Они вышли в плохо освещенный душный коридор и поднялись по лестнице, ведущей ко главному входу в варьете. Бель открыла боковую дверь запасного выхода, заметив, что ручка уже давно отвалилась, и выглянула наружу. Да, вон он, этот красавец. Сидит с друзьями. Похоже, они богаты и относятся к сливкам общества.

– Смотри, вон тот, рядом с блондиночкой в золотистом платье, – сказала она Августо.

– Парень с растрепанными волосами и съехавшим набок галстуком?

– Он самый. Ты его знаешь?

– Нет. Но, похоже, он из Бразилии. Ты могла его видеть в Рио.

– Ну конечно, – съязвила Бель. – В Париже-то я никого не вижу.

В ее словах отчетливо слышался упрек: Августо редко выводил ее на прогулку. Он попытался проигнорировать обвинение в чрезмерной скаредности и спросил:

– Ты по дому скучаешь, что ли?

– Ой, все! Какая разница? Пойдем домой.

Августо, сам того не зная, угадал. Бель действительно скучала по дому, больше, чем готова была признать. В Рио в эти дни начинался карнавал, мерно тянулись летние деньки, дозревали сладкие манго, женщины носили тонкие платья, а мужчины – рубашки с короткими рукавами, водители кабриолетов опускали крышу, а продавцы мороженого стояли на каждом углу. И звучала музыка – повсюду! Продавцы на рынке и прачки – все напевали простые популярные песенки, счастливые владельцы граммофонов выставляли их в открытых окнах, чтобы и соседи могли послушать пластинки, а молодые люди собирались группами на улицах и играли на музыкальных инструментах. Вот чего Бель больше всего не хватало в этом холодном городе. Никто не пел и не притопывал ногой, услышав зажигательную мелодию. Только в мюзик-холлах, кабаре и танцклубах парижане виляли худосочными задами, и то не в такт. Было бы здорово познакомиться хоть с парой бразильцев. Наверняка это ослабило бы ее тоску по родине. Но те немногие, кого Бель видела в городе, принадлежали к верхушке общества. Понятное дело, бедняки не могли позволить себе путешествие в Париж, не говоря уже о проживании в безумно дорогом мегаполисе. Недавно Бель хотела купить себе туфельки – она увидела их на витрине и влюбилась с первого взгляда. Но, узнав цену, отдала их продавщице, даже не примерив. Они стоили половину ее месячного жалования. Пара туфель! Тогда Бель подумала, что либо цена на эти туфли завышена, либо она слишком мало получает. Следует обсудить это с Августо. Им нужно больше денег, чтобы чувствовать себя комфортно.

– Августо, солнышко…

– Да, meu amor?

– Ты не хочешь поговорить с месье Андагази? Насчет оплаты?

– Я думал, мы договорились подождать хотя бы месяц.

– Да, но это было до того, как мы узнали о ценах в Париже. Он платит нам гроши.

– Но платит.

– Так, ты на чьей стороне, на моей или на его?

– Бель, любимая, это глупый вопрос.

– Не смей называть меня глупой!

– О господи, Бель, что же я могу поделать, если все так непросто?… Однажды мы с тобой еще посмеемся над этим, вот увидишь. Ты удобно устроишься в кресле-качалке и расскажешь нашим внукам о том, как трудно жилось нам в Париже, когда бабушка еще исполняла непристойные танцы, а дедушка мотался по всей округе, отыскивая для нее чулки. – Августо улыбнулся.

Он прекрасно знал, что она не хочет слышать об этом. Бель не любила напоминаний о том, что когда-нибудь она постареет.

– Ну уж нет, я расскажу малышам совсем другую историю. Историю о том, как дедушка боялся поговорить с директором варьете о повышении зарплаты, и потому дедушке с бабушкой приходилось мерзнуть и голодать.

– Но ты ведь не мерзнешь и не голодаешь, – возразил Августо. – Через неделю я поговорю с Андагази, обещаю. Но если мы потребуем слишком много, если позволим жадности ослепить нас, добром это не кончится.

– Все жадные люди, которых я знаю, много чего добились, – заявила Бель.

– Я думаю, мы со временем добьемся большего скромностью.

– Именно поэтому, невзирая на твои впечатляющие способности, ты так и остался мальчиком на побегушках. Августо, честно, послушай меня и позволь себе сделать решительный шаг. Иначе через десять лет мы все еще будем жить в этой развалюхе и заклеивать окна газетами. Мне такая жизнь не нравится. Я хочу свой дом с бархатными шторами и бассейном в саду. Я хочу огромный платяной шкаф, полный элегантных нарядов. Я хочу выложенную мрамором ванную комнату размером с нашу теперешнюю квартиру. Я хочу…

– Ладно-ладно, я понял. Я этого тоже хочу, – прервал ее Августо.

