— Значит, ты говоришь, что тебя удерживает жизненная сила той женщины?

— Да, только я же тебе говорила: Джессика Тейлор не умерла. Теперь во мне живут как бы два человека.

Карен долго, кажется целую вечность, молча смотрела на меня, потом пожала плечами.

— Как-то слишком мудрено.

Я остановилась и повернулась к ней.

— Ты мне не веришь.

Карен плюхнулась на ближайшую скамейку и снова посмотрела на меня.

— А чего ты ожидала? Это же сущий бред, нелепица. К тому же если я тебе поверю, значит, моя сестра действительно умерла.

— Прости меня, Карен, — прошептала я, — но я точно знаю, что Лорен погибла от удара молнии. После таких травм она просто не могла выжить, я слышала, что говорили врачи о ее состоянии после несчастного случая. Меня ударило одновременно с ней, только время немного сместилось, и оба тела выжили одновременно.

— Теперь я поняла — ты меня разыгрываешь.

— Если бы.

Повисла неловкая пауза, и Карен слегка отодвинулась.

— Мы с Лорен были очень разными, — сказала она наконец. — Но она все равно была моей сестрой. Я любила ее. И я не хочу, чтобы она умерла.

— И я не хочу, поверь мне. Я хочу снова стать прежней.

Я смотрела на чудесный сельский пейзаж, на зеленые пастбища с овцами, коровами и лошадьми, слушала веселый смех детей, играющих среди старых тракторов и стогов сена, и понимала, что лукавлю. Иногда мне нравилось быть Лорен. В такие моменты жизнь Джессики казалась мне пустой и бессмысленной.

Почему же я с таким рвением засиживалась на работе допоздна, вместо того чтобы найти более приятное занятие? Конечно, мне хотелось набраться опыта, стать хорошим специалистом, чтобы заслужить уважение коллег и получать приличное жалованье. Но если мне не с кем разделить радость от своих успехов, если мне некого любить, тогда зачем все это? После того как роман со Стивеном увял, мое сердце было свободно, пока не появился Дэн. В мою жизнь наконец-то вошло настоящее чувство, но разве можно думать о серьезных отношениях, когда перепрыгиваешь из одного тела в другое? Даже мысль об этом внушала мне ужас.

Я прикрыла глаза от солнца козырьком ладони и посмотрела на растрепанную голову Тедди. Потом обернулась к детской площадке и вдруг почувствовала ком в горле. Эти малыши любили свою маму так искренне, так бескорыстно. Мне ужасно захотелось, чтобы и меня кто-нибудь любил так же сильно и безоговорочно. Я поняла, что завидую Лорен, ведь ей довелось испытать такое счастье. Мысль о том, что Карен может отнять у меня этот нежданный дар, внезапно повергла меня в уныние.

— Что ты собираешься делать? — с тревогой спросила я. — Расскажешь кому-нибудь?

— Обязательно, надо же украсить свою скучную биографию, — проворчала она. — Пациентка мисс Харпер, тридцать семь лет. Верит, что в труп ее сестры вселилась чужая душа. Так и напишут в моей истории болезни. — Она повернулась ко мне и слабо улыбнулась.

— Значит, ты мне веришь? — спросила я.

— Скажем так: я верю, что ты в это веришь. На этом и остановимся. Пока.

— Я хочу, чтобы ты осталась моей сестрой, — искренне сказала я, радуясь, что Карен сумела отнестись к моим словам без предубеждения. — У меня никогда не было сестры, и ты мне очень нравишься. И дети тоже нравятся, — добавила я, глядя на Тедди, который не отрывал глаз от овцы, подошедшей к ограде за угощением.

— И все-таки это бред, — заявила Карен, вручая Тедди бумажный пакет с кормом.

— Да я и сама не верю, — сказала я. — Но ведь я здесь.

Овца просунула морду через проволочное ограждение и ухватила пакет, Тедди испуганно отпрянул. Карен наклонилась, чтобы собрать просыпанный корм.

— Тебе когда-нибудь снился настолько правдоподобный сон, что ты считала его реальностью, когда просыпалась? — спросила я, когда она выпрямилась — Со мной это происходит каждый день, начиная с субботы. Когда засыпает Джессика, я просыпаюсь в теле Лорен, а когда тело Лорен нуждается в отдыхе, я снова становлюсь Джессикой.

— Ну и дела!

— Я хочу еще покачаться, — неожиданно объявил Тедди.

— Хорошо, пойдем на детскую площадку.

Когда мы вернулись, Тоби с важным видом сидел за рулем старого трактора, а девочки прятались в игрушечном туннеле. Тедди сунул мяч под рубашку, чтобы освободить руки, и залез на единственные свободные качели.

— Ты ведь любишь качаться, Тедди? — спросила я. — Мы с тетей Карен решили купить качели домой. Теперь ты сможешь качаться сколько захочешь, пока Тоби играет в песочнице. Правда, здорово?

Он мрачно кивнул.

— Только мама мне не разрешит, — медленно, словно через силу, проговорил он. — Она заставит тебя их выбросить.

— Что ты говоришь, Тедди? — испуганно сказала Карен. — Мама же сама решила купить тебе качели, зачем она станет их отбирать?

— Не эта мама, — ответил Тедди и заерзал на сиденье, поглядывая на меня. — Другая мама отберет, когда вернется.

