Анна Велозо - Небеса нашей нежности

Повинуясь порыву, она вернулась к своей роли empregada. Понурившись и потупившись, она пробормотала:

– Мне так жаль, Sinha донья Иоланда. Не знаю, что на меня нашло. У нас, негров, такое в крови, наверное. – Бель насмешливо улыбнулась, сделала книксен и убежала со сцены.

Терпение Иоланды лопнуло. Пусть ищут себе другую актрису! Она не позволит так с собой обращаться! И не позволит какой-то нахальной статистке так себя унижать.

– Можешь сам танцевать свой дурацкий чарльстон, – прошипела она Октавио и решительно направилась к выходу со сцены.

При этом Иоланда не заметила на полу папайю, лопнувшую после падения на пол. Послышался сочный чавкающий звук – и Иоланда упала, приземлившись на свой зад.

– И… снято! – воскликнул режиссер под ликование съемочной группы.

Эта спонтанно снятая сцена впоследствии станет ключевым моментом фильма, превратившегося в комедию. Кроме того, она ознаменует собой поворотный момент в жизни Бель. Но та об этом, конечно же, не знала. Пока что девушке казалось, что все прошло хуже некуда. Как она и ожидала, ее уволили со студии – сказали, мол, нельзя провоцировать других сотрудников, а то и они примутся хулиганить на сцене. Потом Бель поссорилась с Беатрис, рассчитывавшей на плату за аренду. Кроме того, выбегая из квартиры, Бель подвернула ногу и растянула связку. А значит, она не сможет выступать на карнавале.

Расстроенная, она дохромала до ближайшей «гостиницы», едва ли заслуживавшей такого названия: это был настоящий клоповник.

Денег на первую ночь Бель еще хватало, а там видно будет.

То, что в следующие дни хозяйка гостиницы не потребовала у нее оплаты за комнату, Бель немного удивило. Но она не задумалась о том, почему эта женщина оказалась столь забывчива. Сейчас Бель занимали другие мысли. Впервые в жизни девушка утратила присутствие духа.

Фелипе да Сильва немного беспокоился. Когда же Бель выйдет из своей комнаты – без сомнений, зловонной и грязной дыры, за которую он слишком много заплатил этой нахальной хозяйке гостиницы? Что происходит с его дочкой? Почему она предпочитает жить в этом мерзком месте, а не вернется домой? Она ведь понимает: что бы ни случилось, дома ее всегда примут. Ее там любят.

С другой стороны, говорил он себе, в молодости он был таким же гордым. Наверное, Бель вернется только тогда, когда добьется хоть какого-то успеха. «Ну ладно, – решил Фелипе. – Подожду еще месяц. Если она и тогда не опомнится, отведу ее домой».

Бель целыми днями тосковала. Ее выступление было прекрасным. Она очаровала публику. Такого великому Октавио или прекрасной Иоланде никогда бы не удалось. Так почему же ее не сделали звездой, а просто выставили за дверь? Не хватало только пинка под зад, чтобы ее провал был полным. Впрочем, признавала Бель, падение Иоланды само по себе было неплохой наградой. Ха, эта высокомерная актриса… С каким выражением лица она шлепнулась, поскользнувшись на раздавленной папайе! Это было незабываемо.

Но на воспоминания еду не купишь, и за комнату ими не заплатишь. И как теперь устроиться на работу, если у нее распухла нога, а место растяжения приобрело темно-лиловый оттенок? Девушка чувствовала, как у нее слезы наворачиваются на глаза. Бель вздохнула, стараясь отогнать грусть. Как только она начнет плакать, то уже не сможет остановиться. Кроме того, наверняка дело в том, что у нее скоро месячные, вот и тянет разрыдаться. Реветь тут нечего. Ну уж нет! Она – Бель да Сильва, и такой смехотворный провал ее не остановит. Бель всхлипнула. Она больше не могла сдерживаться.

И Бель разрыдалась, точно маленький ребенок.

Чуть позже в дверь постучали.

– Сейчас я занята, – еще всхлипывая, сказала Бель, думая, что это хозяйка гостиницы.

– Когда мне прийти? – Голос был мужским.

Встав, Бель отерла лицо юбкой и постаралась говорить как можно спокойнее. И равнодушнее.

– Когда найдете мне хорошо оплачиваемую работу.

– Уже нашел. Значит, открывайте.

– И когда пришлете мне врача, который осмотрит мою ногу.

– Без проблем.

– И когда принесете что-нибудь съедобное, что по вкусу не похоже на бобы и рис.

– Сеньориту устроит пара свежих salgadinhos? Еще у меня есть bolinhos de bacalhau, empadas de camarao, а кроме того pasteis de queijo [xxxiv] и…

– Хорошо, хорошо. Я открываю.

Бель старалась говорить как можно спокойнее, но при упоминании всех этих лакомств у нее слюнки потекли. Ей было все равно, кто явился помочь ей. Есть хотелось невыносимо, и сейчас Бель открыла бы даже известному на весь город маньяку, если бы тот пообещал ее накормить. К тому же голос показался ей знакомым, она просто не могла его вспомнить. Может быть, Беатрис к ней кого-то прислала? Луиса или того жуткого домовладельца Пинто? Нет, голос не тот. Или… Но это невозможно. Наверняка все это игра воображения.

Замирая от радости, Бель открыла дверь. Ее сердце затрепетало.

