– Это точно, – состроила гримасу Мэгги.

– Ты опять за свое, – проворчала Эми. Стань-ка сама собой. Ты, точно, великолепна. Посмотри на себя хорошенько в зеркало. Волосы у тебя такие черные, что отливают синевой, а этот крупный пучок…

– Шиньон, – уточнила Мэгги, – это на французский манер и очень стильно.

– …Крупный пучок, – продолжила Эми, не отвлекаясь на слова подруги, – придает тебе особенное совершенство. Волосы блестят так, что особенно выгодно подчеркивают молочную белизну твоего лица. А твои глаза… – Эми завистливо вздохнула. – Они у тебя куда сильнее, чем у Симоны Легрэ. – Она кивнула в сторону кабинета Джеймса. – Твое тело тоже само совершенство… – Эми окинула взглядом стройную фигуру Мэгги. – Ничего не прибавить, не убавить. В точности такая фигура, что нравится мужчинам. Ну, так и в чем же дело, Мэгги? У тебя есть полный набор для того, чтобы подцепить любого самца. Но в ту же минуту, когда рядом с тобой кто-то появляется, ты демонстрируешь свою холодность.

– А все потому, дорогая моя инквизиторша, что воспоминания о лишнем весе никуда не деваются.

– О весе? – озадаченно переспросила Эми. – Что же тут поделаешь? Ну у тебя же нет ни фунта лишнего.

– Сейчас – нет. А вот два года назад у меня было пятьдесят лишних фунтов.

– Да ну!..

– Я серьезно говорю. – Мэгги выдвинула ящичек стола и, пошарив среди его содержимого, наконец извлекла снимок, где запечатлена была женщина, стоящая у железной, выкрашенной в белое, ограды. Точные, филигранные линии железа еще отчетливее подчеркивали грузные очертания дамы. – Вот, смотри. – Она передала фотографию Эми. – Традиционная «перед тем, как…» картина.

Эми вопросительно посмотрела на фото, потом, в изумлении, взглянула еще раз:

– Боже мой, Мэгги!

– Угу. Я весила почти сто шестьдесят пять фунтов, когда меня фотографировали.

– Но как, почему?.. – залепетала Эми. – Как же так? Это все диета?

– Как же так? – Мэгги задумалась. – На самом деле ничего особенно драматичного. Я сидела как-то в парке и ела мороженое, когда ко мне подошла женщина – раньше я ее никогда не видела – и сказала, что стыдно быть такой толстухой при таком-то хорошеньком личике.

– И это заставило тебя сесть на диету?

– Нет, это повергло меня в депрессию, и я поступила, как обычно в таких случаях, – накупила массу ненужной еды. Как раз в это время в гости ко мне пришла одна подружка – и не смогла высидеть даже половины того времени, пока я уплетала свой первый пакетик с жареной картошкой. Она-то и открыла мне глаза. – Мэгги предалась воспоминаниям. – Сама удивляюсь, как я позволила ей затащить меня в спортивную группу, где занимались сбрасыванием лишнего веса. Собственно, это и было тем, в чем я по-настоящему нуждалась. Год занятий означал потерю пятидесяти фунтов веса, и в конце концов я их сбросила. Поверь мне, – поклялась Мэгги, – лишнего веса не стало. Не было особых ухищрений, на которые я бы шла, чтобы сбросить фунт здесь, несколько унций там. В один прекрасный день, встав на весы, я вдруг поняла, что вернулась к нормальному состоянию.

– Все это случилось там, на прежнем месте? – спросила Эми, не скрывая удивления.

– В сущности, да. Я всегда была немножечко склонна к полноте. Когда я должна была начать учиться в средней школе, мы с семьей переехали с фермы на западе Массачусетса в Бостон. Моя новая школа была огромной, я не знала там ни души. Я была в отчаянии и постоянно лакомилась, чтобы себя утешить. Потом, уже перед поступлением в старшие классы, у меня было достаточно друзей, и можно было бы прекратить обжорство, но, к несчастью, к этому времени меня уже разнесло.

– Бедняжка, – содрогнулась Эми. – Я ненавижу следить за каждым кусочком еды. Думаю, уж лучше растолстеть!

– Да нет, конечно, – с полной убежденностью заявила Мэгги. – Это ведь не так уж и плохо следить за своим весом. Просто с понедельника до субботы я подсчитывала калории. А зато потом, в воскресенье, я ела все, что мне хотелось. Всем хорош такой размеренный распорядок… Если что-нибудь не собьет меня с избранного пути.

– Как это? Ты же замечательно выглядишь.

Мэгги оперлась подбородком на ладонь, ее задумчивый взгляд был устремлен вдаль.

– Я думала, что, когда я похудею, все мои заботы отпадут сами собой, но этого не произошло. Сейчас мое тело стало таким, как у исполненной желанием женщины, однако сознание осталось совершенно тем же, что было раньше. Первые двадцать три года моей жизни приучили меня к тому, что мужчины меня не замечают, и я не могу отделаться от подозрения, что здесь ничего не изменится. Да и не только это. Ведь даже когда я согласилась пойти на свидание, у меня не было никакого опыта, я не знаю, как нормально ведут себя в таких случаях.

– То есть?

