– Вы что, не доверяете ей? Считаете, что она не сможет принять тот факт, что Господь создал вас для чего-то особенного? – тихо спросил отец Шабо.

Паскаль пристально посмотрел на священника.

– Что вы имеете в виду? – спросил он довольно резко.

– Видите ли, я наслышан о вас, – смутившись, ответил собеседник. – Ведь слухи быстро распространяются… Я правильно полагаю, что монастырь, о котором вы говорили, это монастырь Святого Кристофа?

Паскаль тяжело вздохнул.

– Да. Я жил в аббатстве Святого Кристофа.

– И это о вас я наслышан?

– Да, обо мне. – Паскаль не видел смысла отрицать очевидное. Теперь-то ему стала понятна первая реакция священника на его, Паскаля, появление. – Я действительно тот самый человек, – добавил он, отвернувшись.

– Тогда нам необыкновенно повезло, что вы сейчас у нас, – сказал отец Шабо. – Однако смею предположить, что у вас была какая-то особая причина для пребывания в монастыре. Наверное, вам тяжело нести такую ношу, как ваш Божий дар.

– Вы необыкновенно проницательны, святой отец.

– Ну, не знаю насчет проницательности, сын мой, но я сорок лет выслушиваю людей, изливающих мне душу. Неудивительно, что Элизабет вызывает у вас раздражение. Она ведь вытащила вас из вашего тайного убежища…

Паскаль с усмешкой заметил:

– Делать свое дело там, где ни у кого не вызывает сомнения тот факт, что на все – воля Божья, гораздо проще.

– Верно. А сейчас вы здесь, и все начинается сначала.

– Да, – со вздохом кивнул Паскаль.

– Выходит, Алан поправится?

– Да, Алан поправится. И для того, чтобы он выздоровел, ни ему, ни другим не придется прилагать особых усилий. Хотя я бы не стал говорить об этом никому, кроме вас. Я из кожи вон лезу, чтобы заставить людей думать, будто я – самый обычный лекарь.

– Понимаю, – с сочувствием произнес отец Шабо. – Но ведь долго так продолжаться не сможет, не так ли?

– Вы правы, – согласился Паскаль. – Люди будут приходить ко мне, и после того, как произойдет нечто такое, что невозможно будет объяснить обычным медицинским вмешательством, те же самые люди начнут при встрече со мной креститься или плевать через плечо, пытаясь уберечься от козней дьявола. Они будут улыбаться и жать мне руку, но дистанцию все равно будут держать. Так всегда поступают с теми, кто отличается от обычных людей.

– И вы не хотите говорить правду вашей жене, поскольку теперь стали относиться к ней иначе?

– Я начинаю задаваться вопросом: не наделил ли вас Господь даром Провидения? – сказал Паскаль, пристально глядя на священника.

– Не от вас первого слышу такие слова, – ответил отец Шабо, скромно потупившись. – Итак, я полагаю, что вы должны довериться промыслу Божьему. Он дал вам в жены Элизабет, не так ли? Не думаю, что Господь даровал бы вам жену, которую бы смутил другой дар Господа. Доверьтесь ей. Скажите ей то, что сказали мне.

– Лили, скорее всего, рассмеялась бы мне в лицо, если бы я ей все это рассказал. Она ведь не верит в Бога.

– Тогда найдите способ показать ей Его лик. Ей придется познакомиться с Ним, если ей суждено узнать вас, сын мой.

Паскаль снова вздохнул и провел ладонью по лицу.

– Пожалуй, эта задача еще сложнее, чем затащить Лили в постель.

– О, что-то мне подсказывает, что постель вот-вот произойдет. Вы дали Господу обет целомудрия, а Он в ответ дал вам жену. Сомневаюсь, что Он настолько жесток, чтобы требовать от вас целомудрия.

Паскаль невольно рассмеялся.

– Вы слишком приземленный человек для священника, святой отец. Да благословит вас за это Господь. И спасибо вам. После нашего разговора мне стало гораздо легче.

– Я рад, сын мой. Да, а как насчет виноградников?

– Не беспокойтесь, святой отец. – Паскаль улыбнулся. – Растения меня любят, но пока что я не могу сказать, что все трудности позади.


Как только Паскаль ушел, отец Шабо опустился на колени и с жаром стал молиться за него. Он был уверен, что Алан поправится – ведь Ламартин так сказал. А сомневаться в том, что Паскаль был отмечен Господом, у отца Шабо не было причин; он был абсолютно уверен в том, что на Ламартине – благодать Божья.

После благодарственной молитвы отец Шабо помолился также и о том, чтобы Господь дал ему мудрость и свои наставления, поскольку знал, что он будет сильно нуждаться и в том, и в другом. При этом священник точно знал, что скоро поползут слухи. Он даже немного удивлялся тому обстоятельству, что слухи еще не поползли. И было совершенно очевидно: Паскаль Ламартин очень походил на своего отца.

Глава 15

На следующее утро Паскаль встал на рассвете и отправился на лужайку на вершине холма, высившегося позади их с Лили скромной хижины. Отсюда, с вершины, открывался прекрасный вид на разноцветные лоскуты полей и виноградников, среди которых серебристой змейкой пробегала река Дордонь. Один лоскут – алый от маков, другой, ярко-желтый, был засаженный горчицей. И повсюду среди разноцветных полей были разбросаны деревни и городки, ближайшим из которых являлся мирный и сонный Сен-Симон.