Я продолжала подталкивать качели, заметив, как застыла Карен. О чем она думала, я, конечно, не могла угадать, но решила ничего не говорить. Да и что я могла сказать?

Пару минут спустя я взглянула на часы.

— Думаю, пора идти за Тоби и девочками, — сказала я, напоследок высоко раскачав Тедди. — Нам еще надо собрать Софи в гости.

На обратном пути Карен не проронила ни слова, она с отрешенным видом вела машину и сосредоточенно смотрела на дорогу. Я не стала донимать ее разговорами, хотя совершенно не представляла, что будет со мной, если она вдруг решит поделиться с кем-нибудь свалившейся на нее новостью, вместо того чтобы хранить это в тайне. Я ведь не могла просто собрать чемодан и вернуться в свою прежнюю жизнь. Меня поместили сюда без моего согласия, и я больше не могла распоряжаться собой, как раньше.

К тому времени, когда мы приехали домой, дети снова проголодались, и я поставила на плиту большую кастрюлю с водой, чтобы сварить пасту. Потом сняла высохшее белье, отправила девочек в сад накормить животных и забрала из машины детские пальто, облепленные сеном, и обувь.

Карен помогла Софи собрать вещи и вызвалась отвезти ее к подружке. Они уехали, когда я почти закончила готовить ужин. Наверное, ей просто хотелось побыть одной после страшного известия о смерти единственной сестры.

Через полчаса Карен вернулась и выглядела уже немного лучше, на пухлых щеках снова появился румянец. Она зашла на кухню, когда я раскладывала еду по тарелкам, и едва заметно улыбнулась мне.

— Мы разговаривали с Софи, — после недолгого молчания сказала она, помогая Тедди влезть на табурет. — Она так счастлива, что ты все-таки купила им животных. И еще она сказала, что после той злосчастной грозы ты… любишь ее больше.

Карен замолчала и громко всхлипнула. Дети прекратили жевать и испуганно уставились на нее.

— Простите. — Она закрыла лицо руками и выбежала из кухни.

— Ничего страшного, тетя Карен плохо себя чувствует, — как можно спокойнее объяснила я детям. — Доедайте скорее, а я посмотрю, как она.

Карен сидела на нижней ступени лестницы, прислонив голову к стене, и прижимала к губам платок.

— Не могу поверить, — проговорила она сквозь слезы, когда я уселась рядом и обняла ее за плечи. — Это какой-то бред! Но в ту же минуту, когда я увидела, как ты запекаешь этот чертов картофель, я поняла: что-то не так. — Она с трудом сдерживала рыдания. — Потом Тедди назвал тебя «другой» мамой, и Софи… Это ужасно, Лорен. Или мне теперь называть тебя Джессикой?

Она прерывисто вздохнула и посмотрела на меня покрасневшими глазами.

— Лорен была эгоисткой, но детей она любила, по-своему.

— Я и не сомневаюсь, — тихо проговорила я. — Просто все люди разные. Наверное, мне не следовало сразу же ломать привычный уклад этого дома. Ты можешь подумать, что я осуждаю Лорен, но это не так, поверь мне. Я лишь хотела сделать все от меня зависящее, если уж меня выбрали для этой роли.

— Да, я вижу, — улыбнулась сквозь слезы Карен. — И у тебя здорово получается. Я никогда не видела детей такими счастливыми. С нянями им всегда не везло, а Лорен просто оказалась не готова к тому, чтобы быть матерью четверых детей.

— Грант как-то обмолвился, что был против рождения близнецов. Это правда?

— Софи и Николь были желанными детьми, — сказала Карен, вытирая глаза платком. — Лорен очень радовалась, что родились девочки, мальчиков она никогда не любила. Ей хотелось наряжать своих дочурок в красивые платьица и всем показывать. Еще малютками, они были прекрасно воспитаны и вели себя идеально. Потом Лорен снова забеременела. Они с Грантом хотели ограничиться двумя детьми, и Лорен решила избавиться от ребенка. Она уже записалась в клинику, а потом струсила. Не знаю, поймешь ли ты, но Лорен очень… была очень религиозной. Каждое воскресенье они всей семьей ходили в церковь. Там-то ее и уговорили отказаться от аборта, и Лорен решила рожать, хотя больше не хотела детей. Потом обследования показали, что у нее двойня, да еще и оба мальчики, но прерывать беременность было уже поздно.

— Бедная Лорен, — проговорила я и подумала: ей, наверное, пришлось испытать те же чувства, что и мне, когда на меня нежданно-негаданно свалилась ответственность за четверых детей.

Когда она узнала, что ждет мальчиков, она попросту испугалась, ведь с мальчиками и хлопот больше, и терпения они требуют ангельского, а она не обладала в полной мере материнским инстинктом и очень боялась трудностей. В сущности, она была маленькой избалованной девочкой в образе взрослой женщины. Об этом говорили ее яркие шикарные вещи, стильные украшения и весь ее образ жизни. Разумеется, мысль о рождении сыновей привела ее в ужас.

А как же Грант? Ведь он прекрасно знал о недостатках своей жены. Что он сказал, когда она объявила ему о своем намерении оставить близнецов? Я могла только предположить, насколько трудным для них обоих было это решение.