Он заметил, как изменилось выражение ее лица, и поднял бровь.

— Уверяю вас, мы будем рады освободить вас от вашей ноши и сопроводить до кладбища.

— Но мы же шли в противоположном направлении, Фредди, — заныл Гарри.

Одного взгляда Фредди было достаточно, чтобы Гарри замолчал.

— Благодарю вас, но я способна сама нести свою сумку, тем более на такое близкое расстояние, — ответила Элиза и, не удержавшись, добавила: — Сомневаюсь, что по этой дороге рыщут волки.

Глаза Брайтона потемнели. Неужели его кузен рассказал ему об их встрече в коридоре Эбби? Между собой мужчины обычно хвастаются о таких вещах… но только в том случае, если могут протрубить об успехе, а не — упаси Боже — о неудаче.

— Какие еще волки? — писклявым голосом спросил Гарри. — Неужели ты думаешь, что в Англии остались волки?

— Приятно, что ты вспомнил уроки истории, — сказала Элиза. — До свидания.

Брайтон приложил руку к шляпе:

— До свидания, леди Брентфорд. Мы ведь увидим вас завтра в Эбби, не так ли?

— Я еще не решила, когда вернусь. Мисс Хэверстик неважно себя чувствует, и мне бы хотелось остаться до полного ее выздоровления.

— Ваша преданность ей похвальна. Однако я разочарован тем, что наша более продолжительная встреча откладывается. Мы с вашим братом, увы, должны вернуться в Лондон. У нас уже ранее была намечена встреча на послезавтра. Желаю успешно порисовать.

Элиза смотрела им вслед.

Гарри выглядел виноватым, а Брайтон — самодовольным, и это сочетание вызвало у нее беспокойство. Она вздохнула. Но бессмысленно волноваться о неизвестном.

Если что-то нехорошее должно случиться, оно не заставит себя ждать.

Она миновала чугунные ворота кладбища и села на большой камень у полуразрушенной стены, увитой диким виноградом.

Элиза достала коробку с красками и завернутые в холст кисти; но, немного поколебавшись, отложила их в сторону, решив, что незачем обманывать себя в том, в чем была настоящая причина ее желания уединиться. Она достала из сумки пакет от мистера Уоткинса, прибывший сегодня утром.

Черт бы побрал Гарри и его друзей, которые отвлекли ее от предложенного ей заказа. Она намеревалась принять заказ, но на своих условиях, и запросить большой гонорар, но в последнее время ее мысли были заняты неким известным повесой. Так ей и надо, если автор эссе передумает отдавать заказ ей.

Оказалось, что не отказался. В своем письме издатель сообщал, что автор — который так же, как она, предпочитает остаться инкогнито — все еще желает воспользоваться ее услугами и с нетерпением ждет ее окончательного решения.

Можно подумать, что она сомневалась, принять ли ей столь лестное предложение.

Элиза облегченно вздохнула и развернула приложенные издателем листы. Умный мистер Уоткинс, уже работавший с ней над несколькими проектами, видимо, знал ее слабые места лучше, чем она сама. Он прислал ей одно из последних эссе, приписав, что он надеется, что идеи, высказанные автором, вдохновят ее на новые творческие успехи.

До этого времени она прочла лишь короткий отрывок этого труда…

Она начала читать и опять была поражена наблюдательностью автора. Оуэн видел особенности строения растений, которые другие не замечали. И ей нравился ироничный стиль автора.

Ее особенно рассмешил один отрывок. Он был таким жизнеутверждающим, что ей захотелось, как бабочке из кокона, освободиться от корсета и начать танцевать под шелест листьев на весеннем ветерке. Подняв лицо к солнцу, она закрыла глаза и вообразила, что понимает, в каком ритме стучат капли дождя, о чем щебечут птицы… Вокруг была тишина, но у нее в голове звучала симфония дождевых капель, пения птиц, солнечного света — полной гармонии с природой.

Странным образом этот Оуэн-поэт вызвал у нее такой же страстный отклик, что и Хадден-повеса. Она чувствовала себя свободной и жизнерадостной.

«Не глупи, — отругала она себя. — Оуэн, возможно, женщина. Либо мужчина — косоглазый и горбатый. Речь же идет об инкогнито».

Все же она не могла не думать о поэте как о родственной душе.

При других обстоятельствах она, возможно, попросила бы о встрече. Но какой бы соблазнительной ни была эта идея, опасность была слишком высока.

В последнее время она слишком часто поддавалась рискованным импульсам. Надо уметь себя сдерживать.

Она отмела все посторонние мысли и, достав карандаш, начала сочинять письмо.


«Дорогой мистер Уоткинс!

После долгих размышлений и подробного изучения эссе, которое вы мне прислали, я решила принять ваше щедрое предложение. Правда, сроки весьма коротки и не оставляют времени на ошибки, но если все сложится удачно, у нас должно получиться…»


После нескольких черновиков она наконец переписала письмо набело. Боже, если бы только она сумела определить свои чувства к Хаддену так же четко и логично.

«Хадден… забудь о Хаддене!»

