— Я сомневаюсь…

— А я думаю, что это будет неплохим развлечением, — прервал его Гриф. — Спасибо. Вы можете рассчитывать на мое присутствие.

Багровое лицо Лита расплылось в улыбке.

— Отлично, отлично! Я обещаю, что вы хорошо проведете время, сэр.

Когда виконт удалился, Кэмерон спросил Грифа:

— На тебя что, нашло временное затмение? Этот парень законченный идиот. И ты принял его предложение?

Гриф улыбнулся:

— Я поеду не ради удовольствия оказаться в компании виконта. Лит-Эбби — это прекрасный образец «грамматического» ландшафта.

А если он не ошибся, там живет его загадочная, два года назад овдовевшая сестра. И то и другое стоит того, чтобы совершить туда поездку.

— «Грамматический» ландшафт? — Кэмерон изумленно поднял бровь. — Ты говоришь на каком-то загадочном языке.

— Некто Браун составил новый словарь садоводства, — объяснил Гриф. — Он предлагал добавлять запятую здесь, двоеточие — там. Он имел в виду, что надо подчеркивать естественный ландшафт, а не загонять его в формальные рамки.

— Любопытно, — пробормотал Кэмерон.

Они вышли на улицу. На крыльце он отсалютовал Грифу своей тростью.

— Оставляю тебя твоим запятым и хризантемам. Насладись разговорами с местной флорой, потому что от Лита и его пьяной компании ты не добьешься ничего вразумительного.


Элиза наблюдала за тем, как разгружают прибывшие из Лондона ящики с вином, и тихо выругалась.

Их давний дворецкий сочувственно кашлянул.

— Как жаль, что его светлость не унаследовал такое же благоразумие, как вы, миледи.

— Вам с Джеймсом лучше отнести эти ящики в погреб. И постарайтесь как-то сдерживать по мере сил бурное течение празднества.

— Да, миледи, постараюсь.

Пока мужчины тащили тяжелые ящики в сторону лестницы в погреб, Элиза окинула критическим взглядом холл. Две служанки, выбиваясь из сил, постарались прибрать его, но в углах все еще была видна паутина, свисавшая с лепнины, а золоченые рамы портретов, на которых были изображены суровые лица предков владельцев поместья, покрывал тонкий слой пыли.

— Не смотрите на меня с таким презрением, сэр, — сказала Элиза, удерживаясь от детской привычки показать язык первому виконту Литу, чей слабый подбородок и маленькие свинячьи глазки, к сожалению, передались Гарри. — Не я сотворила этого… монстра.

Монстра, чье ненасытное стремление к самоутверждению все больше выходило из-под контроля.

Отвернувшись от портрета, она направилась к выходу. По крайней мере выложенный каменными плитами пол был чисто подметен, хотя гости вряд ли это заметят. Обильная еда и крепкие напитки — вот все, что им нужно. Да еще они будут постоянно курить вонючий табак, от дыма которого потолок покроется еще одним слоем и так уже въевшейся копоти.

Вскоре должны были прибыть первые гуляки, и меньше всего ей хотелось бы столкнуться с ними лицом к лицу.

Элиза была знакома с большинством гостей Гарри. Как и он сам, это были грубые, невежественные и избалованные молодые аристократы, слишком взрослые, чтобы их можно было простить за их поведение, и слишком молодые, чтобы успеть приобрести светские манеры. Когда она проходила мимо, они по большей части довольствовались оскорбительными усмешками, но некоторые были настолько невоспитанны, что даже пытались приставать к ней в коридоре. Обедневшие вдовы считались легкой добычей, ими можно воспользоваться, а потом выбросить, как грязное полотенце.

Олухи.

Она с грохотом захлопнула за собой старую дубовую дверь, получив удовольствие от того, как она содрогнулась.

— Слава Богу, мне не надо встречаться с ними в столовой, — сообщила она чирикавшему над ее головой воробью. — Пока они будут пить, курить и рассказывать глупые непристойные анекдоты, я буду наслаждаться тишиной в своих комнатах и книгами. Возможно, каким-либо романом миссис Редклиф.

Элиза пересекла газон и по извилистой тропинке, покрытой гравием, направилась к каменному коттеджу с садом, огороженным высокой стеной. Полвека назад это был домик егеря, а сейчас — ее личное убежище. Безопасная гавань в штормовом море. Место, где она может расслабиться и быть самой собой.

Впрочем, насчет последнего она была не совсем уверена.

Сколько себя помнила, она всегда поступала так, как требовали, расплачиваясь собственными мечтами и желаниями — одним за другим — ради удовольствия других.

— Может, от меня настоящей уже ничего не осталось, — пробормотала она, холодея от этой страшной мысли.

Достав ключ из-под горшка с петуниями, Элиза отперла дверь и вошла в дом.

Первые лучи утреннего солнца, проникавшие через окна с восточной стороны, коснулись ее плеч, и мышцы сразу же расслабились. Вид ее рабочего стола, занятого красками, кистями, бумагой и банками с водой, всегда ее радовал. Все это разнообразие красок сразу поднимало настроение, которое теперь все чаше оставалось на нуле в главном доме.

