– Вот этому не бывать! – возмутилась Лили. – Я попрошу у него прощения за то, что случайно упала на монастырский двор, но я никогда не опущусь перед ним на колени. Ни перед ним, ни перед каким-либо другим мужчиной!

– Ну тогда, дорогая, пусть гордость твоя бежит впереди ума, а мне лишь остается молиться о том, чтобы гордыня не сгубила тебя окончательно.

– Коффи, да не будь ты такой занудой! Не переживай, я изображу смирение. Увидишь, все само собой устроится. Как всегда.

– Только не забывайся, Лили. Помни свое место, – напомнила няня.

– С тобой разве забудешь?! Но хватит об этом, Коффи. И не смотри на меня с таким осуждением, ладно? Стань снова моей подругой!

Коффи молча поджала губы – словно только что съела самый кислый лимон на свете. Старая нянька ни словом не обмолвилась о своем дурном предчувствии. Коффи была почти уверена: его светлость уволит ее сразу по возвращении и погонит прочь. И при одной мысли об этом у нее разрывалось сердце…


В десять вечера того же дня карета въехала в широкие ворота Сазерби-Парк. Лили очень хотелось знать, о чем подумал француз сейчас, увидев роскошный особняк герцога. Едва ли ему приходилось бывать в таких вот домах. Лили надеялась, что открывшийся вид подействует на негодяя устрашающе. Она украдкой взглянула на своего обидчика. Увы, ее ждало разочарование; он смотрел не на дом, а себе под ноги. А монах спал.

Лили судорожно сглотнула, призывая на помощь все свое мужество. В этот момент карета остановилась, и два лакея, спустив ступеньки и открыв дверцу, почтительно поклонились Лили, выходившей из экипажа. За ней последовала Коффи, и, наконец, вышли и оба француза.

Собравшись с духом, Лили обратилась к удивленному дворецкому:

– Добрый вечер, Филпотс. Будь любезен, сообщи моему отцу, что я вернулась и привезла с собой монаха из аббатства Святого Кристофа в Монтебоне и еще одного человека. У них к отцу срочное сообщение от Дома Бенетарда.

– Слушаюсь, миледи, – кивнул дворецкий. – Добро пожаловать домой, миледи.

– Спасибо, Филпотс. Мы будем ждать отца в его кабинете. Коффи, приведи господ в кабинет, пожалуйста. – Лили прошла через громадный отделанный мрамором вестибюль, дождалась, когда лакей откроет тяжелые створчатые двери и вошла в кабинет с самым независимым видом. Она скорее бы умерла, чем призналась в том, что сердце ее билось так, что казалось, вот-вот выпрыгнет из груди.

Усевшись, Лили осмотрелась, но никому сесть не предложила. Если и мог наступить такой момент в ее жизни, когда она должна была выглядеть настоящей герцогиней, то этот момент наступил. Но, с другой стороны, отец вбивал в нее эту роль с тех самых пор, как понял, что наследников мужского пола ему не дождаться. И Лили, как ей казалось, выучила эту роль превосходно.

Через пять минут двери вновь открылись, и вошел ее отец. Пятый герцог Монкрифф, восьмой маркиз Бейнзбери и десятый барон Нортроп и Милтон стоял в дверях, грозно взирая на представшую перед ним странную компанию с заоблачных высот всех своих титулов.

– Элизабет, – проговорил он ледяным тоном, – как это следует понимать?

Лили встала.

– Папа, возникла небольшая проблема, своего рода неприятность. Брат Жульен привез письмо от Дома Бенетарда, и в этом письме все объясняется.

– А другой человек? Кто он такой? – Герцог уставился на Паскаля.

– Этот мужчина нанес мне оскорбление, папа. Но в письме все объясняется, – поспешно добавила Лили, бросив взгляд на брата Жульена, у которого над верхней губой выступили бисеринки пота.

– Письмо, брат Жульен, – скомандовал отец на безупречном французском, и щуплый монах, вытащив послание из висевшего у него на поясе мешочка, подал его герцогу.

Паскаль же, как ни странно, вел себя так, словно все происходившее никак его не касалось. Еще никто на памяти Лили не стоял перед ее отцом без дрожи в коленях, но этот негодяй либо обладал сверхъестественной выдержкой, либо действительно не испытывал ни малейшего страха.

– Спасибо, брат. – Герцог взял послание и, не теряя ни минуты, вскрыл его. Он пробежал взглядом листки, потом стал читать уже внимательнее и медленнее. И казалось, не верил своим глазам.

– Я нахожу все это… весьма необычным, – пробормотал он наконец, взглянув на брата Жульена. – Что ж, благодарю, что вы согласились сопровождать мою дочь. Вы будете желанным гостем в Сазерби-Парк столько времени, сколько потребуется для рассмотрения этого дела.

Монах молча поклонился, а герцог, взглянув на няню, проговорил:

– Мисс Маккофферти, проводите брата Жульена к лакею и попросите приготовить для него спальню. А вас я жду у себя в кабинете, завтра, ровно в восемь утра. Тогда и дадите мне исчерпывающие объяснения о вашей роли в этом абсурдном происшествии.

– Слушаюсь, ваша светлость, – ответила Коффи.

Сделав реверанс, няня отправилась выполнять распоряжение, а Лили, герцог и Паскаль остались в кабинете.