— Не драматизируй, — пробормотала она. — Можешь быть уверена, что маркиз и думать забыл о провинциальной вдове. — Тем более что к его услугам множество ловких светских красавиц, которые помогут стереть из его памяти мимолетную встречу с ней.

К чему пустые мечты?

Следующие несколько минут она занималась тем, что вытаскивала пробку из бутылки с водой и смешивала краски на палитре. Но после нескольких неудачных попыток изобразить увитую виноградом стену она перевернула страницу альбома.

Может быть, надгробие рядом с ней подарит ей вдохновение — она нарисует памятник девичьим надеждам, которые лучше похоронить в земле прошлого.

Почти не отвлекаясь на рисунок, Элиза размышляла о том, как быстро все наскучивает джентльменам из высшего общества. Жизнь кажется им не чем иным, как чередой удовольствий: гонять на двухколесных экипажах от Лондона до курортного Бата, осушить в течение часа полдюжины бутылок бренди или спорить о том, какая капля первой стечет по стеклу окна. И даже после всего этого возбуждение в мгновение ока превращается в пресыщение и полное безразличие.

— И поэтому, — напомнила она себе, — ты будешь полной идиоткой, если не выбросишь Хаддена из головы.

Ей показалось, что дракон на бумаге вильнул хвостом как бы ей в ответ.

Элиза закрыла альбом. Надо найти маки — ей нужны маки для своего рисунка. Согласно тайному языку цветов, маки символизируют забвение.


Гриф отложил бритву и промокнул щеки. Процедура бритья и одевания удивительным образом оказалась успокаивающей. Он был рад, что оставил своего камердинера в Лондоне. Прескотту его решение не понравилось, поскольку он, очевидно, думал, что элегантная одежда маркиза подвергнется в поездке серьезной опасности.

Все можно почистить и погладить, думал Гриф, подняв с пола пальто и перекидывая его через спинку стула. Он больше беспокоился о том вреде, который его недавнее поведение причинило чувствам леди Брентфорд. Флирт может быть безвреден при условии, что обе стороны понимают правила игры. А вдова была явным новичком, и поэтому было непорядочно воспользоваться ее неопытностью.

Не то чтобы ее действия оставляли у него чувство неудовлетворенности. Даже сейчас он почувствовал, как у него все сжалось в паху при воспоминании о ее поцелуях и хриплых стонах.

Она реагировала с невинным самозабвением. Именно поэтому он чувствовал себя уязвленным.

— Она мне нравится, — пробормотал он, бросив взгляд на свое отражение в зеркале, чтобы убедиться, что у него не выросли рога и не раздвоился язык и что произнесенные вслух слова не превратили его в змея-искусителя. И добавил: — Мне нравится ее дерзкий характер, ее остроумие, ее скрытая сила. Не говоря уже о длинных ногах, великолепном теле, выразительном лице. Она красавица, считающая себя дурнушкой.

Сжав кулак, Гриф почувствовал, что готов разбить головы тех мужчин, которые не сумели дать ей почувствовать, что она привлекательна. Соблазнительна. Желанна.

Она заслуживала лучшего.

Стараясь не замечать, как чувство вины охватывает его все больше, он сунул в карман блокнот и выскочил из дома.

Дорога от гостиницы до Эбби была короткой, и большую часть пути он старался думать лишь о дизайне ландшафта. У него был длинный перечень того, что он хотел увидеть. Но когда его лошадь свернула на дорожку, ведущую к дому Литов, он почувствовал, что его обычное чувство самоуверенности осталось в Лондоне.

— Это же смешно — волноваться, — пробурчал он себе под нос. Что такого в том, что он не предупредил Лита, что снова приедет? Виконт наверняка вернулся в Лондон и снова пропадает в притонах Саутуорка и спускает то немногое, что еще у него осталось.

Гриф вдруг почувствовал симпатию к идее женского равноправия. Наличие пениса не дает мужчине права проматывать то, что было накоплено трудолюбием предков. Ведь это же свинство, в конце концов.

Сердито поглядывая на неподстриженные кусты, он въехал во двор. В ярком солнечном свете особенно бросались в глаза давно немытые окна, потрескавшиеся камни колоннады, отбитые носы мраморных львов, стороживших вход. Великолепный дом был похож на увядшую красавицу.

— Лита следовало бы повесить, — пробормотал Гриф и поискал глазами грума, который отвел бы в конюшню его лошадь.

— Если вы приехали, чтобы развлечься, увы, вы опоздали на несколько дней. — В голосе леди явно слышался сарказм. — Мой брат уехал в Лондон, и вам лучше сделать то же самое, сэр. Без него в Эбби смолкло бурное веселье.

— Мне не нужна вечеринка.

Когда он приподнял широкополую шляпу, Элиза узнала его и посмотрела на него с удивлением:

— Тогда зачем вы здесь, лорд Хадден? Как я уже сказала, гулянка закончилась.

Гриф спешился.

— У меня нет намерения нарушить ваше уединение, леди Брентфорд. Мне просто нужно ваше разрешение осмотреть парк вокруг дома.