«Но почему Ричард всегда такой предсказуемый? – промелькнуло в голове Хелены. – С ним словно плывешь по течению. Каждое его слово, каждый поступок и даже жест воспринимаешь как нечто само собой разумеющееся, без всякого сопротивления».

– И еще мне хотелось бы, – прервал ее размышления голос Ричарда, – чтобы мы доверяли друг другу. А это означает ничего друг от друга не скрывать. – Он посмотрел на свои сложенные на коленях руки. – Поэтому я хотел бы рассказать тебе кое-что. Мне это будет нелегко, но перед тем, как подать на развод, ты должна узнать правду.

Хелена вздрогнула. Первой мыслью было перебить его, сказать, что она не желает слышать никаких историй из прошлого, во всяком случае, не сегодня, что с нее достаточно. Но вместо этого Хелена замерла в кресле, не в силах вымолвить ни слова, и смотрела на Ричарда как парализованная.

Не обращая на нее внимания, он встал и направился к шкафу в другой стороне комнаты, откуда вернулся с наполненным янтарной жидкостью бокалом в руке. Потом подсел к камину и, сделав глоток, задумчиво посмотрел в огонь.

– Когда-то я был другим, и у меня была совсем другая жизнь. Здесь, в Индии… – Его голос звучал непривычно хрипло и отстраненно-холодно. Ричард наклонился к гудящему огню, опираясь руками о каминную полку, и продолжил: – Я родился в маленькой деревушке в Уэльсе и изначально носил имя Ричарда Джеймса Дикона, хотя называли меня просто Дик. Как и многие мальчишки, я мечтал о дальних странах, о славе и карьере, и это в конце концов привело меня в армию. Я был совсем молодым, когда попал в Индию, древнюю Индию – жемчужину Британской короны. Господи, как я был наивен! – Он сухо рассмеялся, тряхнул головой и сделал хороший глоток. – И мне понравилось в армии. Я полюбил военную жизнь и своих товарищей, равно как и Индию, и ее народ. – Он вздохнул.

Но 12 мая 1857 года все изменилось. Тогда подразделение Ричарда Дикона, дислоцировавшееся в Калькутте, было брошено на подавление мятежа в Дели. В их полку тоже воевали сипаи, и англичанам пришлось их разоружить и, скрепя сердце, надзирать за бывшими подчиненными и боевыми товарищами как за преступниками. Между белыми и индусами сразу встала стена подозрительности и недоверия. Еще оставалась надежда, что беспорядки не пойдут дальше Дели, но она оказалась иллюзорной.

А потом был Канпур, чье название стало символом жестокости повстанцев. Под защиту канпурского гарнизона стекались сотни беженцев, в том числе и из удаленного почти на три сотни миль Дели, но и этот город в скором времени осадили сипаи. Через несколько недель комендант крепости Хью Уилер начал переговоры с главарем мятежников Нана-Сахибом, правителем Бхитура. Было заключено соглашение, согласно которому мирным жителям предоставлялся свободный выход из города. Но когда около тысячи женщин, детей и мужчин сели в лодки на гатах Сати Чаура, чтобы по Гангу подняться до Аллахабада, Нана-Сахиб приказал открыть по ним огонь. Оставшихся в живых – всего около двухсот человек, из которых сто двадцать пять женщин и детей, – отвезли в Бибигар, где поселили в бунгало, прежде принадлежавшее некоему английскому офицеру, якобы убившему любовницу-индианку. Теперь там жили британские женщины, которых заставляли вручную молоть зерно для сахибов. Большинство из них погибло в течение двух недель от дизентерии и холеры, невыносимой жары и адской работы. Выживших Нана-Сахиб велел перерезать в ночь на пятнадцатое июля, а их тела расчленить секачами.

– А шестнадцатого мы вошли в Капур, – продолжал Ричард. – Должно быть, Нана-Сахиб ждал нас, если отдал приказ за день до того. – Он повернулся к Хелене, глаза его дико сверкали. – Я был там, Хелена, и все это видел. Все эти… – он сделал жест рукой, – трупы… Все, что осталось от детей и женщин. Я видел мертвецов на гатах. Такое не забывается. – Ричард поставил бокал на каминную полку и посмотрел в огонь.

– И я буду помнить это всю жизнь… – Он сделал очередной глоток и замолчал. – Мы были взбешены, наши души кипели от ненависти. Мы вешали, расстреливали, жгли, и, когда кто-нибудь из нас медлил в нерешительности, мы говорили ему: «Помни Канпур, пятнадцатое июля». Никто не должен уцелеть из тех, кто был к этому причастен. – Ричард снова направился к шкафу и наполнил бокал. – На допросах снова и снова всплывало одно имя. Индийское имя, но свидетели в один голос утверждали, что он – один из нас. Мы думали, они шутят или издеваются. Мы отказывались в это верить. Но доказательства были неоспоримы. Наконец, когда нам удалось навести в стране порядок, нашему подразделению дали приказ схватить этого человека. Восемь человек во главе с полковником почти год рыскали по Индии. Несколько раз он ускользал у нас из-под носа, пока наконец не угодил в ловушку на безлюдной равнине Раджпутаны. Бог знает, что он там искал! – Ричард расхохотался и сделал большой глоток, как будто хотел запить неприятный вкус. – Он был грязный и заросший, на последней стадии истощения. Но дух его остался несломлен. Чего мы только с ним не делали, чтобы выжать из него настоящее имя, полк, его историю! Я избавлю тебя от подробностей. Он был правой рукой Нана-Сахиба и одним из инициаторов резни в Бибигаре. Все говорило за это, да он и не отпирался. Я последний, кому довелось иметь с ним дело. – Ричард вылил в себя то, что оставалось в бокале. – Быть может, силы его были к тому времени на исходе, или он понял, что конец его близок, только он вдруг решил рассказать мне о своей семье и погибшей жене-индианке. Он утверждал, что она принадлежала к княжескому роду. Не знаю, правда ли это. Он даже показал мне фотографию ее и их детей. Она и вправду была красавица. Погибла в Дели во время взрыва. Оказывается, все это время он мстил за нее. Возможно, это прозвучит дико, но я ему сочувствовал. А что бы делал я, оказавшись на его месте? Я его даже зауважал, честное слово! Да, мы стояли по разные стороны баррикад, но при других обстоятельствах, вероятно, могли бы стать друзьями.