– Что же касается вас, Элизабет, – продолжал герцог, обратив грозный взгляд на дочь, – то вы сейчас отправитесь в свою комнату и будете находиться там до тех пор, пока я вас не вызову.

– Но, папа, разве я не могу сама рассказать о том, что произошло? – проговорила Лили. – Этот мужчина поступил со мной очень дурно. Конечно, я знаю, что мне не следовало быть там, где я была, однако… Ох, папа, прости меня, но я…

– Элизабет Мари Боуз, довольно! Немедленно покиньте нас и по дороге к себе распорядитесь, чтобы Филпотс привел сюда падре Меллита.

Растерянная и обиженная до глубины души, Лили бросила умоляющий взгляд на отца, но тотчас поняла, что разжалобить его не удастся. Злобно взглянув на Паскаля, она вскинула голову и горделиво вышла из кабинета.

Глава 4

Объятая страхом, Лили мерила шагами комнату. Она понятия не имела, что происходило внизу, но ей не понравилось отцовское выражение лица, ох как не понравилось… Что-то подсказывало ей, что в своем письме Дом Бенетард выставил ее в далеко не лучшем свете.

Присев на край стула, Лили разгладила юбку на коленях и тяжко вздохнула. Она давно уже отпустила горничную, потому что не хотела, чтобы ее видели в таких расстроенных чувствах. Как бы там ни было, раздеваться, судя по всему, смысла не было, поскольку отец мог вызвать ее к себе в любое время. Отец всегда отличался непредсказуемостью, и она подозревала, что сейчас он нарочно затягивал ее ожидание – чтобы посильнее помучить. А лучше бы побыстрее услышать приговор. Ведь самое мучительное наказание – это пытка неизвестностью.

Часы отстукивали минуту за минутой, и от этого тиканья нервы у Лили были на пределе. Прошел час, другой… Потом часы пробили полночь. Часовая стрелка уже подбиралась к единице, когда в дверь наконец тихонько постучали.

Лили тотчас подбежала к двери и распахнула ее.

– А, это ты, Филпотс… – Она судорожно сглотнула.

– Его светлость желает видеть вас сейчас, – сказал дворецкий, и на его уродливом лице появилась гримаса, которую, наверное, следовало расценивать как выражение сочувствия.

Лили снова сглотнула.

– Так плохи дела, а, Филпотс?

Дворецкий ответил не сразу.

– Ну… не могу точно сказать, миледи. Но, судя по некоторым признакам… В общем, я бы заключил, что на этот раз вы очень сильно нашалили…

– Наверное, я поступила неразумно.

– Вы так думаете, миледи? Ну, в этом случае вам следовало бы поторопиться.

Лили молча кивнула и следом за дворецким прошла по длинному коридору, затем спустилась по широкой парадной лестнице, и, миновав вестибюль с мраморным полом, подошла к дверям отцовского кабинета, которые Филпотс тотчас перед ней распахнул, после чего торжественно объявил:

– Леди Элизабет, ваша светлость!

Лили вошла и присела в глубоком реверансе перед отцом, затем – перед падре Меллитом, стоявшим чуть позади герцога с выражением ледяного презрения на костлявом лице.

– Добрый вечер, падре Меллит, – любезно сказала Лили. – Надеюсь, вы здоровы? – Она услышала, как дверь с прощальным щелчком захлопнулась за ее спиной, – то ушел дворецкий. И, следовательно, все пути к отступлению были отрезаны.

– Я глубоко расстроен, Элизабет, как и ваш отец, – сообщил священник.

– Да уж, могу представить… Весьма неприятный инцидент. Неудивительно, что вы расстроились. Вы уже решили, что будете делать с этим… с этим дикарем?

Герцог ударил пальцем по столу, после чего указал им куда-то в сторону. Лили повернулась в ту же сторону и нахмурилась, увидев Паскаля, стоящего у камина. Он спокойно встретил ее взгляд, но ничего не сказал.

Вновь повернувшись к отцу и падре, Лили пробормотала:

– И что же?…

– Сядьте, Элизабет, – приказал ей отец.

Лили села.

– Вы начнете с самого начала, – продолжал герцог. – И так, вы уехали из дома вашего брата без разрешения. Почему? – Отец смотрел на нее как ястреб на мышь, и ничего хорошего такой взгляд не предвещал.

– Папа, я решила прервать мое пребывание в Сен-Симоне, поскольку соскучилась по дому. А Жан-Жак был слишком занят, чтобы уделять мне внимание. Я думала устроить тебе сюрприз своим ранним приездом, потому и не писала.

– Вы хотели меня удивить? – переспросил герцог. – Что ж, Элизабет, это вам вполне удалось. Вы удивили меня тогда, когда я решил, что удивить меня вам больше не удастся. Однако продолжайте.

– Мы с Коффи уехали. И как раз проезжали мимо Монтебона по дороге домой, когда я подумала, что было бы интересно повидать аббатство, которому ты уделяешь столько внимания. И я решила немного прогуляться поутру, чтобы размять ноги перед тем, как отправиться дальше. Но красота аббатства… О, я была ею так очарована, что просто не не смогла удержаться от того, чтобы не заглянуть туда…

Герцог провел ладонью по волосам.

– Вы не могли удержаться от того, чтобы не взглянуть на монастырские кельи? Но ведь эти кельи, как вам известно, запрещено видеть всем мирянам, в особенности – женского пола?