Он поехал провожать ее до дома. У подъезда девушка поднялась на цыпочки и робко потянулась к нему губами. Он склонился и поцеловал ее, волнуясь все сильнее.

— Никого нет, — быстро шепнула она, — зайди, хоть на минуту!

И он пошел за ней, как привязанный.

И снова были быстрые объятия и ее всхлипывающий шепот в темноте, и постыдное бегство, едва объятия разомкнулись.

Пришлось брать такси, на метро Игорь уже не успевал. Ехал домой опустошенный, встревоженный, не ругал себя, не уговаривал, хотя чувствовал себя последней скотиной.

Дома было еще хуже. Он не мог смотреть жене в глаза. Она тоже пришла поздно, уставшая, спросила о спектакле. Он ухватился за этот вопрос, принялся ругать и спектакль, и режиссера, и труппу. Все, что угодно, только бы жена не обратила внимания на его состояние.

Не обратила. Пронесло.

Несколько дней Игорь приходил в себя, спрашивал: почему? Даша никогда не нравилась ему. Маленькая, бледная, личико простенькое, нос слишком длинный, волосы вечно собраны на затылке, коротконогая. Одевается, как старушка: бабские юбки, плащ с поясом, туфли на низком каблуке… Причем она называет все это ретростилем. Глупо, ей 27, когда-то занималась танцами, тело у нее стройное, тренированное, талия тонкая, правда, зад тяжеловат, ну так что же, женщины умеют как-то превращать недостатки в достоинства. Пару раз он видел ее в джинсах, что ужасно не шло ей, и она, видимо, знала об этом, поэтому носила брюки редко.

Он не смог бы объяснить себе, что чувствует к Даше как к женщине. Да и нечего было объяснять. Помнилось томление и напряжение, прикосновение плоского упругого живота, податливость бедер, торопливость, мокрые щеки, всхлипы, освобождение и стыд…

И все же, все же временами в нем пробуждалась нежность к ней, она рождалась из жалости, он понимал это и запрещал себе думать о ней.

Они снова долго не виделись и встретились только на похоронах мастера. На кладбище собралось столько народа, что старушки-завсегдатаи то и дело спрашивали, кого это такого важного хоронят.

Игорь не взял с собой жену, впервые даже не предложил, хотя она очень переживала, он видел, ведь Вера хорошо знала мастера. Но не позвал. Посчитал — незачем. Там будут только свои: родственники, ученики, коллеги.

Даша приехала, была в черном, плакала, показалась ему особенно трогательной и даже красивой. Они долго говорили после похорон, пожалуй, впервые, просто как друзья, как очень близкие люди.

Расстались хорошо, он обещал позвонить. И действительно, стал изредка ей звонить. В основном когда был на работе. Рассказывал о том, что делает, куда ездил, из-за чего ругался с начальством. Она слушала, давала советы, которые смешили его, но было приятно, потому что она волновалась за него. Он писал ей длинные письма, иногда романтичные, иногда просто дружеские.

Эта переписка особенно привлекала Игорька, она превратилась в его маленькую тайну. И тайну приятную. Даша все время предлагала встретиться, ее просьбы были робкими, но настойчивыми. Он отнекивался, ссылаясь на занятость. Она обижалась, но потом звонила первая или присылала милые эсэмэски.

Игорь сохранял ее письма, завел у себя в компьютере специальную папку.

В начале марта они встретились. Получилось как-то само собой. У него — обеденный перерыв, а она случайно оказалась неподалеку. Гуляли по городу, смеялись, она читала ему стихи, потом целовались в подворотне. И такое его охватило восторженное состояние, он почувствовал себя подростком, школьником, сбежавшим с уроков. Жизнь как будто заново началась. Дашка из серенькой женщины превратилась в юную девочку, тоненькую, страстно влюбленную, милую.

Их встречи, такие волнующие, полные весенней влюбленности и, казалось, какого-то высшего смысла, участились.

Он все чаще стал забегать к ней домой, волновался, как мальчишка. Однажды их застала ее мать, некстати вернувшаяся с работы. Даша представила Игоря. Мать не удивилась. Как будто давно о нем знала. Это знакомство слегка отрезвило его, остудило, он взглянул на себя со стороны и опомнился. Попытался притормозить, но Даша не отпускала. Ее звонки и просьбы о встречах участились. Бывало, что трубку брала жена, Даша, не стесняясь, просила, чтоб она позвала Игоря. И Вера приносила ему трубку. Игорь раздражался, грубил Дашке, а потом оправдывался перед женой:

— Достала она меня! Влюбилась девка, пристает, не знаю куда деваться!

Жена посмеивалась, советовала не грубить, а поговорить нормально. Он морщился, сознавая себя последним дерьмом, и… продолжал врать обеим.

На Дашкин день рождения Игорек купил огромный букет нарциссов, хотя терпеть не мог эти цветы, но Дашка просила именно нарциссы.

Она умела быть настойчивой и даже бесцеремонной.

