Ветер расталкивает тучи, в просветы протискивается недовольное солнце. Миша звонит в колокол — обед. Вода в реке спала, обнажив дно. В столовке нас мало. Часть народа еще с утра отправилась в поселок, часть — на водопады. Экономистка в коротком розовом халате подсаживается к Советскому:

— Скажите, Валера, когда будет хорошая погода?

— Откуда я знаю! — Валера сегодня угрюм.

— Как?! — она широко распахивает глаза, хлопает накрашенными ресницами. — Вы же директор!

— Но я не Господь Бог, — довольно грубо обрывает ее Советский.

Женщина встряхивает обесцвеченными волосами, ложится грудью на стол и говорит с придыханием:

— Как жаль!

Валера вскакивает и уходит.

На пустом пляже стоят девочка и старушка. Девочка ждет старшую сестру из поселка, бабушка — внучку с водопадов. Шторм разбил и вышвырнул на берег плот, построенный одиноким москвичом. Притихшее море лениво лижет обломки.

К ужину народ возвращается. Старушка пытается журить внучку, у нее не получается. Бабушка хлопочет вокруг девушки, спрашивает, не обгорела ли она, не устала ли? И — как же, без обеда?

Нет только медсестры Эли и москвича.

Густой серый сумерек сполз по склону, запутался в древесных стволах, укрыл палатки, затопил ущелье. Тихо. Мир дышит и живет независимо от нас — людей. Прибежала по веткам проснувшаяся соня, нырнула в пакет, достала кусок хлеба, шуршат мыши. Мы подкладываем им еду, чтобы не грызли наши вещи. Глухо падают с листьев редкие тяжелые капли прошедшего дождя. Воздух пропитан морем, звуки плывут медленно и широко, вместе с сумраком, вокруг нас, сквозь нас… Помимо нас…

Где-то послышался человеческий голос. Звук сорвался и сразу исчез. И еще голоса — вверх по склону, зашевелились, нарушили.

По тропинке поднялись Валерины мальчишки.

— Так, в море далеко не заплывать! — Они запыхались, но тон начальственный.

— А что случилось? — я шевелю языком, как рыба… хотя у рыб нет никакого языка… ну, хорошо, я шевелю языком, как рыба, если бы у нее был язык.

— Девочка утонула, девятнадцать лет, — загомонили разом.

— Стоп, погодите, какая девочка?

— Наша девочка! Сегодня… Высокая такая…

— Так, не тараторьте, по очереди, — остановила их Лена. — Говорите по одному. Итак, что случилось?

— Это правда. Сегодня девочка утонула.

— Ничего не понимаю! — Раздражение от нелепого слуха поднялось, вспучилось в моей голове и размазало такие стройные, такие медленные и большие мысли. — Кто вам сказал эту чушь?! Сегодня никто не тонул.

Они растерялись.

— Да нет же. Мы не врем. Только сейчас Элю встретили. Она сказала.

— Что сказала? — набросилась на них Лена.

— Ну, что эта девочка заплыла далеко, а Эля ее спасала. Искусственное дыхание делала… Но не спасла. — Мальчишки замолчали.

— Бред, бред, — все твердила Лена.

— Я все узнаю… — пообещал я. — Дискотеки сегодня не будет, конечно…

И все, словно не было ничего. Тишина и сырость, мокрые стволы сосны и кизила, ночь.

Из столовки слышны голоса, обрывки, ругаются… понятно.

Заглянули к «дикарям». Странно, почему здесь всегда словно в другом месте и в другое время? Как они ухитрились притащить кусочек средней полосы? Все свое ношу с собой? Звезд на острове не видно, моря не слышно и сыро всегда. Только это субъективно, конечно.

Жена нервничает. Она рассказала о случившемся Саше и его «дикарям» и поняла, что их это не касается. Совсем. Как если бы новости по телевизору, мельком.

Потом жаловалась мне:

— Они меня не слушали. Боже мой! А ведь это же правильно! Ничего лишнего. Никаких посторонних раздражителей. Только то, что касается меня и моих близких. Иначе — смерть! Тьфу, тьфу, тьфу! Слава богу, что не с нами! И еще Татьяна попросила, чтоб я ее маме не говорила, а то давление…

Татьяной зовут жену Сашиного шефа. Она беспокоится о своей матери. Она не хочет думать о смерти.

А смерть — вот она. Мы сидим у костерка, говорим негромко, пьем чай, а где-то в мертвецкой лежит длинное холодное тело девушки, которая была жива несколько часов назад. Как? Почему?

Но мне не у кого спросить об этом.

В конце концов, почему бы просто о ней не забыть?

Мы засиделись и отправились спать далеко за полночь.

Естественно, проспали завтрак.

Ввалились в столовку, опухшие от сна. На столах стаканы с темной жидкостью. «Вино» — понимаю.

— Проспали? — елейным голосом спрашивает Валерина сестра, сегодня ее смена.

— Не пойму, что с будильником, — оправдывается Лена. Я все еще не до конца проснулся и потому ошарашенно смотрю по сторонам.

