Анна Велозо - Небеса нашей нежности

Девушка растерянно покачала головой.

– Я ему ничего не расскажу. А ты?

Не на такой ответ Антонио рассчитывал.

– Ты думаешь, мы сможем скрыть это от него?

– А почему нет?

– Скорее вопрос нужно задать так: «почему?» Ты действительно предашь своего возлюбленного? А я предам друга? Разве ты не почувствовала то же, что и я?

Девушка пристыженно потупилась. Конечно, она это почувствовала! Каждой жилкой своего тела! Она и сейчас испытывала влечение к Антонио, и сейчас хотела испытать нечто большее. Но Ана Каролина расправила плечи и сказала:

– Нельзя приписывать одному поцелую такое уж большое значение.

– Нельзя, значит? – Глаза Антонио сверкнули, и девушка едва выдержала его взгляд. – Но что, если я поступлю так, хоть и нельзя? Каро, подумай. Ты еще не вышла замуж. Еще не поздно.

И что все это значит? Он сделал ей предложение? Он хотел, чтобы она послала Энрике к черту и вышла за него? Проклятье, почему нельзя выражаться понятнее?

– Слишком уж быстро все происходит, – уклончиво ответила Ана Каролина.

– Хм…

– Да, но это не значит, что было бы правильно, если бы все происходило медленнее. – Каро окончательно взяла себя в руки.

В ней проснулся здравый смысл. Неужели она должна отказываться от своего чудесного Энрике ради мужчины, которого едва знает? И не важно, что он пробудил в ней такую страсть.

– Нет, Антонио. Ты человек полета, дитя воздуха, а Энрике – дитя земли, мужчина, с которым можно пройти долгий путь. – Она печально взглянула на него. – Прощай, Антуан.

Распахнув дверцу машины, она выскочила на тротуар и помчалась к дому, боясь, что передумает. Ей удалось подняться на крыльцо, сохраняя видимость самообладания и не проявляя паники.

Автомобиль Антонио все еще стоял перед подъездной дорожкой, и Ана Каролина чувствовала на себе его взгляд. Только когда она открыла дверь, позади взревел мотор и из-под колес во все стороны полетел гравий.

В доме ее уже ждала мать.

– Кто это был?

– Кто?

– Ну а как ты думаешь? Тот парень, который привез тебя сюда.

– А, это просто друг Энрике, – пробормотала Каро.

– И почему ты плачешь? – осведомилась донья Виктория.

– Я не плачу, – решительно заявила Каро. – Мне мошка в глаз попала.

– Вот, значит, как. Ну ладно. Чем вы с ним занимались? – не унималась мать.

– О господи, mae, стоит прийти домой – и ты мне уже допрос устраиваешь. Кроме того, мне не нравится твой тон. Ты меня в чем-то обвиняешь?

– Ни в чем, дитя мое. А что, у меня есть повод для каких-то… подозрений?

– Конечно, нет. Так, а теперь мне нужно в ванную, чтобы вытащить из глаза мошку.

Не дожидаясь ответа матери, Каро развернулась и стала подниматься по лестнице на второй этаж.

– Ана Каролина… – позвала Виктория, когда дочь уже стояла на последней ступеньке.

– Да?

– Мне тоже не нравится твой тон.

Каро возмущенно фыркнула. Неужели матери так важно, чтобы последнее слово всегда оставалось за ней?

Донья Виктория задумчиво ходила взад-вперед по своему кабинету. Она все сразу поняла. Необычайно красивый юноша, искаженное от горя лицо дочери, залитое слезами, редкий и дорогой автомобиль ее кавалера, их путешествие только вдвоем… Все ясно. Происходит то, чего сейчас происходить не должно. Если Ана Каролина решила закрутить роман, то стоит подождать свадьбы, как делают все приличные женщины. Вначале выйди замуж – а уже потом заводи любовника, понятно же.

И все же Виктории было больно видеть страдания дочери. Что за мерзавец обидел ее? И кому вообще пришло в голову ухаживать за обрученной девушкой? Неужели нет других женщин, которые могли бы удовлетворить его низменные желания? Донья Виктория ни на мгновение не усомнилась в том, что этим наглецом двигали низкие, животные побуждения. Мужчины! Старые или молодые – все они одинаковы. Женщина погрузилась в воспоминания о молодости, когда и в ней горел огонь страсти, но она поспешно отогнала от себя эти мысли. Ана Каролина – не такая, как она. А этот мальчишка – не такой, как Леон. Тогда все было иначе. Кроме того, они с Леоном поженились. Не было ничего дурного в том, чтобы муж и жена страстно занимались сексом. Но внебрачные связи? Они приличной девушке ничего не дадут – кроме разбитого сердца и нежелательной беременности. Таких связей стоило избегать. Наверное, нужно спокойно поговорить с дочерью. Как женщина с женщиной, так сказать.

Но одними разговорами тут не обойдешься, донья Виктория прекрасно это знала. Нужны дела, а не слова. И она считала своим долгом что-то предпринять, чтобы разорвать эти непристойные отношения. Первым делом следовало выяснить, что это за красавчик. Его автомобиль – отличная зацепка. Начальник порта, безусловно, расскажет ей, кто и когда привез этот шикарный автомобиль в Бразилию. А как только донья Виктория установит личность этого подлого совратителя, она придумает, как удержать его подальше от своей дочери.

