Он целовал ее, задыхающуюся, стонущую, трепещущую от наслаждения. А она непослушными губами снова и снова шептала его имя, как заклинание, как молитву о несбыточном.

— Я бы хотела сделать то же самое для тебя, — прерывисто дыша, проговорила Брайони.

Лео вздрогнул всем телом.

— Ну, одному из нас пришлось бы это сделать.

Брайони подвинулась ближе к нему и, обняв за шею, поцеловала в плечо. Вскоре короткие жалящие поцелуи сменились страстными покусываниями, влажными, жадными прикосновениями открытого рта, жаркими касаниями языка.

Лео глухо застонал, обжигающая волна желания прокатилась по телу.

— Думаю, здесь нужны нежность и деликатность? — спросила Брайони, развязывая полотенце, прикрывавшее его бедра.

— Вовсе нет. Скорее уж грубый натиск, — улыбнулся Лео. — Это ведь не ваза династии Минг.

— Боже, — прошептала Брайони. — Ты покажешь мне?

Лео мягко взял ее за руку. Пальцы Брайони послушно обхватили его жезл.

— Сожми как можно крепче.

— Ты уверен?

— Я всегда так делаю.

Сильные пальцы Брайони сомкнулась на его плоти, как раскаленные упругие тиски. Лео переполняло желание. Казалось, довольно одного прикосновения, чтобы достичь пика блаженства.

Его ладонь легла на руку Брайони и скользнула вверх:

— Да, вот так. Просто делай так.

Она охотно повиновалась. Сердце Лео бешено заколотилось. Дыхание участилось. Объятые пламенем легкие напоминали кузнечные мехи, раздуваемые безумцем. Вцепившись в подол юбки Брайони, Лео яростно сжал его в горсти.

Потом Брайони наклонилась и поцеловала его. Тепло ее губ, жадные касания языка заставили Лео окончательно потерять голову. Бедра его качнулись вверх, несмотря на все старания Брайони удержать его в неподвижности. Наслаждение, жаркое, исступленное, захлестнуло его, подобно лавине. Он замер, шепча бессвязные слова благодарности, целуя Брайони снова и снова.


Глава 15


Брайони испуганно отскочила, спеша проверить швы Лео, и принялась строго отчитывать его за несоблюдение ее предписаний. Лео хотел было ответить, что он вовсе не так глуп и опирался лишь на здоровую ногу, но усталость взяла наконец свое. Лео заснул под сердитое ворчание Брайони, звучавшее для него райской музыкой.

Он проснулся через три часа, когда за Брайони пришел фельдшер, прося ее помочь раненому улану. Через четверть часа Лео был уже у крепостной стены, где и оставался, не покидая своего поста, последующие тридцать шесть часов. Один раз Брайони попыталась прислать за ним фельдшера, но Ранджит Сингх, окинув взглядом сражавшихся, рассудил, что для защитников форта важен каждый человек: неприятелю удалось прорваться сквозь проволочные заграждения; толпы осаждавших штурмовали крепость, карабкаясь на степы по приставным лестницам.

Решив наконец позволить себе передышку, Лео заглянул в операционную, но застал Брайони за работой.

С бледным лицом и насупленными бровями, она склонилась над раненым, ожесточенно ругаясь по-немецки. Лео проковылял к себе в комнату, рухнул на постель и мгновенно погрузился в сон.

Ему снилось, что Брайони, присев рядом с ним, осторожно стягивает с него брюки, чтобы осмотреть швы на бедре, и неодобрительно цокает языком. Ее прохладные пальцы уверенно ощупывали его кожу. Лео наслаждался этими прикосновениями.

Потом пальцы Брайони скользнули вверх по его бедру, и по телу Лео тотчас прокатилась волна жара. «Сожми ладонью мою плоть. Дай мне наслаждение. Я так давно желал тебя».

Но Брайони отвела руку, и надежды его развеялись как дым. А после случилось что-то удивительное, еще более чудесное. Брайони приникла губами к его бедру над бинтами. Лео тихо застонал, чувствуя жаркое влажное дразнящее прикосновение ее губ, зубов, языка. Эта сладостная мука сводила его с ума.

А за этим последовало неизбежное, и все же непостижимое: ее губы обхватили его жезл, даря немыслимое, невообразимое блаженство. Боже, какой восхитительный сон!

По телу Лео прошла дрожь. Чудовищным усилием воли он удерживался на грани. «Я сейчас… я больше не в силах…» Он пытался предупредить Брайони, но было поздно. Он был уже не властен над собой. Слепящая волна восторга накрыла его, он вскрикнул, извергая семя, чувствуя, как губы Брайони ласкают его плоть.

Потом он долго лежал, обессиленный, опустошенный, бесконечно счастливый. Как давно он не видел таких захватывающих, волшебных грешных снов. В реальной жизни он никогда даже не помышлял о том, чтобы предложить Брайони доставить ему наслаждение губами, и уж тем более…

Лео открыл глаза. Судя по свету, пробивавшемуся в щель под дверью, день был еще в разгаре. Ставни приходилось держать закрытыми: днем форт постоянно находился под обстрелом. Зажженная керосиновая лампа в углу рассеивала мрак.

Но Лео не зажигал лампу.

