– Так и было, месье, – ответила Лили, опустив взгляд. Немного помолчав, добавила: – Честно говоря, я сама во всем виновата. Но я никак не ожидала, что Жан-Жак не придет мне на помощь.

Пасси деликатно покашлял.

– Мадам, простите меня, но вы, возможно, вели себя не слишком скромно, если оказались в такой вот ситуации…

Лили тянула время. Пусть граф думает, что ей надо набраться храбрости для признания.

– Мой муж – красивый мужчина, – проговорила она наконец. – Вот я и совершила ошибку.

Пасси посмотрел на нее с любопытством. И вновь заговорил:

– Что ж, вас не так уж трудно понять. Но быть замужем за простолюдином – это ведь настоящая трагедия.

Лили ужасно хотелось врезать посильнее по самодовольной физиономии мерзавца.

– Да, месье. Мой отец полагал, что меня защитит мое состояние, но мой муж – мужчина очень гордый. Он не желает к нему прикасаться. – Лили тяжело вздохнула.

– Я вчера с ним познакомился, – сообщил Пасси. – И он действительно гордый. Слишком гордый, я бы сказал.

– Значит, вы меня понимаете, – подхватила Лили. – О, какое облегчение знать, что тебя понимают… Выходит, вам не надо объяснять, почему я вынуждена жить в этой лачуге. – Лили кивнула в сторону своего уютного домика с недавно выкрашенными в зеленый цвет ставнями, с цветами в ящиках на окнах второго этажа и с нарядной клумбой у входа.

Граф пожал плечами.

– Могу представить, как вас это расстраивает. Но я не могу понять, почему ваш брат вам не поможет.

– Он говорит, что я должна отвечать за свои поступки. – Лили отвернулась и сделала вид, что смахивает слезу.

– Ах, мадам, какая трогательная история… – проговорил Пасси. – Ваш брат, да простится мне моя откровенность, просто глупец.

– Спасибо вам за сочувствие, – ответила Лили, для пущей убедительности – с дрожью в голосе. – Никто из моей прежней жизни больше не желает со мной говорить. Вы даже представить не можете, как мне приятно, что вы не пожалели своего времени и заехали, чтобы сказать мне пару теплых слов.

Пасси сокрушенно покачал головой, и его обвислые, как у старого бульдога, щеки задрожали.

– Должен признаться, я был шокирован, узнав о вашей участи, мадам.

Лили опустилась на ступеньку крыльца.

– Сделать ничего нельзя, и потому я должна довольствоваться тем, что имею, – проговорила она со вздохом.

– Как мне вас жаль… – Пасси вновь покачал головой, и щеки его снова задрожали – Лили от этого зрелища едва не стошнило.

– Вообще-то, – скромно потупившись, сказала она, – не все так ужасно. Как я уже говорила, мой муж – очень красивый мужчина.

Пасси усмехнулся, и Лили поняла, что граф тоже в курсе известного слуха.

– Что ж, у вас есть некоторое утешение, – заметил он. – И все же женщина с вашей родословной и воспитанием замужем за простолюдином – это нонсенс. Вы ведь, конечно, знаете, что люди говорят о вашем муже?

Лили мысленно поблагодарила отца Шабо за то, что предупредил их с Паскалем. Решив обернуть слух в свою пользу, она спросила:

– Вы о том, что он якобы побочный сын прежнего герцога? Да, я знаю об этих слухах. Но ведь герцог так и не признал его своим сыном. А мой муж ради доброй памяти матери никогда не говорит об этом.

Глаза Пасси недобро блеснули.

– Говорят, ваш муж и ваш брат не ладят друг с другом.

– Не ладят? Да они терпеть друг друга не могут, месье. Мой брат ненавидит моего мужа за ту жизнь, которую он вынуждает меня вести, а мой муж презирает моего брата за безответственность. – Лили пожала плечами. – Но муж, по крайней мере, проявляет заботу об этой земле и о людях, которые на ней живут. У него это в крови. Он смотрит на то, что происходит в замке, и ему от этого тошно.

Лили мысленно похвалила себя за хитрый ход. Пасси наверняка решит, что Паскаль поселился тут навсегда, чем создаст не самую благоприятную ситуацию для тех, кто использовал замок как штаб-квартиру заговорщиков.

– Да, я вчера слышал, как они ссорились, – продолжал граф, облизнув губы. А Лили испугалась, что ее и впрямь вот-вот стошнит. И в тот же миг она подумала о бедном израненном брате Жульене…

– Тогда вам известно, – сказала она, – что Паскаль желает, чтобы деньги вкладывались в землю, а Жан-Жак думает лишь об удовольствиях. При таком отношении к деньгам брат скоро все промотает.

– Да, ваш брат и в самом деле к деревенской жизни не приспособлен. – Пасси смахнул носовым платком пылинку с камзола, после чего вновь прижал платок к лицу.

– Жан-Жак никогда не заботился о других, – заявила Лили. – Он всегда любил только самого себя. Именно по этой причине брат проигнорировал вчерашнее предупреждение моего мужа о вспышке дифтерии и тем самым подверг риску всех, кто находится в замке. – Лили изобразила озабоченность. – Если вы соблаговолите принять мой совет, месье, я бы не рекомендовала вам тут слишком долго задерживаться. Мой муж всерьез озабочен происходящим. Болезнь распространяется с катастрофической быстротой. – Она нахмурилась. – Вы, должно быть, слышали, что половина населения Сен-Симона вымерла во время эпидемии тифа тридцать лет назад? Мой муж опасается, что дифтерия может вызвать те же последствия.

