имя не будет покрыто позором, и он не превратится в банкрота без гроша за душой.

Дочь медленно отпустила руку отца.

Это чудо произошло благодаря ее самопожертвованию. Как теперь отнять у него то, что она дала?

– Я… пойду к себе, папа, – сказала она, вставая.

– Что? Да, конечно. Ты, наверное, очень устала.

Сильвия кинула. Герцог опустил увеличительное стекло и посмотрел на нее.

– Ты здорова, моя девочка?

– Здорова, папа.

– И счастлива?

Сильвия подняла голову. После долгого молчания она кивнула.

– Да, папа.

Счастлива!

* * *

На следующее утро после бессонной ночи Сильвия пошла в конюшню проведать Колумбину.

Завидев Сильвию, Колумбина высунула голову над дверью стойла и радостно заржала.

Когда герцогиня столь поспешно увезла падчерицу из Фэррон Тауэрс, бедная Колумбина осталась там одна, и, поскольку Сильвия и герцогиня на следующий день уехали в Лондон, прошло больше двух недель, прежде чем Колумбина снова увидела молодую хозяйку.

Сильвия подошла к лошади и стала гладить ее бархатистую морду.

– Кто привел ее из Фэррон Тауэрс? – спросила она конюха.

Парень, подметавший стойло, остановился и оперся на метлу, которая была по высоте почти как он.

– Сам джентльмен и привел.

– Лорд Фэррон?

– Ага. Сам ехал на своей, а Колумбину за собой вел. У нее на голове розы были.

Сильвия удивленно подняла брови:

– Как это?

– Да под недоуздок были засунуты розовые розы. Я их в кувшин поставил вон там, видите?

Сильвия повернулась. У двери конюшни стоял кувшин с пожухлыми цветами. То были такие же розы, как и те, которые лорд Фэррон присылал ей в Фэррон Тауэрс.

– Завяли, – с грустью в голосе произнесла она.

– Верно, мисс. Совсем померли.

Юная леди слабо улыбнулась, и конюх снова стал мести.

Удрученная девушка медленно побрела обратно в замок. Услышав какой-то шум у парадной двери, она подняла голову. Там стояла карета Белэмов. Запряженные лошади исходили паром, Томпкинс, Джини и еще пара слуг снимали багаж с полки.

Герцогиня раздавала указания, придерживая одной рукой шляпку, которую грозил сорвать свежий ветер. Увидев Сильвию, она вскрикнула и поспешила к ней. Остановившись в каком-то дюйме от Сильвии, она впилась в нее внимательными зелеными глазами.

– Ну? – многозначительно произнесла она.

Сильвия растерялась.

– Что значит «ну», мама?

Мачеха прищурилась так, что ее зеленые глаза уменьшились до размера горошин.

– ДА ИЛИ НЕТ?

Сильвия прекрасно понимала, что интересует ее светлость. Сжав зубы, она ответила:

– Да.

Герцогиня просияла.

– Я знала, что ты одумаешься. Я привезла все твое приданое. Чутье мачехи!

Она бросилась обратно к карете, рядом с которой с каждой минутой росла гора всевозможных чемоданов, пакетов и картонок.

Сильвия пошла за ней. Обойдя гору, она вошла в замок, где поднялась в свою комнату и легла на кушетку. На сердце у нее лежал камень. После вчерашнего возвращения домой, кроме встречи с отцом, она не сделала ничего.

Хотя нет, кое-что конструктивное она все же сделала. Сильвия послала письмо Черити Фэррон. Она хотела, чтобы Черити знала: это не она, Сильвия, выгнала лорда Фэррона из их лондонского дома, а ее мачеха.

Лорд Фэррон и Черити могут думать о ней что угодно, но она не отказывалась от дружбы.

Чуть позже Джини тихонько постучала в дверь Сильвии.

– Приехал ваш жених, миледи. Он ждет вас.

Сильвия неохотно встала и спустилась в гостиную.

О графе она не слышала с той самой ночи в клубе «Черная подвязка» и думала, что он, как лиса у курятника, затаится на день-два, посмотреть, что будет делать Сильвия. И все же он явился.