К западу, на вершине другого холма, стоял замок, чьи башни упирались в окрашенное малиновым цветом небо. Солнце же, освещавшее белый известняк построек, придавало им охристый оттенок. Это было так красиво, что дух захватывало…

В столь ранний час людей в округе почти не было видно – разве что какой-нибудь фермер или его жена выходит подоить коров. Паскаль очень любил это время суток – время гармонии и душевного покоя, время утренней молитвы.

Сев на траву, Паскаль поджал под себя скрещенные ноги и, положив ладони на колени, сделал глубокий вдох, затем выдох. Он тщательно, минуту за минутой, стал вспоминать вчерашний разговор со священником. Было совершенно ясно: отец Шабо – хороший и добрый человек, пастырь по призванию. Мало кто из знакомых Паскалю священнослужителей обладал такой интуицией, сочетавшейся со здравым смыслом, добродушием и чувством юмора.

Отец Шабо являлся полной противоположностью падре Меллиту. И если бы отец Шабо занимал столько же места в жизни Лили, сколько отец Меллит, ей бы жилось куда лучше, а результаты воспитания были бы, несомненно, совсем иными.

«Покажи ей Его лик», – посоветовал Шабо. Но как это сделать? Ведь Лили совершенно равнодушна к красоте окружающего мира. И уж если ее не впечатляли творения Создателя, то как же сам Создатель мог произвести на нее впечатление? И возможно даже и такое, что она, представ перед лицом Того, в чье существование не верила, отчитает Его за то, что не подкрепил Свое существование научными доказательствами.

Паскаль улыбнулся при этой мысли и, закрыв глаза, погрузился в медитацию.

Но тут вдруг что-то холодное и мокрое уткнулось ему в колени. Он открыл глаза и увидел Фасолинку, радостно вилявшую хвостом. А чуть позади брела ее хозяйка. В одной руке у нее была корзинка, а в другой – книга о лекарственных растениях; Паскаль тотчас же узнал ее. И Лили шла, уткнувшись носом в эту книгу. Очевидно, она всерьез взялась за учебу, если не поленилась встать с рассветом, чтобы успеть собрать растения, пока солнце не высушило содержащиеся в них масла (к несчастью, она проглядела тот параграф, в котором говорилось о том, что вначале должна высохнуть роса).

Поглаживая собаку, Паскаль с восхищением наблюдал за женой; она то и дело посматривала на травы, росшие у нее под ногами, а затем тщательно сверялась с картинками в книге. И, конечно же, она была предельно сосредоточена, а ее губы, сейчас плотно сжатые, очень напоминали спелую клубнику, которую так и хочется съесть.

Хотя Паскаль ни разу не был с женщиной, с инстинктами у него все было в полном порядке, и он не мог оторвать взгляда от Лили. Платье ее сильно полиняло от постоянных стирок; к тому же здесь, в деревне, Лили перестала утруждать себя ношением нижних юбок, и теперь очертания ее ног просматривались на просвет. Корсет также был забыт за ненадобностью, и соски виднелись также отчетливо.

Паскаля бросило в холодный пот, а сила его возбуждения могла бы впечатлить даже братца Чарли. Он уже принял решение незаметно улизнуть, но не успел осуществить задуманное – Лили, повернув голову, внезапно увидела его. Схватив собаку, Паскаль усадил ее себе на колени, надеясь спрятать свидетельство своего возбуждения.

– Паскаль, что вы тут делаете? – спросила Лили. – Должно быть, вы промокли насквозь. – С этими словами она решительно направилась к нему.

– Я медитировал, – сказал Паскаль, надеясь, что жене его голос не покажется подозрительно хриплым.

– А по какому поводу медитируете? – спросила Лили, склонив голову к плечу. – И зачем вам это?…

– Я каждое утро медитирую, так что мне повод не нужен. А что касается вашего второго вопроса, то у меня на него нет ответа. Для меня медитация – это что-то вроде молитвы, только без слов. Но конечный результат будет такой же. – «Скорей бы уж успокоиться», – подумал он. Но, увы, Фасолинка ерзавшая у него на коленях, очень усложняла задачу.

– Как это скучно! – Лили закатила глаза. – Не понимаю, как можно этим заниматься по своей воле!

Тут Фасолинке надоело сидеть у хозяина на коленях, и она, спрыгнув, бросилась в сторону перелеска. Паскаль же с облегчением вздохнул; ему все же удалось овладеть собой; хотя вполне возможно, что этому отчасти способствовала Лили, вернее – гримаса, появившаяся у нее на лице.

– Мне будет нелегко вам это объяснить, – сообщил Паскаль. – Вам надо самой попробовать, и тогда сами решите, нравится вам это занятие или нет.

И тут его осенило! Взяв жену за руку, Паскаль усадил ее на траву напротив себя.

– Что вы себе позволяете, грубиян?! – воскликнула она.

– Тише, Лили. Вы напрасно…

– Лили?! Вы назвали меня Лили? – перебила жена. – И вчера – тоже! Но почему? – Она смотрела на него так, словно подозревала какой-то подвох.

– Потому что вас так зовут, – ответил Паскаль. – А теперь слушайте меня внимательно. И внимательно смотрите на меня.