— Где тебе понять! Видел бы ты то же, что видела я… Все эти машины, кровь, битое стекло, мальчик, накрытый одеялом, девушка со сломанными ребрами, люди, которые толпятся вокруг и чего-то ждут. Все это было… это было ужасно!

Отец пошел к ней с раскрытыми объятиями, но Нэн сумела уклониться.

— Бедная моя малышка, — пробормотал он.

— Именно поэтому я не хотела, чтобы ты приезжал в больницу. Я вовсе не бедная малышка. Я отделалась ссадинами. Просто мне не хотелось, чтобы ты устроил зрелище и поставил себя в неловкое положение. А заодно и меня.

Он захлопал глазами.

Нэн продолжила:

— Я не звонила Эм, потому что замужней женщине трудно найти работу. Какому работодателю понравится, если мамочке то и дело будут звонить рыдающие дочери? Эм работает в этой ночлежке уже шесть лет. С тех пор, как мне исполнилось двенадцать. Бывали дни, когда мне хотелось, чтобы она была дома. Когда у меня болела голова или какая-нибудь монахиня кричала на меня в школе. Но я думала о ней. А ты всегда думал только о себе. Звонил ей, если не мог найти носки там, где надеялся!

Рука Брайана Махона сжалась в кулак. Он шагнул к дочери, которая начала счищать грязь с жакета, висевшего на кухонном шкафу.

— Не смей со мной так разговаривать! Может быть, ты и расстроена, но я не позволю тебе задирать нос. Твой отец ишачит день и ночь, чтобы дать тебе возможность получить высшее образование. Извинись сейчас же или пеняй на себя!

Нэн и глазом не моргнула. Она чистила жакет, следила за тем, чтобы комья глины падали на аккуратно подстеленную газету, и молчала.

— Иначе ты вылетишь из этого дома как пробка.

— Не вылечу, — ответила Нэн. — Во всяком случае, сейчас.


Мать Фрэнсис до последнего оттягивала уход от матери Клер. Позвонила сестрам в Нокглен, не сказав им ничего определенного. Но было ясно, что вскоре придется под дождем тащиться на автобус, который довезет ее до монастыря. Она отослала Пегги домой. Этот визит подруге удовольствия не доставил бы.

«Если бы я была настоящей матерью дочери-подростка, — мрачно подумала монахиня, — мне пришлось бы куда хуже». Будучи школьной учительницей, мать Фрэнсис прекрасно знала, что эти девчонки вытворяют со своими родителями. Доводят их до белого каления. Настоящие матери — просто мученицы. С этой мыслью она свернула за угол коридора и вернулась в приемную. Там плакала женщина, обхватившая себя руками от горя.

Рядом с ней стояла симпатичная седовласая дама, не знавшая, что делать: то ли начать утешать подругу, то ли дать ей выплакаться.

— Фрэнк! — рыдала женщина. — Фрэнк, скажи мне, что это неправда! Скажи мне, что это был кто-то другой, просто похожий на тебя!

— Они снова пошли за медсестрой, — объяснила ее спутница матери Фрэнсис. — Еще минуту назад все было в порядке. У нас заказано такси. Я хотела отвезти ее к себе…

— Это был ее сын? — спросила мать Фрэнсис.

— Единственный. — Взгляд женщины стал тревожным. — Я ее соседка. Она переночует у меня. Я послала свою сестру присмотреть за другими мальчиками.

— Мальчиками?

— Она сдает комнаты студентам. А у ее сына был первый день занятий.

Лицо монахини стало печальным. Измученная Кит Хегарти раскачивалась взад и вперед.

— Понимаете, мать, я ей не подхожу. У меня есть все. Муж, дети, а у Кит теперь нет ничего. Она не хочет общаться с такими, как мы. Не хочет видеть людей, у которых все благополучно. Это только напоминает Кит о том, что она потеряла.

Мать Фрэнсис смерила женщин оценивающим взглядом.

— Вы очень хорошая подруга, миссис…

— Хейз. Энн Хейз.

Монахиня опустилась на колени рядом с матерью Фрэнка Хегарти и взяла ее за руку.

Испуганная Кит подняла глаза.

— Приезжайте ко мне после похорон, — мягко сказала мать Фрэнсис.

Женщина шарахнулась.

— Что это значит? Кто вы?

— Такая же, как вы. В каком-то смысле я тоже потеряла ребенка. Мы поговорим, и вы дадите мне совет. Понимаете, я не настоящая мать. А вы настоящая.

— Была. — Улыбка Кит больше напоминала оскал.

— Нет, есть. Все еще есть. Вы всегда будете его матерью. Никто не сможет отобрать это. И то, что вы дали ему. То, что сделали для него.

— Я почти ничего ему не дала. И почти ничего для него не сделала. Позволила ему купить этот мотоцикл! — Она вцепилась в руку матери Фрэнсис.

— Но вы должны были это сделать. Должны были дать ему свободу. Это величайший дар. Вы подарили ему то, чего он хотел больше всего на свете. Именно то, о чем он мечтал.

До сих пор Кит ничего подобного не слышала. Наконец она смогла вздохнуть полной грудью, а не хватать воздух ртом как рыба.