На некоторое время Ричард замолчал, уставившись куда-то в полумрак комнаты, а потом ослабил узел на галстуке и расстегнул верхнюю пуговицу.

– Мы приговорили его к повешению, по законам военного времени, и зарыли тело там же, в песках. – Ричард скривился. – За успешное выполнение приказа я получил медаль. Я выбросил ее, когда распрощался с армией. Я хотел раз и навсегда закрыть эту страницу моей жизни и уехал в Америку, чтобы там начать все заново. Но, по иронии судьбы, и та страна, где я так надеялся обрести мир, оказалась на грани кровавой войны. Я вовремя бежал на восточное побережье, где осел в Калифорнии под именем умершего товарища. По иронии судьбы, его тоже звали Ричард. Со временем поддельный паспорт я заменил настоящим. Угрызений совести я не испытавал: Ричард Дикон действительно умер в Индии. А я стал Ричардом Картером и начал новую жизнь. Удачно, как тебе известно. – Он вымученно улыбнулся. – Но ту, прежнюю, – он опустил глаза и рассеянно поправил воротник, – забыть так и не смог.

Ричард Картер снял через голову цепочку и сунул в ладонь Хелене какой-то металлический предмет.

– Надеюсь, после всего этого ты не будешь думать обо мне плохо. – Он сжал ладонь Хелены. – Я сожалею о том, что случилось, но исправить что-либо не в моих силах.

С этими словами он отпустил ее ладонь, но Хелена вцепилась пальцами в застежку медальона, словно боялась, что он выскользнет у нее из рук.

– Несколько месяцев назад я встретил одного из своих сослуживцев в отеле Калькутты. Он рассказал мне леденящую душу историю о проклятии, которое наложил на нас тот предатель. Он и вправду кричал что-то такое перед смертью, но я не верю в колдовство. Я все выяснил. Каждого из нашей группы и в самом деле постигла печальная участь. Наказаны все, кроме меня. Такое впечатление, что кто-то последовательно мстит за смерть Кала-Нанди. И я думаю, ты имеешь право знать об этом. – Ричард кивнул на медальон, который Хелена все еще сжимала в руке. – Эту штуку Кала-Нанди сунул мне перед смертью. Кто знает, может, именно она и спасала меня до сих пор. – Он вздохнул и коснулся плеча Хелены. – Если что, я внизу, в баре.

С этими словами Ричард Картер вышел, оставив Хелену одну. Она слышала, как хлопнула дверь.

4

Некоторое время Хелена молча смотрела на сжатую в кулак ладонь. Ей потребовалось сделать над собой усилие, чтобы расправить пальцы. Крышка медальона открылась, и из глаз Хелены хлынули слезы.

С левой стороны снимка она увидела лицо прекрасной индианки с почти белой кожей и огромными темными глазами. Хелена сразу узнала женщину, которую видела в Башне Слез в Сурья-Махале. Она первая бросалась в глаза зрителю, в то время как с правой стороны фотографии были девочка – копия матери, только с еще более светлой кожей, карими глазами и каштановыми волосами, и мальчик, чуть постарше сестры. Это был Ян, Хелена узнала его глаза, такие же, как у его матери и у Мохана Тайида. Ян-Раджив, до того как он стал Хамелеоном и презренным бастардом.

Хелена повернула медальон и погладила пальцами выгравированные на крышке, переплетенные между собой латинские буквы. RAS – Раджив, Амира, Ситара. Хиндустанское слово рас, или раса, могло, в зависимости от контекста и диалекта, означать «прекрасное», «любовь» и в то же время «яд». Отсюда название расендра – легендарный камень мудрецов, при помощи которого алхимики надеялись превращать неблагородные металлы в золото.

«Он сжал медальон в кулаке, с силой и в то же время бережно, как будто трепещущее сердце» – так говорил Мохан Тайид, вспоминая тот день двенадцатого мая. И Хелена вдруг ясно представила себе момент превращения Уинстона Невилла в Кала-Нанди. Нет и не может быть оправдания злодеяниям, за которые он в конечном итоге поплатился жизнью. Но Хелена поняла, что этот медальон действительно хранил в себе лучшее, что было в сердце Уинстона Невилла до самого того момента, когда прогремел взрыв.

Знал ли он, что Ян выжил? Надеялся ли найти его в Сурья-Махале или, отчаяшись, искал там спасения от озверевших солдат? Мохан утверждал первое, но стоило ли доверять его мнению? Хелена понимала, что ответ на этот вопрос Уинстон Невилл унес с собой в могилу.