Антонио заметил фотоаппарат, только когда уже приехал домой. Каро забыла его в машине. Не раздумывая, мужчина забрал пленку себе, собираясь напечатать снимки. У него хотя бы останется фотография, напоминающая о чудесном полете с этой чудесной женщиной. Он надеялся, что это будет не последнее их фото. В конце концов, надежда умирает последней.

Фелипе думал о том, что его отец сбежал из дому в том же возрасте. Однако совсем по другим причинам: Феликс да Сильва был рабом. Но что заставило сбежать Бель? У нее был прекрасный отчий дом, она ходила в школу, она имела все, о чем шестнадцатилетняя девочка может только мечтать. Неужели это просто бунт подростка? Попытка отделиться от родителей? Или в воспитании Бель что-то пошло не так?

Фелипе не знал. И очень злился, не имея возможности объяснить себе побег дочери.

А больше всего его возмущало то, что она даже не попыталась поговорить с ним. Неужели она не понимала, как будут волноваться ее родители? Или у нее корона с головы упала бы, если бы она прислала письмо, чтобы сообщить, что с ней все в порядке? Ничего подобного.

Она ни о чем не уведомила родителей. И чем дольше Бель не появлялась дома, тем чаще они с Неузой обвиняли друг друга в случившемся.

– Если бы ты не запрещала ей танцевать…

– Если бы ты не вел себя как тряпка…

– Если бы ты не портила всем в доме настроение вечным нытьем…

– Если бы ты не давал мне поводов жаловаться…

Это было невыносимо. Конечно, Фелипе давно уже выяснил, где живет его сбежавшая дочурка. Она переехала к одной девушке, раньше жившей неподалеку, дочери незамужней кухарки. «Яблоко и правда от яблони недалеко падает», – подумал он тогда. Эта Беатрис умудрилась получить отличную работу, пусть и непонятно как. Но уже через год ее уволили. Она общалась с сомнительными личностями и была для Бель худшей товаркой, какую только можно себе представить.

С другой стороны, он хорошо знал свою дочь и понимал, что она никого к себе не подпустит и сумеет за себя постоять. Поэтому Фелипе решил не вмешиваться и понаблюдать со стороны, как Бель использует новообретенную свободу. Конечно же, Неузе он об этом не сказал – она бы его убила, если бы узнала, что он не притащил Бель домой силой. С ее точки зрения, только так можно было образумить девчонку. И все же Фелипе очень обидело то, что Бель ничего не сказала ни ему, ни Неузе, зато наверняка продолжила общаться с этим Нильтоном из музыкальной группы. Как бы то ни было, тот достаточно быстро нашел Бель замену – что вызвало у Фелипе определенное злорадство. Бель это не понравится. И это меньшее наказание за ее безответственность.

Но, видит Бог, Бель была не единственной его заботой. У малыша резались зубки, и он плакал ночи напролет. Донья Фернанда, мать Фелипе, была уже не так молода, чтобы вести хозяйство, к тому же у нее болели суставы. Лулу наконец стал проявлять первые признаки подросткового бунта – он отказывался разговаривать с окружающими. «Вы все равно ничего не поймете», – вот и все, что он говорил. И только Лара, его девятилетняя доченька, неизменно радовала Фелипе. Она отлично училась в школе, слушалась родителей и росла настоящей красавицей. Чего еще желать от дочери? Только Лара прыгала ему на шею, когда Фелипе приходил домой, и даже если у папы было не лучшее настроение, она заставляла его позабыть обо всех бедах.

Печатный станок, привезенный из Германии, сломался при транспортировке, и, похоже, никто в Бразилии не мог его починить. Заказанная бумага, которая должна была прибыть еще два дня назад, лежала в сошедшем с путей вагоне неизвестно где. И вскоре ее сожрут термиты или покроет плесень. Ко всему прочему, один из злейших его конкурентов увел у Фелипе хорошего клиента. Из-за всех этих проблем у Фелипе не оставалось ни времени, ни сил, чтобы заняться проектом создания «машины для охлаждения воздуха». Такое с ним часто происходило.

Машина для охлаждения воздуха была не первой подобной его идеей. Фелипе думал и о полностью автоматизированном устройстве для стирки белья, и об аппарате для всасывания пыли. В последнем случае его опередил некий мистер Хувер, но запатентованный им пылесос оставался пока что непозволительной роскошью. А вот устройство, позволяющее отказаться от ручной стирки, еще не придумано – по крайней мере, Фелипе об этом ничего не знал. К сожалению, Фелипе не был прирожденным механиком, и ему не хватало технических навыков и умений, иначе он сам бы попытался собрать подобные приборы для облегчения быта. Он лишь обладал богатой фантазией и надеялся, что он, человек среднего достатка, когда-нибудь сможет купить такие приборы в магазине. Тогда Неуза наконец-то прекратит ныть, а он сам перестанет просыпаться среди ночи из-за жары.

Звуки самбы, разносившиеся по улице, оторвали Фелипе от его мыслей. Музыка была очень ритмичной, и он понимал, почему люди любят это искусство. Ему и самому хотелось пуститься в пляс, стоило ему услышать барабанный бой, – что же чувствовали люди, по природе своей наделенные большей любовью к танцам? Фелипе встал из-за стола, подошел к окну и раздвинул гардины. Целая толпа молодых людей плясала вокруг старенького, ярко разукрашенного автомобиля. На месте рядом с водителем примостились двое парней, певших в мегафон. Под эту песню какая-то девушка исполняла сложный танец.