Поварихи полным составом сидят за столом тесной кучкой, с ними экономистка Валя. Они говорят тихо. Разговор очень важный. Мы топчемся на месте, не решаясь присесть, потому что чувствуем себя помехой этому важному разговору.

Одна из поварих все-таки поднимается со своего места.

— Вот, помяните, — она подает нам стаканы с вином. — Могу бутерброды сделать, каша кончилась…

Они смотрят на нас с осуждением.

— Может, объясните, что все-таки случилось? — видимо, на моем лице написано неподдельное недоумение. Женщины немного оживляются.

— Ой, да сами толком не знаем, — с досадой говорит одна. Другая ставит перед нами тарелку с колбасой, пачку масла, хлеб и печенье:

— Кофе, чай, наливайте…

— Спасибо, — мы робко усаживаемся.

— А вы что, правда вчера ничего не слышали? — спрашивают поварихи.

— Мальчишки болтали… Но неужели правда?

— Да, утонула…

— Как?!

— Элька сказала, что пыталась ее спасти.

— Ох уж эта Эля!

— Послушайте, мы видели, как сестренка этой девушки мечется по берегу. Это перед ужином было… — вспомнила моя жена.

— Ну да. Собрались от скуки, пошли в поселок. Сигареты, фрукты, то да се… Зашли в кафе, выпили водки. Потом девчонки вроде на рынок пошли, а Эля с москвичом и девчонкой этой пить остались…

— У Эльки глотка луженая, сколько ни влей, все — ничего, особенно на халяву.

— Так что, эта девушка пьяная поплыла, что ли? — спросил я.

— Да неизвестно, разве от Эльки добьешься чего! Только, говорят, девчонку мужики вытащили, когда ее уже к берегу прибило. Одетую…

— Так кому тогда Эля искусственное дыхание делала? — удивилась Лена.

— А хрен ее знает!

— И, главное, девчонки-то за подругой в кафе вернулись. Только ее в кафе не было, сумка под стулом стояла. Москвич совсем пьяный, и эта — сказала «идите, мы сами дойдем». Они спросили про подругу. Элька ответила, что та пошла в туалет…

— Так, может, ее действительно УЖЕ не было?! — ахнула моя жена.

— Может, и не было. Только кто же знал? Элька нам говорила, что у нее с москвичом несерьезно, и она его на бабки крутит, чтоб он ее поил, значит…

— Да девчонка-то ей зачем понадобилась! Ну и пила бы со своим москвичом!

— Дожди, народ пьет со скуки, — предположил я. И тут же понял, что сморозил глупость.

— Господи, что теперь дядь Валере будет! — Валерина племянница схватилась ладонями за щеки.

— Ничего не будет, — сказал я. — Несчастный случай произошел не по его вине и не на его территории.

— Эта девушка сколько раз ночью пьяная плавала, — неожиданно объявила Валя. — Да. И я с ней плавала. Мы далеко заплывали. Она вообще — спортсменка!

Теперь все мы смотрели на нее.

— Слава богу, что не у нас! — прошептала одна из поварих.

— Валера как?

— Переживает. Вчера телеграмму родителям дал, в морг ездил… Ой…

— Главное, — снова заговорила племянница, — семья у девушки бедная. Они только на ее зарплату жили. Она сварщицей работала.

— Надо деньги собрать, — предложила экономистка. — Только жадные все, не допросишься.

— В обед объявить? — предложила Лена.

— Точно! И пусть только попробуют отказаться!

После обеда Валентина со строгим лицом важно пересчитывала собранные деньги. Она доставала смятые купюры из полиэтиленового пакета и складывала в аккуратную пачку. Поварихи вытягивали шеи, стараясь вычислить сумму.

Валентина скорбно покачивала головой и молчала.

— Ну, сколько там? — не выдержала одна из поварих.

— Мало, трех тысяч не набирается.

— Хоть так…

— Жлобы, пропивают больше! По десять рублей положили — и словно облагодетельствовали.

— Может, денег нет, — предположила моя жена.

— Ладно, не защищай! — отмахнулась Валентина.

Но Аня не защищала. Они с Леной попытались выпросить денег у «дикарей». Но попытка не увенчалась успехом. Сейчас им было стыдно, боялись, что спросят об этих деньгах. Но никто не спросил.

Советский появился только на следующий день. Он был измучен. Подсел ко мне на ужине.

— Как ты? — спросил я.

— Устал. — Он попросил себе стакан чая.

Миша налил.

— Есть не хочешь?

— Какой там, — он отмахнулся.

Миша отошел к печке.

— Может, тебе валерьяночки накапать? У нас есть.

— Не, спасибо… Маринка уже накапала. Слушай, у твоей жены случайно нет медицинского образования?

— Нет.

— Жалко. Я подумал: уколы делает, в лекарствах разбирается… Вдруг есть. Мне медсестра нужна.

— А Эля?

— Я ее выгнал. Дал зарплату и пожелал всего хорошего. Сегодня. Всех отправил: родителей и сестру Юли с телом…

— Они приезжали?

— Да.

— И как?

— Веселого мало. Чем мог, помог. У нас, сам знаешь: кому горе, а кому — куш сорвать… Вся эта бюрократия… Уф-ф!

— Деньги успели передать?