В этот вечер он договорился пойти туда с друзьями. Вначале они встретились в ресторанчике «Пети Трианон», собираясь немного перекусить и выпить бокал-другой вина, чтобы поднять себе настроение. Туда должны были прийти коллега Антонио Ришар с женой Иветт и молодой пилот Жак с невестой Эдит, но за их столиком Антонио увидел еще одну девушку. Он мысленно возвел глаза к потолку – он понимал, что друзья желали ему только добра, но их сводничество ставило его в неловкое положение. Антонио очень раздражало то, что все его знакомые считали, будто он ищет себе девушку. Или, еще хуже, девушку не ищет, но просто не понимает, что романтические отношения пойдут ему на пользу. Так или иначе, все хотели, чтобы он поскорее закрутил роман. Из-за этого друзья при любой удобной возможности знакомили его с молодыми дамами – которых ситуация смущала не меньше. Некоторые дамы были красивыми, иногда даже веселыми и умными. Но Антонио не желал с ними встречаться.

Девушку, которую друзья притащили сегодня, звали Марлен. Блондинки были не в его вкусе, но он невольно залюбовался ее красотой. Как оказалось, Марлен была родом из Эльзаса и приехала в Париж изучать физику. «Что-то новенькое, – подумал Антонио. – Женщина, выбравшая мужскую профессию, не может оказаться такой уж скучной».

– Вам тоже не нравится, что вас постоянно пытаются с кем-то свести? – напрямую спросила она.

Голос у Марлен был немного хрипловатым и очень чувственным.

– Сегодня, в порядке исключения, я ничего не имею против.

В ответ на его комплимент девушка загадочно улыбнулась.

– Где же вы прятали такое сокровище? – обратилась она к Ришару и Иветт. – Средиземноморский Адонис, ростом подобный тевтонцу. Я-то всегда думала, что бразильцы – темнокожие гномы.

Антонио рассмеялся. Она ему нравилась, эта дерзкая Марлен.

– Я так и подумала, что он придется тебе по вкусу, – подмигнула Иветт.

– Значит, мне непременно нужно отправиться в Бразилию! – воскликнула Марлен.

Антонио не привык к подобным фривольным разговорам и немного смутился оттого, что его оценивают, точно неодушевленный предмет. Впрочем, какая разница? Скорее всего, он больше никогда не увидит эту женщину, а в ее бесстыдстве был свой шарм. К тому же в Париже 1928 года считалось хорошим тоном изредка отпускать шутливые непристойные замечания во время беседы.

– Должен предупредить вас: там обитает множество низкорослых мужчин с огромными черными бородами, – поддержал ее шутку Антонио.

Марлен притворно ужаснулась.

– Тебе все равно не стоит ехать в Рио, – добавила Эдит. – Мы прямо сейчас отправимся на шоу, о котором писали в газете, мол, «зрителей ждет сказочное путешествие в тропики, спектакль, пронизанный южноамериканским темпераментом».

– Вот и отлично. Все равно мне не хватило бы денег на эту поездку, – улыбнулась Марлен.

То, что люди без тени стыда говорят о деньгах, тоже стало для Антонио в новинку. В Рио никто так не поступал, и раньше, в начале двадцатых годов, эта тема в Париже тоже оставалась своего рода табу. Если у кого-то не было денег, он притворялся, будто они есть.

За такими разговорами друзья просидели в ресторане еще с полчаса, а потом отправились в варьете. Они пошли пешком: вечер выдался теплый. По дороге все менялись местами, так что Антонио сперва шел рядом с Марлен, затем – с Ришаром и, наконец, рядом с Жаком. Жак за весь вечер не произнес ни слова.

– Что с тобой? – спросил его Антонио. – Какая муха тебя укусила?

– Да ничего. Я просто терпеть не могу эту немку Марлен.

– Я думал, она из Эльзаса.

– Какая разница!

Антонио хотел спросить, что он имеет в виду, но на улице было много прохожих, и Антонио опять оттеснили в сторону.

Они пришли в варьете незадолго до начала шоу, сдали пальто и шляпы в гардероб и, усевшись за столиком, заказали шампанского. Антонио и Иветт закурили сигареты, Марлен – сигариллу, когда на сцену вышел конферансье и объявил первый номер. Программа была традиционной, наверное, такие же артисты выступали тут лет двадцать назад: силачи и уродцы, например, очень толстая женщина в неглиже, акробаты и метатели ножей. Извивались в чувственном танце танцовщицы в «пелене греха».

Разговор за столом продолжался, программа выступлений никого не интересовала. Антонио чувствовал, что чем больше он пьет, тем больше ему нравится Марлен. Они в основном говорили только друг с другом, и девушка все чаще опускала ладонь Антонио на запястье или словно невзначай касалась его колена. Он поймал себя на том, что ничего не имет против этого. Антонио уже давно не флиртовал, а в этой девушке было что-то неотразимое. Умная, уверенная в себе и красивая – изумительное сочетание. Другие люди за столом наблюдали за их флиртом со смешанными чувствами. Ришар и Иветт гордились тем, что их сводничество принесло плоды, а Жак и Эдит наблюдали за «иностранцами» с легким недовольством, считая «немку» слишком развязной, а бразильца чересчур падким на ее внимание. Вседозволенность вседозволенностью, но нельзя же так вести себя на людях. Однако, прежде чем их ласки стали совсем уж непристойными, началось выступление бразильской певицы, и Антонио сразу же оставил Марлен в покое. С открытым ртом он уставился на сцену. Антонио знал эту девушку. Он уже видел ее раньше, только не помнил где. Должно быть, в Рио. И он знал эту музыку. Девушка, танцуя, пела ту самую песню с прошлогоднего карнавала. Эта песня, зажигательная самба, всколыхнула в нем воспоминания о темном переулке в центре города, где они с Каро занимались любовью в ночь карнавала. Антонио чуть не расплакался, так явственно он вспомнил возлюбленную, так больно ему было оттого, что он больше никогда ее не обнимет.

