– Если бы моя страна нуждалась в защите иностранного государства, я бы потерял всякое право называться ее властителем и заслуживал бы только позорной смерти. – В голосе Чанда послышались металлические нотки, от которых, как показалось Невиллу, стенки фарфоровой чашки в его руке завибрировали. – На самом деле речь идет всего лишь о том, чтобы установить британское господство над всей Индией, вплоть до самых затерянных уголков Гималаев и отдаленных пустынь. – Глаза раджи угрожающе сузились. – «Я – Господь, Бог твой, да не будет у тебя других богов пред лицем Моим». Не так ли сказано в вашей Библии?

– Ваше Высочество, установление британского господства над всей Индией – вопрос времени, и мы…

– Не надо угроз, капитан, – на лице раджи появилось выражение сожаления. – Время… что ваш народ, собственно, знает о нем? – Чанд презрительно сощурил глаза, ставшие похожими на два черных алмаза. – Вы измеряете его вашими часами, забавная игрушка, у меня такая есть. Маленькое чудо, пока их не разберешь по частям и не поймешь, как они работают. Вы пытаетесь бороться с ним своими паровыми машинами и сокрушаетесь быстротечности человеческих лет. Но к сущности времени это не имеет никакого отношения. Время – колесо, движущееся между точками творения и разрушения. Один его круг знаменует собой день Брахмы, другой – его ночь и охватывает четыре мировые эпохи, или много миллионов человеческих лет. Вселенная возникает с рождением Брахмы и умирает с его смертью, а потом все начинается заново. И наша бессмертная душа повторяет этот путь между рождением и смертью, пока нам не удастся достичь мокши – освобождения, выхода из круга бесконечных перерождений. Вот что такое время, капитан Невилл.

– Вероятно, именно таким вы его и видите, но…

– Мы живем в эпоху Кали-Юга, в царство порока, насилия, невежества и алчности. И это не на богатства Индии вы хотите наложить свою руку. Вас влечет власть, власть ради власти. Но ваше время на исходе. Вы не помните битву при Плесси?

Знаменитая битва при Плесси… Как же! 23 июля 1757 года Роберт Клайв нанес сокрушительное поражение войскам Сирадж уд-Даула, бенгальского наваба, предопределив тем самым британское господство над Бенгалией и над всем полуостровом.

– Согласно пророчеству, ваше владычество над Индией продлится ровно век, прежде чем потонет в реках крови. Итак, у вас осталось тринадцать лет – не так много времени…

– Я не верю в гадания, – твердо возразил Невилл. – Никакой заранее предопределенной судьбы не существует. Есть только человеческая воля и ее последствия.

Несколько минут Джирай Чанд внимательно смотрел на капитана, а потом продолжил угрожающе тихим голосом, отчетливо выговаривая каждое слово:

– Вы говорите на нашем языке, капитан Невилл, но об Индии вы знаете так же мало, как и о жизни. И если вы не опомнитесь, то дорого заплатите однажды за свою слепоту, вы и ваш народ. Я считал вас умнее… На сегодня все.

– Но Ваше Высочество… – попытался протестовать Уинстон.

– Вон! – закричал раджа, меча из глаз гневные искры.

Уинстон, покачиваясь, встал и механически поклонился. Потом перед его глазами поплыла ковровая дорожка, распахнулись и захлопнулись за его спиной золоченые створки дверей. Щелкнул замок. Он шел как в тумане. Звук его шагов далеко разносился по безлюдному коридору. Мысль о только что пережитом сокрушительном, позорном поражении вертелась в голове, точно назойливая муха. Он и не вспомнил о том, где оставил Бабу Саида.

Невилл был так потрясен, что даже не имел силы злиться. Лицо его пылало от стыда и ужаса. Никогда в жизни он еще не чувствовал себя таким униженным. Джирай Чанд поверг, сокрушил, уничтожил его, камня на камне не оставил от его блестящего образования и железной логики, вызывавшей восхищение и школьных учителей, и армейского начальства. Как видно, военная выучка помогла капитану отыскать свою комнату в лабиринтах дворца. Уинстон Невилл открыл дверь, чтобы, подобно побитой собаке, забиться в свой угол, и до последней минуты надеялся, что в нем не окажется Бабу Саида. Не потерять лица перед своим сипаем – вот все, на что он мог рассчитывать в такой ситуации.

Каково же было его удивление, когда, переступив порог, он увидел Бабу Саида, о чем-то оживленно беседовавшего с сыном раджи. При появлении капитана оба разом смолкли и воззрились на вошедшего.

– Черт, – по-английски выругался Невилл, хлопая дверью.

Он никак не мог взять в толк, каким образом молодой Чанд, только что сидевший рядом с ним в тронном зале, мог оказаться здесь раньше его. Принц не выглядел запыхавшимся и, судя по всему, уже давно беседовал с его сипаем.

Мохан Тайид опустился в кресло. По его лицу растеклась довольная улыбка.

– Ну, какой же дворец без тайных ходов! – воскликнул он, угадывая недоумение Уинстона Невилла. – Я вырос здесь, и у меня было достаточно времени изучить, по крайней мере в общих чертах, подземные лабиринты Сурья-Махала. Раджпутана – страна чудес, но многому из того, что кажется на первый взгляд волшебством, впоследствии находится вполне материалистическое объяснение.

