– Ян решил, что первое время можно обойтись готовым платьем, – радостно сообщил Джейсон. – Но потом будет только сшитое на заказ, как и положено.

Ян… В сознании Хелены одна за другой всплывали отдельные картинки цвета сепии, как на фотографиях: мрачные своды церкви Святого Стефана, торжественный до взволнованности голос пастора Клукаса, Невилл, надевающий тоненькое золотое колечко на безымянный палец ее левой руки, потом его поцелуй, мимолетный, как дуновение ветра. Спешный, похожий на бегство отъезд из усадьбы, молчаливые объятия Маргарет в карете, Джейсон на сиденье напротив, радостно комментирующий увиденное, и отвечающий ему низкий голос Мохана Тайида, тихий смех.

Затем вокзал в Эксетере, из стекла и камня, невыносимо шумный после безлюдного Корнуолла, исходящий дымом железный монстр и теплое купе с деревянными панелями в его чреве. Наконец, этот сон, в который Хелена провалилась, уставшая до бесчувствия. Она ощутила металлический холод колечка на пальце. Теперь она пленница, и это ее оковы.

– Доброе утро, Хелена.

При виде Маргарет в неизменном траурном платье Хелена растрогалась так, что у нее увлажнились глаза.

– Доброе утро, Мардж. Как долго я спала?

– Почти сутки. Ты совсем обессилела. Мистер Тайид на руках отнес тебя в дом. – Маргарет запнулась. – Мистер Невилл зовет тебя завтракать. Накинь вот это. – Старушка взяла с постели легкий голубой халат, так осторожно, будто боялась оскорбить нежный шелк прикосновением своих потрескавшихся пальцев.

Хелена вышла в коридор босиком. Утопая по щиколотку в зеленом ковре, она чувствовала себя Алисой в Стране чудес. Весь дом был выдержан в приглушенных тонах: нежно-сером, светло-голубом, кремовом. Даже дорогая древесина переливалась пастельными оттенками. И все, вплоть до мельчайших деталей интерьера, было на своем месте. Джейсон уже бежал вниз по лестнице на первый этаж. Когда Хелена коснулась перил, ей показалось, что они сделаны из того же материала, что и ее халат.

Внизу у лестницы появилась горничная в белом чепце и переднике.

– Туда, пожалуйста, мадам. – Она показала рукой, приседая в книксене. – Мистер Невилл ждет вас в комнате для завтрака.

За приоткрытой двустворчатой дверью в противоположной стене комнаты виднелся сад, укутанный утренним лондонским туманом. Большую часть помещения занимал устланный белой скатертью стол, на котором среди мерцающих фарфоровых чашек, сливочниц и серебряных приборов стояли хрустальные вазы с букетами белых роз. Пахло яичницей, шоколадом и кофе. Желудок Хелены болезненно сжался от голода.

– Доброе утро, Хелена.

Она вздрогнула, услышав его голос.

Невилл сидел справа, перекинув обтянутые светло-серыми штанами ноги одну на другую, и смотрел на нее поверх газеты.

– Надеюсь, ты уже оправилась после утомительного путешествия и не обидишься на меня за то, что я опередил тебя. Мне надо было приготовить дом к твоему приезду. Ведь я не ожидал вернуться из Корнуолла семейным человеком.

Ливрейный слуга подвинул ей стул, и Хелена устроилась с узкой стороны стола. Напротив нее Джейсон запихивал в рот белую булку, с которой капало варенье.

– Кофе или шоколад, мадам?

– Благодарю, Ральф, думаю, шоколад будет кстати, – ответил за Хелену Невилл. – Мадам надо набраться сил. – Он пристально посмотрел на нее. – Возможно, голубой тебе и не к лицу, но это единственное, что было подходящего качества. Он подходит к твоим глазам, хотя у меня такое чувство, что ты в нем мерзнешь. Скоро мы справим тебе другой халат, что-нибудь в теплых тонах, бирюзовое или лавандовое. – С этими словами Невилл как ни в чем не бывало вернулся к своей газете.

Хелена глотнула из чашки. Вкус оказался восхитительный: шоколад так и таял во рту. Однако в горле стояла какая-то горечь и першило, как будто она наглоталась пыли.

Шелест газетных страниц заставил ее вздрогнуть. Невилл отложил чтение и взглянул на маленькие часики, которые достал из кармана цветастого жилета. На любом другом мужчине этот узор выглядел бы смешно, но Невилл носил его с неизменной элегантностью и уверенностью в собственном вкусе.

– Надеюсь, ты простишь, но меня ждут дела, – сказал он, поднимаясь со стула. – Не жди меня к обеду, я могу припоздниться.

С этими словами Невилл быстро покинул комнату. Несмотря на потрескивающий в камине огонь, Хелена почувствовала разливающийся внутри холод. «Теперь так будет каждое утро, – подумала она. – До конца моих дней».


Пока Маргарет пыталась привести в порядок ее непослушные волосы, Хелена, растерянно опустив глаза, сидела за туалетным столиком. Она боялась увидеть себя в зеркале. Этот день походил на кошмарный сон, каждая минута которого растягивалась в вечность. Утром Хелена стояла как манекен, пока французская портниха со своими помощницами снимала с нее мерки, отпуская комплементы по поводу ее хорошего сложения и чистой кожи. Когда Хелене показывали отрезы ткани и мотки кружев, она кивала с отсутствующим видом. А за обедом, в то время как Джейсон рассказывал о своем первом занятии с миссис Брюс, нанятой восполнить хотя бы самые вопиющие пробелы в образовании мальчика, бездумно гоняла по тарелке наколотый на вилку кусок ростбифа.

