— Что ж, с сегодняшнего дня он может брать их, когда захочет. — Я подошла к холодильнику и достала упаковку с готовым цыпленком. — А еще мы купим специальную доску и будем вешать на нее ваши рисунки, чтобы все видели, правда, Софи?

Софи была слишком занята едой, поэтому молча кивнула. Я порезала цыпленка на кусочки и раздала детям.

— Прости, обед готовила наспех, из того, что нашлось, — сказала я Карен и протянула ей блюдо с холодным цыпленком. — Эта история совершенно выбила меня из колеи, никак не могу прийти в себя. Да и не помню ничего — как вести дом, сколько еды готовить на шестерых; не могу рано вставать по утрам.

— Но самые важные вещи ты делаешь правильно. — Карен с интересом посмотрела на меня. — Софи сказала, что ты купила им кролика и морскую свинку.

— Просто детям нечем заняться, — ответила я, нашинковала салат в миску и поставила ее перед Карен. — Меня не удивляет, что няня считала их трудными, ведь им даже поиграть было не во что.

Карен пристроила рядом с цыпленком большую порцию салата и довершила натюрморт целой горой картофеля.

— Я жду от тебя подробного рассказа, — сказала она и щедро полила картофель кетчупом. — Какой диагноз поставили врачи? И почему они выписали тебя так скоро?

Я рассказала ей про ожоги плеча и спины, но успокоила, добавив, что они быстро заживают.

— На следующей неделе мне назначили прием у психиатра, но мне не хочется идти, — призналась я. — Дети — самая лучшая терапия.

Карен посмотрела на меня, словно взвешивая мои слова.

— Но ожоги-то надо лечить. Потом покажешь, что у тебя там.

После обеда Карен действительно заставила меня показать ожоги.

— Вполне сносно, — сказала она, осторожно отлепив угол пластыря, который удерживал повязку с антисептиком. — Я думала, все гораздо хуже.

— Я же говорю, заживает очень быстро.

Мы стали заниматься уборкой на кухне, а дети снова убежали в сад.

— Давай днем съездим в магазин и купим детям еще что-нибудь, — сказала я, складывая посуду в посудомоечную машину.

— Конечно, если ты нормально себя чувствуешь.

— Мне лучше, когда я не дома, — призналась я. — Здесь такой идеальный порядок.

Я снова почувствовала на себе ее пристальный взгляд и понадеялась, что Карен спишет мою нелюбовь к чистоте на потерю памяти.

На сборы ушло не много времени, и вскоре мы уже были готовы к поездке в город. Поначалу дети, как обычно, устроили шумную перепалку в борьбе за лучшие места, пока я не пригрозила оставить их дома, если они не угомонятся.

— Послушайте, мы едем специально за тем, чтобы купить вам новый стол, краски и доску для ваших рисунков. Если вы предпочитаете остаться дома и ссориться, мы с тетей Карен не против. Мы прекрасно проведем время за чашкой кофе.

В машине тут же повисла почти осязаемая тишина, только Карен на переднем сиденье тихонько хихикнула.

— Слушай, сестричка, — сказала она, устраиваясь поудобнее, пока я выезжала на дорогу, — ты мне так и не рассказала, как это случилось. Ты что-нибудь помнишь?

Я покачала головой, и тут раздался тоненький голосок Софи:

— Маме пришлось повести нас в парк, потому что Труди уволилась. Она сказала, что мы неконтр… контроливыр… в общем, не помню — хулиганы.

— Мама так сказала? — в ужасе воскликнула Карен.

Софи захихикала.

— Нет, Труди. Эта противная нянька.

— Она мне не нравилась, потому что она все время шлепала Тедди, — вступила в разговор Николь.

— И меня тоже шлепала, — вмешался Тоби, желая привлечь к себе внимание.

— Так что же случилось в парке? — торопливо спросила Карен, прежде чем спор превратился в полноценную ссору.

— Пошел дождь, — сказала Софи. — Небо стало черным-пречерным. Мама велела нам возвращаться в машину, но Тоби закинул мяч Тедди в кусты, пока мама не видела, и Тедди не захотел уходить.

— Мама закричала и побежала за ним, — продолжила Николь. — А потом ударила молния, прямо над маминой головой. У нее волосы встали дыбом, затрещали и вспыхнули голубым светом.

Несмотря на то что в больнице мне уже посчастливилось слышать детский рассказ о том, как выглядела Лорен после удара молнии, я невольно вздрогнула и машинально подняла руку к голове, где волосы еще были опаленными и ломкими.

— Ну и дела! — воскликнула Карен. — И что вы сделали?

— В парке был какой-то мужчина, они с мамой разговаривали, и он позвонил в больницу с маминого мобильного телефона, — снова принялась рассказывать Софи. — Этот мужчина ждал, пока не приехала «скорая помощь» и не увезла ее.

— Ага, он еще плакал, фу! — раздался сзади голос Тоби.

Я напряженно стиснула руль, чувствуя на себе взгляд Карен. К счастью, мы уже подъезжали к городу, и мне пришлось сосредоточиться на движении и поисках места для парковки.

Однако разговор на этом не закончился, и, когда мы вернулись домой, мои мучения продолжились. Дети смотрели телевизор, а мы с Карен пытались собрать новый стол, следуя шаг за шагом приложенной инструкции.