Невиллу понадобилось несколько минут, чтобы осознать, что принц говорит с ним на прекрасном английском языке, хотя и не без акцента.

– Ваше Высочество, где вы так хорошо выучили наш язык? – удивился Уинстон Невилл.

Улыбка Мохана Тайида стала еще шире.

– И я хотел спросить вас о том же, капитан. И еще кое о чем, – добавил юноша, доверительно наклоняясь к англичанину. – Можете называть меня просто Моханом Тайидом.

На мгновение Невилл расслабился, однако в следующее мгновение верх взяла профессиональная солдатская подозрительность, и лицо его омрачилось.

– Знает ли Его Высочество раджа, что вы здесь?

Мохан Тайид сразу посерьезнел.

– Нет, и лучше бы ему этого не знать. Однако здесь и у стен есть глаза и уши, которые не так-то легко бывает обнаружить, – продолжал он, понизив голос. – Идите сюда!

Принц быстро встал, направился к противоположной стене и, повозившись с деревянной панелью, открыл в ней темное отверстие высотой в человеческий рост. Потом взял со стола лампу, сделал знак Невиллу следовать за ним и шагнул в темноту.

Уинстон медлил. Что, если это очередная ловушка раджи? Может ли он доверять его сыну? Мохан Тайид терпеливо ждал. Молодой индус был строен и мускулист, ростом примерно с Невилла. Черные волосы на фоне белого кафтана блестели, как полированное дерево. Темные глаза светились хитростью и озорством, но, как ни вглядывался Невилл, он так и не смог разглядеть в них ни коварства, ни злобы. Здравый смысл призывал капитана к осторожности, однако интуиция подсказывала, что Мохану Тайиду вполне можно довериться. Жестом велев слуге оставаться в комнате, капитан Невилл шагнул следом за принцем.

Потайная дверь закрылась. Несмотря на холод каменных стен, воздух в подземелье оставался душным. Невилла знобило, однако на лбу у него выступили капельки пота. Проход оказался таким узким, что передвигаться по нему можно было только гуськом. Первым шел Мохан Тайид, и лампа в его руке освещала дорогу не более чем на два шага вперед. Уинстон потерял всякое чувство пространства и времени. Он не мог сказать, как долго и в каком направлении они шли, пока принц вдруг не остановился так резко, что капитан чуть не налетел на него. С легким щелчком принц отворил низенькую боковую дверцу, куда Невилл прошмыгнул вслед за ним, и оба оказались под открытым небом.

Капитан с наслаждением вдохнул теплый ночной воздух, показавшийся ему необыкновенно свежим после затхлого подземелья. Осторожно, стараясь не создавать лишнего шума, индус прикрыл дверь. Оба на цыпочках пересекли внутренний двор, поднялись по широкой лестнице и оказались в галерее с украшенными замысловатой резьбой каменными перилами. Мохан Тайид тронул англичанина за рукав и показал вниз, во внутренний двор, видневшийся через просветы между витыми колоннами. Уинстон сразу узнал это место по двум каменным львам с поднятыми лапами по обе стороны двери. Это был вход в его комнату, возле которого не смыкая глаз дежурили четверо до зубов вооруженных раджпутов.

Почувствовав на себе вопросительный взгляд Мохана Тайида, он кивнул, подтверждая тем самым, что все понял, и только после этого принц знаком велел ему следовать дальше. Через некоторое время они свернули в следующую галерею, показавшуюся Невиллу бесконечной. Теперь в просветах между колоннами мерцали под звездным небом пески пустыни. Стояло самое жаркое время года, и под парадным мундиром рубаха Уинстона промокла насквозь. Капитан с наслаждением подставлял лицо прохладному ночному ветерку.

Внезапно Мохан Тайид схватил Уинстона за рукав и прижался к внутренней стороне колонны. В первую секунду капитан инстинктивно попытался вырваться, однако тут же понял, как недооценивал физическую силу молодого индуса, и последовал его примеру. Принц приложил палец к губам. Однако, как ни напрягался Уинстон, ничего, кроме шелеста ветра да доносящихся из пустыни криков ночных животных, расслышать не мог. Прошла секунда, растянувшаяся в целую вечность, прежде чем по каменному полу легко и уверенно застучали шаги. Уинстон вжался в мрамор и едва не свернул шею, вглядываясь через плечо в темноту. Мимо них прошли двое вооруженных раджпутов, как видно, нести ночную вахту.

Когда их шаги стихли в отдалении, Мохан Тайид дал сигнал, и молодые люди продолжили путь по слабо освещенному коридору, а потом через зал, мимо мраморных изваяний, казавшихся в полумраке гигантскими демонами в расплывающихся в цветные пятна фресок с похожими на звезды инкрустациями из драгоценных камней. Уинстон осматривался, стараясь запомнить отдельные участки пути, чтобы потом, в случае необходимости, проделать его в одиночестве. Вскоре над головами молодых людей снова распахнулось звездное небо, и оба оказались в ночном саду.

3

Уинстон много слышал о похожих на лабиринты дворцах раджпутов, воздвигнутых посреди пустыни много столетий назад. До сих пор он воспринимал эти истории как модные восточные сказки, однако увиденное нынешней ночью, казалось, превосходило все возможности человеческой фантазии.