Он повернул голову. Брайони, прерывисто дыша, стояла на коленях, устроившись между его раскинутыми ногами. Заметив взгляд Лео, она низко опустила голову и поспешно натянула на него брюки.

Так это был не сон. Лео застыл, онемев от смущения.

— Прости, — пробормотал он. — Я думал, что сплю. Я не знал… я бы никогда…

— Не глупи, — мягко возразила Брайони. — Ничего особенного не случилось. Можно подумать, я не знала, чем это кончится. — И тут, к удивлению Лео, она рассмеялась. — Какой кошмарный каламбур, не правда ли? Ну ладно, мне нужно идти. А тебе стоит еще поспать.

Ночью Брайони проснулась, охваченная желанием. В комнате стояла кромешная тьма. Лео лежал в постели рядом с ней, лаская рукой ее лоно, как музыкант перебирает струны лиры.

— Подвинься чуть выше, — приказал Лео.

Он лежал на спине, Брайони — на боку. Слегка изогнувшись, она осторожно подтянулась к изголовью кровати, стараясь случайно не задеть его раненое бедро.

— А теперь иди ко мне.

Она придвинулась ближе, и в следующее мгновение губы Лео завладели ее соском. По телу Брайони пробежала дрожь. Лео знал, как ей нравилось, когда он играл с ее сосками. Одно легкое дуновение — и кончики ее грудей затвердели, нежное касание его языка — и из горла Брайони вырвался стон, влажное, горячее прикосновение его рта — и вот она уже на пороге блаженства.

Когда его губы разомкнулись, Брайони издала протестующий возглас.

— Терпение, терпение, — прошептал Лео.

Его рука гладила ее лоно, нежно, почти сонно. Брайони беспокойно повела бедрами. Ей хотелось более бурных, страстных, исступленных ласк. И тогда губы Лео сдавили ее сосок. Наслаждение, острое, пронзительное, затопило ее, Брайони изогнулась дугой, чувствуя, как по телу пробегают жаркие волны дрожи.

Лео нежно поцеловал ее в лоб.

— Я сказал бы тебе: «Спи дальше», но не уверен, что ты и сейчас не спишь.

— Я вовсе не сплю, — возмутилась Брайони и в следующую секунду уснула.

Она пробудилась снова глубокой ночью.

Глядя в потолок, Брайони задумалась, что же прервало ее сон, и вдруг поняла: тишина. Ночь, бесшумная, как поступь вора.

Брайони села на постели. Куда все исчезли? Неужели битва окончена?

Вспыхнула спичка. Лео, сидевший на краю стола и опиравшийся здоровой ногой на кресло, зажег лампу. Задув спичку, он взял со стола надкушенный инжир. Одежда его нещадно измялась, всклокоченные волосы торчали во все стороны, а на лице темнела четырехдневная щетина. Несмотря на чудовищную усталость, он вовсе не казался изможденным. Полный веселого задора, едва ли не самодовольный взгляд его, устремленный на Брайони, придавал ему вид мужественного, испытанного в боях воина.

Вспомнив, в каком виде она провалилась в сон, — блузка расстегнута, расшнурованный корсет болтается, юбки задраны выше талии, — Брайони поспешно потянулась за одеялом, но внезапно поняла, что полностью одета. Ее юбки благопристойно спускались до лодыжек, а застегнутая на все пуговицы блузка прикрывала грудь.

— Я не хотел лишать защитников форта надежды получить врачебную помощь, оставив полкового хирурга без одежды, — с улыбкой объяснил Лео. — И вдобавок боялся подвергнуть опасности их жизнь. Солдаты запросто могли умереть от восторга, увидев тебя выбегающей из этой комнаты с обнаженной грудью.

Брайони смущенно откашлялась, прочищая горло.

— Спасибо. Весьма любезно с твоей стороны.

— Что же до меня, то я хотел бы видеть тебя, — тихо произнес Лео, — даже ценой собственной жизни. Я готов умереть от восторга.

Брайони закусила губу, и тут же лицо ее приняло строгое выражение.

— Только не когда я все еще сердита на тебя.

Лео покраснел. Брайони с изумлением смотрела, как румянец заливает его щеки. Она никогда прежде не видела на его лице краску стыда.

— Прости меня. Мне снился сон, и я… я… — Он смущенно запнулся.

Щеки Брайони вспыхнули.

— Я не из-за этого на тебя сержусь.

— Нет?

Брайони почувствовала, как запылали шея и грудь. Ей понадобилось несколько мгновений, чтобы прийти в себя и вновь обрести способность говорить:

— Ты мне обещал, что будешь сидеть в уголке и заряжать ружья. Но когда капитан Бартлетт заходил осмотреть палату с ранеными, он только и говорил что о твоей меткой стрельбе.

Заметно расслабившись, Лео бросил Брайони инжир.

— Это злостная клевета. Уверяю тебя, я оставался безучастен, хотя вокруг творилось настоящее светопреставление.

— А еще капитан Бартлетт сказал, что когда у одного из пулеметов вышел из строя прицел, а одного из стрелков ранило, именно ты сдерживал врага, пока сипаи чинили пулемет.

— Да, признаюсь, я слегка отступил от правил. То была минутная слабость, вызванная всеобщей паникой.

— И эта минутная слабость длилась почти сутки?

— Ты простишь меня, если я скажу, что все это время я думал исключительно о том, как бы не повредить швы?