И у нее получилось! Если у Пасси и были какие-то сомнения относительно целесообразности отъезда, то теперь их не оставалось.

– Да-да, конечно… – поспешно проговорил он. – Что ж, мне, пожалуй, пора. Я надеюсь, ваш брат выздоровеет. Всего вам доброго, мадам.

– И вам всего доброго, – ответила Лили. – Спасибо за заботу. И лучше поезжайте в объезд Сен-Симона.

Пасси молча кивнул и быстро забрался в карету. Через несколько мгновений экипаж скрылся из вида.

Лили радостно рассмеялась. Паскаль был очень умным мужчиной, но и она, его жена, – очень даже не глупа.


Вся деревня от души посмеялась над тем, как Паскаль обманул гостей герцога, но для долгого веселья времени не было – начиналась уборка урожая. И сейчас очень многое зависело от погоды. Люди знали: стоит начаться дождям – и урожай пропал. Поэтому все принялись за дело, и вскоре винокурни были отмыты дочиста, а дубовые бочки и прессы – тщательно проверены. Тридцать лет прошло с тех пор, как в Сен-Симоне собирали приличный урожай винограда, и все в городке пребывали в состоянии радостного возбуждения.

Погода, к счастью, не подвела, и сейчас Паскаль, сидя на корточках, внимательно осматривал плоды. Люди же, затаив дыхание, ждали его вердикта. Многие крестились.

Наконец Паскаль улыбнулся и, подняв руки над головой, радостно воскликнул:

– Пора собирать!

– Пора, пора! – пронеслось над виноградниками, и внезапно все пришло в движение. Мужчины, женщины, дети, соседи из ближайших деревень – все вышли на работу как на праздник. Виноград уродился на славу, и каждая пара рук была на вес золота.

Две недели шел сбор. Волы тащили нагруженные виноградом телеги на винокурню, где ягоды сортировали и давили. Люди трудились с раннего утра до позднего вечера, но никто и не думал жаловаться – все были счастливы.

К концу последнего дня все устали донельзя. Впрочем, на празднование кое-какие силы люди все же оставили. Накрытые на главной площади Сен-Симона столы ломились от яств, и на пир были приглашены все, кто принимал участие в сборе урожая. В воздухе витал аромат жареного мяса – поросята на вертелах жарились тут же. «Славный будет праздник», – думал Паскаль, подходя к винокурне – надо было все еще раз проверить перед тем, как закрыть ее на ночь.

От зрелища, представшего перед его взором, у него перехватило дыхание. Женщины давили виноград в дубовых чанах, но Паскаль видел только Лили. Задрав юбку выше коленей, она смеялась, запрокинув голову. Босоногая, рыжеволосая, она сейчас походила на танцующую вакханку.

– Лили! – окликнул ее Паскаль.

Она посмотрела на него и с улыбкой помахала ему рукой.

– Лили, подойди ко мне! – крикнул он.

– Минутку! – Она выбралась из чана, затем вытерла ноги насухо чистой льняной тряпицей, после чего побежала к нему босиком, держа в руке чулки и туфли.

– Что-то случилось? – спросила она.

– Ничего не случилось. По крайней мере – ничего плохого, – проговорил Паскаль, увлекая жену к южному краю теперь уже пустынного виноградника.

Вскоре они добрались до вершины холма, и Паскаль, встав позади Лили, положил руки ей на плечи. Заходящее солнце окрасило небо пурпуром, и окна замковых башен сверкали золотом, отражая последние солнечные лучи. А внизу бесконечными рядами протянулись зеленые виноградники, более не обремененные плодами.

– Посмотри вокруг, герцогиня, – с радостной улыбкой сказал Паскаль. – Мы совершили чудо!

– Это ты совершил чудо, – ответила Лили. Повернувшись к мужу, она обвила руками его шею.

– Бог позволил случиться чуду, – прошептал он у самых ее губ. – Знаешь, Лили… Ты нужна мне здесь и сейчас. – Не дожидаясь ее ответа, он стал ее целовать.

– Да, – прошептала она, прижимаясь к нему. – Да, Паскаль.

Он застонал и опустился на землю, увлекая жену за собой. Они обошлись без прелюдии.


Лукаво улыбаясь, Лили пробормотала:

– Я чувствую себя Деметрой. Но, Паскаль, для католика ты ведешь себя… очень странно. Можно подумать, что ты язычник.

– А тебе это не нравится? – спросил он, целуя ее в шею.

– Мне нравится временами превращаться в язычницу, – сказала Лили, жмурясь от удовольствия – Паскаль щекотал губами ее ухо. – Я думаю, что в этом какая-то прелесть…

Паскаль еще раз поцеловал жену в губы, затем отвернулся и застегнул брюки.

– Ты так думаешь? Что ж, значит, так и есть. Видит Бог, я ужасно хотел тебя, герцогиня.

Лили взяла его лицо в ладони.

– А я хотела тебя. Причем именно так – быстро и яростно. И если честно… Я думала только о тебе, когда давила виноград. И ты пришел и воплотил в жизнь мои фантазии.

Паскаль засмеялся и осторожно укусил Лили за палец. Затем встал и подал ей руку.

– Пора на праздник, моя милая. Будет чудесный, языческий праздник. Этой ночью мы все повеселимся на славу.