Но на самом деле это было не так. Ему нужна была только Бель. И дети. Он мечтал о счастливой семейной жизни. Конечно, материальное благополучие не повредит. Им понадобятся деньги, чтобы не бояться за свое будущее и оплатить детям хорошее образование. Но весь этот голливудский лоск не принесет счастья. Напротив. В этом блистательном мире творческой элиты Августо никогда не почувствует себя комфортно. Он навсегда останется человеком простым, даже если они разбогатеют. Вернее, если разбогатеет Бель. У него шансов на это не было. В Париже он устроился мальчиком на побегушках у того приветливого португальца, которого после разговора в газетной лавке не раз встречал на улице. Сеньора Пессоа. И хоть это и укрепило его уверенность в себе – теперь Августо не так зависел от Бель, – он оставался мальчиком на побегушках. И повышения не предвиделось, такова уж эта работа. Сеньор Пессоа хорошо ему платил, у них были отличные отношения, да и труд оказался несложным.

Августо занимался мелким ремонтом по дому, выполнял разнообразные поручения, носил уголь для печки и тому подобное. Работа для него всегда находилась. И, невзирая на ее неприглядность, она доставляла Августо удовольствие. Он уже неплохо знал Париж и все лучше говорил по-французски, поскольку другие слуги, горничная и кухарка, обе были местными. Единственная проблема состояла в том, что каждый день следовало приходить к Пессоа в восемь и оставаться там до полудня, а работа Бель затягивалась до полуночи, и потому Августо утром трудно было проснуться. Он все время чувствовал усталость. Если бы не страстное желание обеспечить красивую жизнь Бель, жизнь, в которой само собой разумеющимися будут походы в дорогие рестораны, покупка экстравагантных нарядов и новых вещей в квартиру, Августо ни за что не согласился бы на такую каторгу.

– У меня идея, – вдруг сказала Бель.

– Да?

Августо охватило недоброе предчувствие. Обычно идеи Бель были… скажем так, нереалистичными. А когда не удавалось их воплотить, козлом отпущения становился Августо.

– В следующий вторник в городе проходит «Mardi Gras», так они называют свой смехотворный карнавал. «Жирный вторник». Это возможность увеличить время моего выступления. Или устроить целое шоу под девизом «La nuit bresilienne», «Бразильская ночь». Что-то в этом роде. И если затея окажется успешной, можно будет поговорить с месье Андагази о повышении зарплаты.

– Хм… – Августо задумался. – Да, неплохая идея. Жаль, что ты не сказала об этом раньше. Тогда шеф смог бы все организовать и спланировать, развесить плакаты, все такое. А теперь времени уже осталось мало.

– Ну и что? – Бель лукаво улыбнулась. – У него есть ты. Король «организации».

Тем же вечером Августо поговорил с Андагази. Ему было нелегко донести свою мысль до директора варьете, но в конце концов ему это удалось. «Шеф», как его называл Августо, отреагировал точно так же, как и он сам, когда впервые услышал об этом плане.

– Неплохая идея, – сказал Андагази. – Жаль, что я не додумался до этого раньше.

«Он не додумался? – мысленно возмутился Августо. – Это идея Бель!» Августо пришлось взять себя в руки, чтобы сохранить почтительное выражение лица.

– Позавчера я нанял на работу труппу из Аргентины, – размышлял вслух Андагази.

– Знаете, – осмелился сказать Августо, – это все равно что заставить немецких музыкантов аккомпанировать исполнительнице фламенко.

Конечно, его французский не позволял донести столь сложную мысль, и потому Андагази понял его превратно.

– Ваша жена хочет танцевать фламенко? Я вас умоляю! Что же тут бразильского?

Какое-то время они выясняли это недоразумение и в итоге договорились, что Бель будет выступать почти весь вечер, а Августо сможет привлечь любых бразильских музыкантов.

– Сколько вы ей заплатите? – спросил Августо напоследок.

– Скажем… пять процентов от прибыли за вечер?

– Семь.

– Шесть.

Августо не стал долго раздумывать. Они нашли компромисс, чего же больше ждать?

– Согласен.

Он понимал, что шесть процентов – это очень мало. Андагази исходил из того, что по вторникам мало кто ходит в варьете. Кроме того, наибольшую прибыль заведению приносила продажа алкоголя, а к этому Бель не имела отношения. Вот если бы Августо удалось устроить аншлаг… Разрекламировать представление… Если он придумает что-то, что поднимет прибыль до небес… Тогда шесть процентов – не так уж и плохо. И это отличный повод для разговора о повышении оклада.

Августо переполняли идеи, как добиться аншлага, и его энтузиазм не иссякал. Раньше Бель всегда выступала за одну и ту же плату, независимо от того, полон зрительный зал или пуст, хорошо она выступает или плохо. Теперь же, когда доход его семьи напрямую зависел о количества людей в зале, Августо стремился заполучить больше зрителей, чем обычно. К сожалению, все его гениальные идеи требовали больших затрат – денег или времени. Он хотел напечатать листовки – но в издательстве ему сказали, что не уложатся в сроки. То же самое и с плакатами. Может быть, дать объявление в газету? А то и во все главные газеты Парижа? Как выяснилось, это слишком дорого. Небольшое объявление по радио? Едва ли – на радиостанции его не пустили дальше приемной.

– Бель, у тебя больше нет хороших идей? – спросил он, когда они вечером улеглись в постель, уставшие и измотанные. – Я хочу, чтобы зал был полон. Хочу, чтобы публика ликовала. Тогда у нас появится реальный шанс договориться о повышении оклада или, кто знает, перебраться в другое варьете, получше.