Остановившись перед дверью, она заглянула в гостиную. Граф в некотором волнении расхаживал по комнате. Внезапно он остановился и развернулся, как будто почувствовав ее присутствие.

Их взгляды встретились, и Сильвия увидела в его глазах столько же неприязни, сколько, полагала она, было видно в ее глазах.

– Вы, несомненно, ждете от меня извинений, – прошипел граф.

– Не думаю, сэр, что вы… на это способны.

– Ха! Думаете, так хорошо знаете меня? – глумливо промолвил граф.

Сильвия молча опустила голову.

Граф какое-то время смотрел на нее, нервно покусывая ус.

– Так что… вы рассказали своей мачехе?

Сильвия подняла голову.

– Думаете, если бы я рассказала ей все, вас пустили бы сегодня в замок Белэм?

Граф пожал плечами.

– Я думаю, меня будут пускать сюда до тех пор, пока герцогиня будет хотеть новые занавески и ложу в театре.

Сильвия поморщилась.

– Сэр, вы беспринципный и невоспитанный человек.

– Но вы, кажется, все еще собираетесь выходить за меня? – осклабился граф.

Сильвия прикусила губу и тихо произнесла:

– Да.

Она думала, что ответ графа успокоит ее, но, к ее удивлению, этого не случилось. Он стоял, покусывая подушечку большого пальца. «Еще одна привычка, – подумала Сильвия, – с которой придется смириться». Он явно хотел еще что-то сказать своей невесте, но, прежде чем он решился, Сильвия услышала за спиной голос герцогини:

– Граф фон Брауэр! Рада вас видеть.

С протянутой для приветствия рукой герцогиня проплыла мимо Сильвии.

Граф склонился над ее рукой, говоря какие-то вежливые любезности, фальшивые, как подозревала Сильвия.

Но у герцогини, похоже, таких подозрений не возникло, она просто таяла от удовольствия.

– Что же это вы так тянули с приездом? Сильвия дома уже два дня. Но не бойтесь, я мешать вам не буду. Наверняка вам нужно многое обсудить.

С этими словами герцогиня уселась в свое кресло, на котором лежала раскрытая книга; так она оказалась спиной к комнате и никоим образом не могла видеть жениха и невесту.

Граф указал Сильвии, что им нужно отойти в сторону. Не произнося ни слова, она последовала за ним к окну, и там они сели на козетку[1]. Сильвия даже юбку свою отодвинула от графа. Она не хотела, чтобы хоть какая-то часть ее тела или одежды прикасалась к нему.

Граф забросил ногу на ногу и стал барабанить пальцами по колену, глядя на кресло, в котором сидела герцогиня.

– К сожалению, вы не оценили моей попытки добавить остроты в вашу монотонную жизнь, – наконец произнес он.

– Я бы никогда не оценила подобной… остроты, как вы выражаетесь. Ни сейчас, ни после… свадьбы.

– После свадьбы… – повторил граф со странным недовольством.

Сильвия закрыла глаза, как будто чтобы не видеть его тонких губ и хищного взгляда, и тут же быстро их открыла, когда почувствовала, что граф взял ее за подбородок и повернул ее лицо к себе.

– У меня дома вы были не одни, – прошипел он.

– Н-нет, – призналась она.

– Лорд Фэррон пожалеет, если я его еще раз поймаю с вами.

– Это вряд ли, – не без издевки проронила Сильвия.

– Что вы там видели?

– Г-где?

– На Катлер-стрит.

– К-катлер-стрит?

– Черт возьми, вы что, спите? – Граф больно ущипнул ее. – У меня дома. Там кое-что пропало. Что вы или он нашли там?

– Ничего! – крикнула Сильвия так громко, что герцогиня опустила книгу и повернулась посмотреть на них из своего кресла.

– Ты звала меня, дорогая? – спросила она у Сильвии.

– Нет, мама, – ответила Сильвия, стараясь говорить спокойно.

– А, хорошо, – сказала герцогиня. – Тогда я сейчас велю принести чай. Вот только главу дочитаю. – Она снова подняла книгу и отвернулась к окну.