— К черту Гарри и его беспутных друзей, — пробормотала она, твердо решив, что не позволит безумствам брата испортить ей день.

Повесив на вешалку шаль, онa начала закатывать рукава своего муслинового платья. Это платье, призналась она себе, было старым и изношенным. Ткань от многочисленных стирок стала почти прозрачной, рисунок едва угадывался, но зато платье было чрезвычайно удобным — пятна краски были как старые друзья, и их разнообразие всегда вызывало у нее улыбку.

Увидев свое мимолетное отражение в зеркале, она решила, что должна взглянуть еще раз, повнимательнее. Не часто видела она себя улыбающейся, да еще освещенной солнечными лучами.

— Я выгляжу почти счастливой и беззаботной. Но если я надеюсь когда-нибудь избавиться от слова «почти», мне лучше приняться за работу.

Она начала смешивать краски на палитре. Возможно, в следующий свой визит в художественный магазин ей удастся незаметно унести несколько листов французской бумаги. Если Редуте предпочитал для своих акварелей тонкую текстуру этой бумаги, должно быть…

Мяу.

Элиза нахмурилась.

— Эльф? — позвала она.

Раздалось еще одно «мяу», но тише.

Господи. Где этот кот? В прошлый раз он забрался в один из ящиков и изодрал в клочья все ее аккуратно засушенные мхи.

Элиза положила кисть и проверила ящик с гербарием.

— Эльф? — снова позвала она.

Мяуканье раздавалось откуда-то снаружи.

Она открыла заднюю дверь и вышла в огороженный сад. Она не обнаружила кота среди вьющихся роз.

Герберы тоже были целы, как и шалфей, чьи серебристые стебли тихо покачивались от слабого ветерка.

— Хм.

Недоумевая, Элиза открыла ворота и пошла по тропинке.

Мяу.

Она посмотрела налево, направо. Потом вверх.

— Ах ты, глупое животное. А сам не можешь спуститься?

Хвост кота дрогнул.

— Господи, ну почему я окружена такими дураками? — сказала она и начала развязывать шнурки полуботинок.

Ответа сверху не последовало.

— Всегда ждут, что я все буду делать за кого-то. Знаешь, было бы хорошо, если хотя бы раз в жизни какой-нибудь Образец Мужской Добродетели пришел мне на помощь.

Мяу.

— Да, Эльф, ты хочешь сказать, что согласен со мной.

Тяжело вздохнув, Элиза ухватилась за нижнюю ветку дерева.

Глава 2

Гриф провел рукой по слегка выщербленному граниту, наслаждаясь ощущением разницы между текстурой согретого солнцем мха и старого камня. Одно дело — изучать папки с гравюрами исторических зданий или ландшафтов. Какими бы они ни были детализированными, они не шли ни в какое сравнение с тем, что испытываешь, когда вокруг тебя все настоящее. Пчелы описывали ленивые круги вокруг полевых цветов, растущих среди руин Эбби, а легкий ветерок шелестел меж древних камней.

Усевшись на остатки какой-то стены, Гриф с восхищением огляделся. Зеленые и золотистые поля окружали небольшую возвышенность, плавно переходившую в пологий холм, за которым темнел лес. На лугах из травы тут и там торчали обломки древних скал. А вдали неспешно текла река, в которой отражались солнечные блики. Воздух был напоен ароматом цветов и трав. Прислонившись к большому камню, Гриф расстегнул пальто и набрал полные легкие ароматного воздуха, наслаждаясь теплом солнечного утра.

Как же хорошо было хоть на время оказаться вне Лондона — вдали от смога и многолюдных улиц. Щебетанье птиц было куда как приятнее гортанных выкриков уличных торговцев. Сельская жизнь. Тишина и покой напомнили ему, что ему следует почаще бывать в своем собственном поместье.

Не то чтобы его присутствие в Хадден-Холле было необходимым. Управляющий поместьем, работавший с тех времен, когда Гриф еще ходил в коротких штанишках, вел хозяйство с точностью хорошо смазанного морского хронометра. Все же в последние годы, когда Гриф серьезно взялся за изучение ландшафтного дизайна, он отметил, что не мешало бы внести кое-какие изменения в этом плане. Например, вид из окон восточного крыла дома мог бы быть улучшен за счет более естественных посадок деревьев вместо строго формального геометрического рисунка.

Но прежде чем начать изменять пейзаж, он должен закончить последнее эссе для своей книги. Увидеть завершающие слова — черными чернилами на белой бумаге — будет своего рода символом окончания работы.

Кэмерон назовет это возвращением к самому себе.

Все будет зависеть от того, выйдет ли книга под его именем или под псевдонимом. Правда или…

Гриф обошел дом, чтобы получше изучить элементы дизайна, которые добавил Браун. Сады были в печальном запустении, но определенный план все же ощущался.

— Недаром Браун считается гением. — Гриф достал записную книжку и записал свои впечатления, присовокупив собственный набросок. — Ну почему у меня нет таланта к рисованию? — сказал он, разглядывая свои каракули.