– Добрый вечер, леди.

Невилл вошел без стука.

Хелена вскочила, а Маргарет замерла в глубоком книксене. Для Хелены оставалось загадкой, как быстро сумел Невилл приучить упрямую служанку к новому месту. Словно та всю жизнь ждала возможности въехать в этот огромный дом.

– Спасибо, Маргарет, – кивнул он старушке, и та удалилась, бесшумно прикрыв за собой дверь.

Он стоял и смотрел на жену, казалось, целую вечность. Пытаясь унять в теле дрожь, Хелена скрестила на груди руки. Она знала, что по ночам между мужчинами и женщинами происходит нечто таинственное, о чем имела весьма смутное представление, основанное на отрывочных детских воспоминаниях и намеках Маргарет. Старушка учила, что в таких случаях нельзя отказывать мужчине, что бы он ни попросил.

Невилл приблизился, не сводя с нее глаз, и Хелена снова не смогла выдержать его взгляд. Тогда он осторожно взял ее за подбородок, и она послушно подняла голову. Невилл тихо рассмеялся.

– Хелена, моя маленькая дикая кошка, – прошептал он, почти выдохнул. – Что же мне с тобой делать?

От звука его голоса Хелена затрепетала, словно он нежно погладил ее по щеке.

Потом Невилл схватил ее за затылок, не грубо, но так уверенно, что она не смогла увернуться и только застонала. Хелена почувствовала тепло его тела и твердые мускулы под белой рубашкой. Что-то внутри нее не давало вырваться из его объятий. Лицо Невилла оказалось совсем близко. Он все еще смотрел ей в глаза, словно хотел найти в них ответ на только что заданный вопрос.

– Тебе нечего бояться, моя маленькая Хелена, – прошептал Невилл. – Я уже говорил тебе, что не насилую женщин. Но когда-нибудь ты сама захочешь, это я тебе обещаю.

С этими словами он поцеловал ее в лоб и покинул комнату так же внезапно, как и вошел.

Ноги Хелены подкосились. «Я не могу, – подумала она, со вздохом опускаясь на пол. – Больше я не выдержу ни дня».


Сигаретный дым извивался белыми завитками, медленно рассеиваясь под тяжелым бархатным пологом. Высокие своды балдахина из темного дерева мерцали латунной отделкой, беспорядочно разбросанные подушки и скомканные покрывала свидетельствовали о продолжительной любовной борьбе.

Леди Ирен Фитцуильям тихо вздохнула, прижавшись щекой к груди темноволосого любовника. Она слушала, как успокаивается его сердце, такое страстное и в то же время холодное, то самое, за обладание которым она была готова отдать все.

Она заглянула в его черные глаза. Этот человек оставался для нее загадкой, несмотря на все те часы интимной близости, которые он дарил ей в промежутках между месяцами разлуки. Сейчас он смотрел в никуда, и Ирен почувствовала, как ее захлестывает волна ревности. Он ненавидел, когда интересовались его мыслями, и поэтому Ирен молчала, хотя и знала, что не единственная пользуется его благосклонностью. Это был секрет Полишинеля, однако всем заинтересованным сторонам хватало такта не замечать друг друга. При этом каждая воображала, что именно она и есть нечто особенное, пробуждающее в нем не только плотскую страсть.

Ирен погасила сигарету в блюдце, стоявшем на ночном столике возле кровати, и высвободилась из объятий любовника. Когда он встал, она стала мерзнуть, хотя за несколько минут до этого, казалось, таяла от жары. Ирен завернулась в покрывало. Ее стройное тело еще болело и горело от его ласк и собственной только что утихшей страсти, которую он один мог разбудить в ней и о возможности которой она не подозревала до того, как познакомилась с ним.

Даже голый, Ян Невилл был исполнен достоинства, которым ни в коей мере не обладал ее обрюзгший супруг. Как ни была удовлетворена Ирен, какой усталой она себя ни чувствовала, но при виде мускулистого мужского тела лицо ее снова загорелось желанием. Она ненавидела власть, которую имел над ней этот человек, и в то же время упивалась ею. Ирен с болью в глазах наблюдала, как он одевается, подбирая штаны и рубаху, в спешке брошенные на пол пару часов назад.

– Ты долго пробыл в Корнуолле, – заметила она, чтобы хоть ненадолго задержать его разговором.

– Достаточно для того, чтобы там жениться, – отвечал Невилл, повязывая перед зеркалом галстук.

Некоторое время она молчала, словно оглушенная его словами, а потом сглотнула, пытаясь смягчить внезапно пересохшее горло.

– Ты… женился?

Ирен хотела, чтобы это прозвучало, как шутка, но получилось вымученно.

– Ты же знаешь, я всегда готов к новым приключениям.

Невилл довольно подергал узел на галстуке.

Лицо Ирен вспыхнуло жгучей ревностью с примесью любопытства. Что за женщина прибрала к рукам лучшего любовника между Плимутом и Калькуттой, сирена или мадонна? И что есть в ней такого, чего нет во всех остальных?

– Кто она?