Мать Фрэнсис заговорила снова:

— Я живу в монастыре Нокглена. Там тихо и спокойно. Вы сможете провести у нас несколько дней. Понимаете, вам нужно ненадолго сменить обстановку. Это очень важно. Там вас не будут мучить воспоминания.

— Я не могу уехать. Не могу бросить дом.

— Конечно, не сию минуту. Когда будете готовы. Несколько дней за домом сможет присмотреть Энн. Энн Хейз и ее сестра.

В ее голосе было что-то гипнотическое. Женщина начала успокаиваться.

— Почему вы мне это предлагаете?

— Потому что моя душа потянулась к вам. И потому что моя девочка тоже пострадала во время этой катастрофы… Она поправится, но очень тяжело видеть, как она бледная лежит на больничной койке.

— Она поправится, — бесстрастно повторила Кит.

— Я вас понимаю. Вы бы смирились с любым телесным повреждением, если бы знали, что он выкарабкается.

— Ваша девочка… Что вы хотите этим сказать?

— Ева воспитывалась в нашем монастыре. Я люблю ее как родную дочь. Но как мать безнадежна. Я не слишком разбираюсь в мирских делах.

Кит впервые улыбнулась сквозь слезы.

— Я приеду, мать. Нокгленский монастырь. Но как я вас узнаю? Кого мне спросить?

— Боюсь, запомнить мое имя вам будет слишком легко. Мы с вашим сыном тезки. Нас обоих назвали в честь святого Франциска Ассизского.


Марио неодобрительно посмотрел на желтый галстук Фонси.

— Ты распугаешь покупателей.

— Не будь болваном, Марио. Именно так одеваются в наше время.

— Не смей называть меня болваном. Я знаю, что значит это слово.

— Это единственное английское слово, которое ты действительно знаешь.

— Не смей так разговаривать со своим дядей!

— Послушай, Марио, дай-ка мне эти банки из-под бисквитов. Если мы поставим проигрыватель на что-то металлическое, музыка будет звучать совсем по-другому.

— Фонси, это ужасно! Кто придет слушать такую громкую музыку? — Марио заткнул уши.

— Ребятишки.

— У ребятишек нет денег.

— А взрослых сюда никаким калачом не заманишь.

Тут дверь открылась, и в магазин вошел Шон Уолш.

— Что, съел? — воскликнул Фонси.

— А что я говорил? — одновременно с ним крикнул Марио.

Шон посмотрел на них с отвращением. Он редко приходил к Марио, но за последние двадцать четыре часа побывал здесь дважды. Вчера он приводил сюда Бенни, а сегодня припозднился из-за своей безрезультатной поездки в Дублин и не успел купить продукты: обе бакалеи были уже закрыты. Обычно Шон Уолш распределял внимание между ними. Если он ходил к Хики, рядом с мясной лавкой Флуда, то на следующий день шел к Кэрроллам, бакалея которых находилась рядом с магазином Хогана. Казалось, Шон готовился к тому дню, когда станет в этом городе большим человеком, и хотел привлечь всех на свою сторону: пусть каждый считает его своим постоянным покупателем. Если бы он употреблял алкоголь, то выпивал бы по полпинты в каждом местном пабе. Это добавило бы ему популярности. Но сегодня вечером он не успел купить сыр, сардины или холодную ветчину, которые обычно ел на ужин. Шон, живший в тесной квартирке над магазином Хогана, не любил готовить: запах еды мог не понравиться посетителям. Он решил слегка перекусить перед возвращением, а потом посидеть и поразмыслить над ситуацией, которой так неудачно распорядился.

Но выяснилось, что Марио и его безмозглый племянник потешаются над ним.

— Он взрослый, но пришел сюда уже второй раз! — сказал Марио.

— Ты что, рехнулся? Какой он взрослый? — завопил отвратительный Фонси.

Шон пожалел, что не пошел в кондитерскую Берди Мак или в бар «Кит-Кэт». Там бы он не увидел эти рожи.

— Вы дадите мне что-нибудь или я помешал проведению конкурса молодых талантов?

— Шон, сколько тебе лет? — спросил Фонси. Уолш смотрел на него и не верил своим глазам. Толстая микропористая подошва делала парня на сантиметров на десять выше обычного, его волосы были завиты и смазаны каким-то мерзким маслом, а под огромным малиновым пиджаком красовался узкий желтый галстук.

— Ты что, с ума сошел?

— Скажи, сколько тебе лет! — злобно рявкнул Марио.

Шону показалось, что мир встал с ног на голову. Сначала Бенни повернулась к нему спиной и в благодарность за все хорошее на глазах у людей велела возвращаться домой без нее. А теперь эти двое недоумков… Шон Уолш впервые в жизни ответил, не успев подумать.

— Двадцать пять, — сказал он. — Исполнилось в сентябре.

— Вот! — торжествующе воскликнул Фонси.

— Черта с два! — Марио был уверен, что прав он.

— Что это значит? — Шон злобно смотрел то на одного, то на другого.

— Марио думает, что это место для стариков. А я говорю, что оно для таких молодых парней, как мы с тобой, — объяснил Фонси.

— Шон не парень, он бизнесмен.

— О боже, какое это имеет значение? Он не вонючий старикашка, в отличие от большинства здешних жителей. Что тебе подать, Шон? Зубатку или треску?


Патси отправилась на прогулку с Мосси Руни.