— И что думает об этом Грант? — вдруг спросила Карен, придерживая ножку стола, пока я наносила клей.

— Мне кажется, он очень растерян. Спрашивал меня, действительно ли я потеряла память.

— А ты ее действительно потеряла?

Чувствуя нарастающий страх, я посмотрела на Карен.

— Стала бы я такое выдумывать.

Она окинула меня скептическим взглядом, и я покраснела.

— Тебе всегда нравилось быть в центре внимания.

Неожиданно я разозлилась, но, подумав, успокоилась. Она ведь даже не догадывается, что перед ней не ее сестра. Почему бы не воспользоваться случаем и не узнать побольше о женщине, в теле которой я оказалась?

— Расскажи мне о нашем детстве. Доктор Шакир, это мой врач, сказал, что у меня врожденная хрупкость черепа, поэтому удар молнии так сильно повредил височные доли. Наверное, именно там хранится память. Этот дефект как-то проявлялся в моем детстве?

— Вообще-то я всегда считала, что у тебя непрошибаемый череп, — хохотнула Карен, но, взглянув на мое удрученное лицо, смягчилась. — Насколько я помню, ничего такого у тебя не проявлялось. Извини, если это прозвучит резко, Лорен, но мама часто нам говорила: пытайтесь встать на место других людей, чтобы видеть мир их глазами. Тебе это никогда не удавалось. Еще в детстве ты считала себя пупом земли и думала, что все вокруг существуют только для того, чтобы доставить тебе удовольствие.

— Похоже, мы с тобой не слишком ладили.

— Это верно. Ты была жеманной высокомерной телкой, Лорен. Подростком ты всегда хотела новые вещи, хотя мама с напой не могли себе этого позволить. Они вкалывали круглые сутки, чтобы одеть и накормить нас, а ты принимала все как должное. Своих так называемых друзей ты выбирала по единственному признаку: чем они могут тебе пригодиться. Ты думала, что люди, которые, по твоим меркам, стоят выше тебя на социальной лестнице, помогут тебе самой подняться. — Она подергала приклеенную ножку стола и взялась за другую. — Я никогда не могла понять, почему для тебя так много значит, как ты выглядишь и с кем общаешься. Все души одинаково ценны, так говорила нам мама, у каждой есть свое предназначение, которое она должна исполнить в этой жизни. Мама верила в судьбу, в переселение душ и все свое тепло отдавала не только нам, но и всем друзьям, знакомым и даже совсем чужим людям. Ты никогда этого не понимала.

Я молча слушала ее, а Карен никак не могла остановиться.

— Меня не удивило, что ты вышла замуж за Гранта. Он всегда приезжал на дорогом спортивном автомобиле, тряс своим толстым бумажником и забивал тебе голову рассказами о своих богатых клиентах и роскошной жизни.

Не обращая внимания на то, что из тюбика капает клей, я наконец решилась поднять на нее глаза.

— Знаешь, а меня удивляет, что ты откликнулась на просьбу Гранта и приехала помочь. Не похоже, чтобы ты меня хоть немного любила.

Неожиданно ее лицо осветилось теплой улыбкой.

— Несмотря на все свои недостатки, ты моя сестра, — сказала Карен. — Когда Грант сказал, что ты могла умереть, я жутко испугалась. Ведь глупо тратить драгоценное время на ссоры и выяснение отношений.

— Я рада, что ты приехала, — сказала я и улыбнулась. — И я очень хочу, чтобы мы подружились.

— Что ж, может, теперь ты почувствуешь себя в шкуре других людей, — продолжала Карен, не подозревая о горькой иронии своих слов. — Поймешь наконец, почему няни не задерживались у тебя дольше, чем на месяц или два. Ты смотрела на бедных девушек как на товар вроде посудомоечной машины или пылесоса. Они были для тебя лишь прислугой, которая не имеет права на собственные чувства и желания.

— Я, наверное, не была очень счастливым человеком.

— Наверное. — Она посмотрела мне в глаза, и я отвела взгляд, боясь, что она увидит в них кого-то другого. — Ты была беспокойной и всегда хотела большего. Как ни странно, сейчас ты кажешься счастливее, чем когда-либо.

— Все-таки мне очень нелегко, — призналась я, выдавливая клей на последнюю ножку. — Ты только представь — вся моя жизнь как белый лист. Я понятия не имею, как вести себя с Грантом. Он хочет, чтобы я его любила, но это невозможно, ведь я его совсем не знаю. Для меня он чужой человек. А еще он не верит в мою амнезию, хотя был в больнице и слышал диагноз доктора Шакира.

— Я начинаю думать, что ты действительно ничего не помнишь. — Она пристально взглянула на меня, и я рискнула тоже посмотреть на нее. — Надо же, совсем ничего?

— Ни капельки.

— Офигеть, вот это да.

На мгновение в ней проснулось сочувствие, но она тут же опомнилась, когда поняла, что потеря моих детских воспоминаний может сослужить ей хорошую службу.

— Класс! Значит, за то, что я поколачивала тебя в детстве, мне ничего не будет! Здорово! Знаешь, пока твои воспоминания не вернулись, давай начнем все с нуля. Закинем наши детские разборки куда подальше и заново познакомимся.