— Почему ты не поздравил мою маму с днем рождения? — голосом сварливой жены спросила Даша однажды. Игоря задел этот тон, как будто она уже считала его своим, принадлежавшим ей, тянула в семью, требовала, чтоб он общался с ее родителями. Он тогда нагрубил ей. Даша испугалась, отступила, пыталась смягчить свое требование, просила прощения.

— Зачем я тебе? — спрашивал он. — Ты просто зря тратишь на меня свое время.

— Так надо, — отвечала она упрямо.

Он уходил, не отвечал на ее звонки, старался сделать так, чтоб отношения сами по себе сошли на нет. В глубине души он надеялся на то, что у нее кто-нибудь появится и все рассосется само собой.

Проходил месяц, два, она звонила, рыдала в трубку, он срывался и ехал. Сколько раз ругал себя последними словами за эту слабость!

Прогулки прекратились, теперь они встречались у нее дома, после бурной истерики Даша тянула его в постель, и снова мучительные объятия, слезы, признания…

— Скажи, ты меня любишь? Любишь?

Игорь уходил от ответа или, чтоб успокоить ее, говорил «люблю». Ведь слова ничего не значат, во всяком случае, для него они уже ничего не значили. Он все сильнее запутывался в своих отношениях, снова пытался прекратить эту связь, тяготившую его, но Дашка не отпускала. Более того, она начала закатывать истерики, спрашивала, когда же он наконец уйдет от жены, называла его трусом.

В какой-то момент он и сам хотел уйти, от обеих. Дома было неладно. Игорь почти перестал разговаривать с женой, казалось, их уже ничего не связывало. Только спали по-прежнему вместе. Он все время раздражался, ему казалось, это жена виновата в том, что у них происходит. И в то же время он постоянно испытывал чувство вины, от которого хотелось избавиться во что бы то ни стало.

Однажды он имел неосторожность признаться Дашке в своем желании пожить пока у друга. Та тут же вцепилась в эту идею и подняла такой скандал, что Игорь не выдержал, пообещал поговорить с женой и переехать.

Но когда он пришел домой и увидел жену, его решимость улетучилась. Игорек представил себе, какая жизнь его ждет. Он любил жену, эта любовь давно вошла в привычку, поэтому он не замечал и не понимал ее, но когда пришлось решать, с кем остаться, Игорь испугался.

Жить в чужой квартире с женщиной, которую он никогда не любил, которую ласкал из жалости, терпеть бесконечные истерики, и все это ради чего? Свободы он не получит, просто еще туже затянет петлю на шее.

В тот вечер он так и не сказал ничего жене. Она сама спросила:

— У тебя есть другая женщина?

— С чего ты взяла?! — пролепетал Игорь.

— Я знаю…

— Перестань, пожалуйста!

Они уже собирались ложиться в постель, когда произошел этот разговор. Жена молча поднялась и ушла на кухню, он побежал за ней, обнял, клялся в любви, убеждал, доказывал… Одним словом, все закончилось банальным сексом.

На следующий день Игорь был вынужден вынести еще один скандал. Дашка кричала, что он трус и тряпка, и чтоб он оставил ее в покое, что он неудачник, подкаблучник, и она больше не желает иметь с ним ничего общего. Он стерпел. Пусть выговорится, ей станет легче, и у него будет повод уйти и прекратить затянувшиеся отношения.

Она убежала, не позволив ему даже проводить ее до метро.

Сначала он обрадовался. Но постепенно Дашкино место заполнила щемящая пустота. Игорь не жалел, что не ушел из дома, нет, он жалел о том, что вот, все кончилось и ничего не осталось от прежней влюбленности, только несколько десятков писем.

Даже депрессия началась. Пару месяцев Игорь занимался самокопанием, жалел себя, перечитывал Дашкины письма, поневоле сравнивал ее с женой, злился на себя, думал, что зря обидел хорошего человека — Дашку. Надо было как-то по-другому разойтись, мирно, остаться друзьями, что ли…

И он позвонил.

Она почти сразу ответила, дрожал напряженный голос, того и гляди снова заплачет. Он сразу пожалел об этом звонке, смешался, не знал, что говорить, плел какую-то ничего не значащую чепуху. Она перебила, сказала, что не может его забыть, что ей делали предложение дважды, нет, трижды, но она всем отказала. Игорь как-то вывернулся из ее словопотока и прервал разговор.

И снова было жаль чего-то, то ли себя, то ли эту женщину, зачем-то любившую его.

От нее пришло письмо: страстное, болезненное, полное воспоминаний и горечи. Он не удержался и ответил. Снова завязалась переписка, он старался быть сдержанным, старался не переступать опасную грань. Она, кажется, тоже пыталась соответствовать и писала в каких-то странных полутонах, то иронизируя, то намекая…

Он знал, что может вернуть ее в любой момент, ее привязанность и пугала, и льстила одновременно. Какое-то время Игорь удерживал себя, но с наступлением теплых дней сорвался и поехал к Даше на дачу.

Ничего хорошего из этой поездки не вышло. К тому же у нее появились новые требования и новые вопросы: «А что, если у нас будет ребенок?» Он застыл, с трудом пришел в себя. «Значит, будем решать этот вопрос», — бодро пообещал он.