– Ностальгия? – Марлен насмешливо приподняла брови.

Но на этот раз Антонио не смог парировать с должным сарказмом.

Кивнув, он извинился и вышел на улицу, чтобы прийти в себя и не слушать эту песню.

Глава 38

Бель танцевала и пела свой старый хит «Frutas Doces». Тут его никто не знал, но парижской публике он понравился. Другая танцовщица продемонстрировала ей вырезку из газеты и взволнованно указала на строчку, которую Бель, конечно, не смогла прочитать. Она поняла только слова «Bel de Nuit», Ночная Красавица. Раз ее сценический псевдоним упоминался в газете, должно быть, критикам она понравилась. Что ж, неплохо для начала. Вот уже три недели она выступала в этом второсортном варьете, но дела шли неплохо. Начальник платил ей каждую неделю, а главное, вовремя. Она работала с приятными людьми. Шоу пользовалось успехом: по выходным приходило много посетителей, особенно после той статьи в газете. Погода стала лучше, а дни – длиннее. Теперь темнело не в четыре, а в шесть. Один из акробатов, русский по имени Владимир, на языке жестов дал ей понять, что в середине лета в Париже сумерки сгущаются только в десять часов, но, должно быть, она неверно поняла его пантомиму. В десять? Это невозможно! Бель все еще очень плохо говорила по-французски, в то время как Августо делал успехи в изучении языка. Он не только не стеснялся использовать те слова, которые знал, но и больше общался с французами. Бель разговаривала только со своими сотрудниками, а те приехали в Париж бог весть откуда и часто сами плохо говорили по-французски. Августо же с утра до вечера бегал по городу, занимаясь любимым делом – «организацией». Ей нужно заменить ананас из папье-маше на шляпке? «Я все сделаю и организую тебе новый». Ей захотелось рагу с бобами? «Не проблема, родная, я организую нам feijao preto, черные бобы». Ей нужен был парикмахер, способный справиться с буйной копной ее волос? «Любимая, я организую тебе визит к лучшему парикмахеру во всем Париже. Работа с чернокожими – его конек». И Августо всегда держал слово. Его талант к «организации» поражал воображение. Не случалось ничего, с чем Августо не справился бы.

Ни одно желание Бель не казалось ему трудновыполнимым. Он очень помогал ей. И только в роли супруга Бель с трудом могла его принять. Августо в ее глазах оставался очень хорошим другом. Она любила его как брата. Но как мужчину? Бель была вынуждена признать, что вообще не испытывает влечения к мужчинам. После той ночи в «Касабланке» она презирала весь мужской род, вернее, тех, кого она вообще воспринимала как мужчин. Августо к ним не относился, как и ее отец. И сколь бы соблазнительны ни были ее позы на сцене, они оставались неискренними. В отличие от того злосчастного дня, когда Бель пользовалась своими чарами, поскольку ей нравилась реакция мужчин, сейчас она соблазняла, потому что хорошо выучила движения, приводившие публику в восторг. Она не испытывала триумфа, не чувствовала своей власти над мужчинами. Ей было безразлично, возбуждает она их или нет. Бель покачивала бедрами и выставляла грудь вперед, потому что того требовала хореография, а не из-за того, что ей этого хотелось. Она предполагала, что зрители это почувствуют, но нет. «Глупцы они все», – думала Бель. И чем больше она их презирала, тем больше им нравилась.

Сегодня ей показалось, что она заметила в зрительном зале знакомое лицо: очень привлекательного белого южноамериканской внешности. Откуда она его знала? Бель попыталась вспомнить, но ей это не удалось. Она, в сущности, и не обратила бы на него внимания, если бы он не встал во время ее выступления и не вышел из зала. Тогда она увидела его, и с того момента мысли о нем не давали ей покоя. Когда Августо зашел к ней в гримерку после выступления, Бель попросила его проводить ее на улицу через парадный вход.

– Зачем? Ты же знаешь, шеф этого не любит. Кроме того, от черного хода нам ближе домой.

– Увидела в зале знакомое лицо. Хочу посмотреть на этого человека поближе.

– Почему?

– Сама не знаю. Меня злит, что я не могу вспомнить, где я его встречала.

– Ну хорошо. Но смотри, влетит нам за это.

Бель пожала плечами. Что плохого может случиться? Вряд ли ее уволят, раз уж пресса почтила ее своим вниманием – пожалуй, в этой забегаловке ей первой выпала такая честь. Собственно, Бель даже считала, что пришло время поговорить с директором о повышении оклада. Ну да ладно, об этом она подумает позже. Сейчас Бель хотела выяснить, кто же этот мужчина.