Антонио смотрел на фотографию Каро. Снимок вышел очень удачным: на нем запечатлелась счастливая улыбка, игравшая на губах девушки, а на заднем плане отчетливо виднелось море и холмистые очертания Рио. Конечно, из-за шапочки пилота и очков не сразу можно было разобрать, кто это. Но для Антонио истинная красота Каро заключалась не в форме ее узкого, немного вздернутого носика, не в разлете темных бровей или безукоризненной белизне кожи. Для него девушка была прекрасна, поскольку разделяла его любовь к приключениям. Это оставалось редкостью среди женщин, а если такая девушка отличалась умом и храбростью, это было редким подарком судьбы.

Он просто не мог ее забыть. Он пожертвует дружбой с Энрике, если тогда ему достанется Каро. Почему бы не попытаться? Антонио был не из тех мужчин, кто сдается при первой возможности. Еще никогда он так не вожделел женщину. Он хотел разделить с ней будущее и завести детей. Он хотел бросить мир к ее ногам и разделить с ней небо. Еще ни разу он не был так уверен в своих чувствах к женщине. Он знал, что им предопределено быть вместе. И поэтому, решил Антонио, он будет бороться.

В первую очередь нужно возобновить с ней общение. Забытый фотоаппарат служил, с точки зрения Антонио, превосходным поводом к этому. Он засядет перед домом да Сильва и подождет, пока эта дракониха, донья Виктория, уйдет. Антонио понимал, что из-за матери Каро у него возникнут неприятности, в особенности когда она узнает, что он – сын ее заклятого врага. «Сволочи Карвальо», вспомнил он, качая головой. И как ей только в голову пришло такое обозначение? Его родители, безусловно, не без греха, но назвать их так…

Для своего предприятия Антонио выбрал дождливый день – он надеялся, что Каро не заставит его стоять перед дверью, когда с неба низвергаются потоки воды. Предпочел вечер утру – он слышал, что родители Каро по вечерам, как правило, выходят в город.

Антонио повезло: в семь вечера Виктория и Леон действительно покинули дом. Виктория держала мужа под руку, прячась с ним под одним зонтиком.

Подождав несколько минут, Антонио позвонил в дверь. Ему открыла молодая служанка, не одаренная особой проницательностью.

– Да?

– Я могу поговорить с сеньоритой Аной Каролиной?

– Да, полагаю, что так. Подождите. – И девушка захлопнула дверь перед носом у Антонио.

Парень чуть не расхохотался. Он никогда не видел таких дурочек. Она не спросила его имя и не пригласила в холл, где можно было подождать.

Чуть позже Антонио услышал, как Каро переругивается со служанкой.

– Вот дура! Иди и спроси, кто это. И если он не похож на грабителя, то пригласи его в дом и вежливо скажи: «Прошу вас, подождите здесь минутку». Ты поняла?

– Моя мама всегда говорит, что богачи – худшие из разбойников.

– И что, позволь полюбопытствовать, ты хочешь этим сказать? Ты и нас всех считаешь разбойниками?

– Нет, сеньорита Ана Каролина, боже упаси! Я лишь хотела сказать, что мужчина у двери похож на расфуфыренного франта.

Антонио сдерживался изо всех сил, чтобы не расхохотаться. Он слышал каждое слово из этого абсурдного диалога, поскольку верхняя треть двери была застеклена и это окошко открывалось. Вот и сейчас оно было распахнуто настежь.

– Значит, иди к нему и веди себя соответственно.

Дверь опять открылась.

– Итак, с сеньоритой Аной Каролиной можно поговорить, но не каждому. Вы кто такой?

– Передай ей, что я грабитель, – не сдержался Антонио.

– Ага. Ясно. Хм. Секундочку. – Девица опять захлопнула дверь.

Через минуту дочь хозяйки открыла ему лично, окинув Мариазинью испепеляющим взглядом. Она узнала голос гостя и решила принять его лично – чтобы отослать прочь.

От этой дурочки-служанки толку все равно не добьешься, она не сможет его выпроводить.

– Антонио.

– Каро.

Они долго смотрели друг на друга.

– Мне дадут вознаграждение за находку? – прервал тягостное молчание мужчина.

На лице Аны Каролины отразилось смятение.

– За что?

Антонио протянул ей фотоаппарат.

– О!

– Ты забыла его у меня в машине.

– И что же ты хотел бы получить в награду?

– Например, ты могла бы пригласить меня в дом. Я знаю, что тебе прекрасно известно, как это положено по этикету, ведь я стал невольным слушателем твоей лекции служанке.

– Это исключено. Мне кажется, я окажу тебе большую услугу, если отошлю прочь.

«И себе не меньшую», – подумала Ана Каролина.

– Как скажешь. Но снимок можешь как-нибудь посмотреть, если зайдешь ко мне в гости.

– Ты проявил пленку? Что ты себе позволяешь?

– Я ведь сказал, что я грабитель.

– Но принес ли тебе этот грабеж успех?

– Да, фотография получилась замечательная. Ты выглядишь великолепно. Поэтому – да, это того стоило. Так мне легче позабыть тебя.

– Ах, Антонио. Хватит нести чушь. Тебе, как и мне, известно, что нам и забывать-то не о чем. Не стоит путать легкий флирт с… – Ана Каролина лихорадочно подбирала слова.