– То есть ожидается, что ты повалишься с мужчиной в постель и отблагодаришь за приятно проведенный вечерок. А я этого сделать не могу. Особенно понимая, что этих проклятых свиданий у меня не было бы до самой смерти, не сбрось я веса. Ведь как личность я совершенно та же, что и была. Мужчинам важна оболочка, мне же от нее никакого удовольствия.

– Радость моя, это же жизнь. И все мужчины именно такие. – Эми пожала плечами.

– Должно быть, так оно и есть, – согласилась Мэгги. – Может быть, ты права. Может быть, толку от меня на свиданиях никакого. Может быть, мне следовало бы совершить сексуальную революцию. Может быть, я и совершу с Фрэдом это дельце! – продекламировала она в огне бравады. – Кто знает? Я должна стать современной, свободной женщиной.

– Это одни разговоры, – осадила ее Эми. – Позвони сегодня вечером Фрэду и скажи, что согласна. Скажи ему…

Ее совет оборвался, как только на столе у Мэгги включился селектор.

Эми вскочила на ноги и пулей вылетела за дверь.

– Лучше уйти, – бросила она через плечо, – пока он не пришел и не поймал меня.

– Мэгги! – нетерпеливый голос Джеймса Монтгомери доносился из-за закрытой двери.

Мэгги схватила ручку и блокнот, мысленно перебирая все, что могло вывести шефа из себя. Он был в хорошем расположении духа, когда прибыл в офис полчаса назад. Он выпил свою обычную чашку горячего черного кофе, а потом у него появилась потребность узнать, почему она бледна – вопрос, который она оставила без внимания, так как разбирала почту.

Мэгги открыла дверь, соединяющую оба помещения, и проскользнула к нему в кабинет. Джеймс сидел за своим просторным столом, где в беспорядке валялись остатки утренней почты. Несколько клочков бумаги, сначала разорванных, а потом скомканных в шарики, были брошены в сторону мусорной корзины. Не обращая внимания на нетерпеливое подрагивание его бровей, она убрала мусор, а потом спокойно села. Ей давно уже было известно, что наилучший способ справиться с его редкими приступами раздражения – просто не замечать их.

Для того чтобы прекратить нависшее тяжелое молчание, Мэгги сочла необходимым поправить телефонную трубку, гудевшую у него на столе. Джеймс, видимо, небрежно бросил трубку, и из аппарата то и дело слышались записанные на автоответчик слова приветствия, адресованные тем, кто звонил в офис. Мэгги ощутила, как губы ее сложились в улыбку, демонстрирующую великолепные белые зубы.

В редкие моменты попустительства самой себе она позволяла себе изучать Джеймса, пока внимание его сконцентрировано было на чем-то другом. Его густые темные волосы, обильно посеребренные у висков, были небрежно взъерошены, словно он пропустил их через пятерню. Чернота мощных бровей еще сильнее оттеняла голубизну глаз. Мэгги по собственному опыту знала, что эти глаза могут быть теплыми, когда в них отражается забота, могут сверкать, когда он смеется, в них может светиться ум или вспыхивать раздражение. За годы, что они работали вместе, она никогда не видела в его глазах ни отчаяния, ни мягкого света любви. Никогда – только в мечтах.

Ее взгляд опускался ниже, к жесткому рту, выражавшему сильнейшую сосредоточенность, и она пыталась вообразить себе то ощущение, которое возникнет от прикосновения этих губ к ее губам. И то, когда он привлечет ее к себе мускулистыми руками. И если он…

– Мэгги? – Его озадаченный голос прервал ее эротические фантазии. Она освободилась от очарования духовной ауры Джеймса. – Мэгги, у тебя все в порядке? – Он поднялся и, обойдя стол, остановился напротив нее.

– Абсолютно. – Она не без усилия придала своему голосу обычное звучание. – Что вам нужно?

– Поговорить об одном твоем чувстве. – Он присел на край стола.

– О чувстве? – машинально повторила Мэгги, и против воли глаза ее опустились, остановившись на его болтающейся туда-сюда ноге в дорогом ботинке. Пристальный взгляд ее проследовал выше, туда, где под покровом сшитых по моде брюк можно было безошибочно различить прекрасно развитые икры и крепкую кость колена.

Испугавшись направления собственных мыслей, она отвела глаза, намеренно отложив авторучку, чтобы движение ее было оправданным. Что же с ней случилось? Обычно когда она находилась рядом с Джеймсом, она жестко контролировала свои чувства. Никогда ничто большее, чем неосторожный блеск в ее глазах, не давало ему повода заподозрить, что ее чувства к нему выльются во что-то иное, нежели теплая дружба. Все эти годы она хранила свою тайну так же, как скупец бережет золото. И вот сейчас, вдруг, здесь, она смотрит в его глаза, словно забитая старая дева, неожиданно столкнувшаяся лицом к лицу с Робертом Редфордом. Будь проклята Эми и все ее разговоры о сексуальной свободе. Ее наставления и неослабевающее давление Фрэда совершенно выбили Мэгги из колеи. На один кратчайший миг она не удержалась в избранной роли совершенной секретарши, чего не могло вызвать присутствие Джеймса само по себе.

– Бога ради, ты все сегодня так странно делаешь. Что-то стряслось? Ты не заболела? – Он пристально вгляделся в ее бледное лицо. – Тебя знобит?

– Прошу прощения! – Грубый тон Мэгги не оставлял сомнений в том, что она думает об этом вопросе.