Он почти влюбился в нее. В ее глазах появилось грустное выражение.

Джаспер медленно растянул губы в улыбке и намеренно полуприкрыл глаза, потому что знал, что его взгляд может растревожить ее и заставить забыть о том, что надо быть грустной.

— Это, Кэтрин, — произнес он, беря ее за правую руку, — суть игры. Ее прелесть, если хочешь. Между прочим, есть третья альтернатива. Что я говорю и искренне, и повинуясь стремлению выиграть.

— Гм… — проговорила Кэтрин.

Джаспер поднес ее руку к губам и поцеловал ладонь, а потом согнул ее пальцы и накрыл ими место поцелуя.

— Береги это, — сказал он. — Это крохотный подарок на память от того, кто преклоняется перед тобой.

Кэтрин негромко рассмеялась.

— Ты озорник, — сказала она. — Самый настоящий.

— Пойдем, — позвал ее Джаспер, — я покажу тебе твои апартаменты.

Кэтрин нравились партерные сады. Нет, она была в них влюблена. И она понимала их идею. Красота и покой.

Именно таким духом он и хотел наделить место, которое всегда принадлежало ему, но так и не стало родным домом.


Глава 17


— Экономка… миссис Сиддон, — сказала Кэтрин на следующее утро за завтраком — она была полна решимости с самого начала запомнить все имена, — передала мне через горничную, что желает показать мне дом, если ты будешь занят со своим управляющим… мистером Ноулсом, кажется?

— Забудь о Ноулсе, — отмахнулся Джаспер. — Вернее, так как мне трудно поверить, что этот человек повинен в крупных растратах, забудь о том, что я проведу первое утро дома в обществе управляющего и гроссбухов. Лучше я проведу его с тобой. И сам покажу тебе дом.

Большую часть утра они переходили из комнаты в комнату, пока Кэтрин не осознала, насколько огромен дом и как хорошо Джаспер знает его.

Ее потрясли парадные апартаменты на первом этаже, куда Джаспер привел ее в первую очередь. Она с восторгом разглядывала резные фризы, расписные многоуровневые потолки, тяжелые бархатные шторы, парчовые балдахины над кроватями, элегантную мебель изощренной формы, паркетный пол, в который можно было смотреться, как в зеркало. Особенно ее поразили обилие позолоты и размеры комнат, в частности бального зала.

— А им пользуются? — спросила она, проходя через двойные двери. — В округе наберется достаточно гостей, чтобы заполнить его?

Почти всю противоположную стену занимали французские окна, за которыми Кэтрин разглядела крохотный балкончик. Стены по обе стороны от двери были завешены зеркалами. Если встать в центре зала, подумала она, то у человека создастся ощущение безграничности пространства и изобилия света.

— По лондонским меркам — нет, — ответил Джаспер. — Здесь никогда не будет того, что лестно называется «большая давка». Однако здесь устраивались рождественские балы, производившие впечатление на местное дворянство. Когда-то существовала традиция, как мне рассказывали, приглашать в Седерхерст всех — не только дворян — на летний праздник и бал, который устраивался в бальном зале и садах.

— Тебе рассказывали, — проговорила Кэтрин. — Значит, ты не помнишь эти праздники?

— О Боже мой, конечно, нет! — сказал Джаспер. — Мы стали слишком важными и значимыми, чтобы продолжать эту вульгарную традицию. Кроме того, она была не просто вульгарной, а греховной, что еще хуже. Губительной. Порождением дьявола.

Кто «мы»? Кэтрин не спросила. Но догадалась, что он имеет в виду своего отчима.

— А ты тоже слишком важный и значимый? — поинтересовалась она.

— Чтобы возродить традицию? — уточнил Джаспер. — Кэтрин, это потребует огромнейших усилий. Я не уверен, что справлюсь с такой задачей.

— Тебе и не надо, — сказала она. — Теперь у тебя есть жена.

Джаспер поморщился.

— Спасибо, что напомнила, — буркнул он. — Из-за этого у меня сегодня была довольно беспокойная ночь. А ты, полагаю, спала как тот самый младенец?

— Спасибо, я отлично выспалась после долгого путешествия, — солгала Кэтрин.

На самом же деле она остро ощущала, что это вторая ночь ее семейной жизни, но что ее муж спит — или не спит — один в соседней комнате, в то время как за ночь до этого…

— Так я и думал, — заявил Джаспер. — Жестокосердная.

Он мрачно посмотрел на нее и вдруг улыбнулся.

— Возможно, — сказала Кэтрин, — мы сможем возродить ее на день рождения Шарлотты и устроить в ее честь прием, такой грандиозный, что она запомнит его надолго.

— Торжество? — произнес Джаспер, изгибая брови. — Бал? В этом году? Менее чем за месяц?

— А почему бы нет? — удивилась Кэтрин, воодушевившись столь невозможным планом. — Это дало бы нам замечательную возможность пригласить всех соседей и селян на объединенное празднование совершеннолетия Шарлотты и нашей свадьбы.

Джаспер пристально взглянул на нее.

— У меня появилось очень тревожное подозрение, — сказал он, — что я женился на очень увлекающейся и энергичной женщине. Поправь меня, если я ошибаюсь.

Кэтрин засмеялась.

— Думаю, это великолепная идея, — подытожила она. — Если, конечно, ты с ней согласишься.

Джаспер снова изогнул одну бровь.

— Если я соглашусь? — переспросил он. — Я здесь просто хозяин, не так ли? Я им всегда был. А ты, Кэтрин, хозяйка. Делай что пожелаешь.

О, она так и поступит! Хотя он говорил со столь характерной для него ленивой иронией, нечто в его словах привлекло ее внимание и заставило взглянуть на него внимательнее — «делай что хочешь», а не «можешь делать что хочешь».

— Ты здесь не просто хозяин, — возразила она. — Ты хозяин с большой буквы. Должно быть, ты всегда хотел этого.

— Полдня участвовать в соревнованиях по бегу на трех ногах или с яйцом в ложке, а другие полдня пробовать десяток или два фруктовых пирогов, видеть несметное количество кружевных платочков, от которых начинает рябить в глазах, объявлять победителя и затыкать уши от визга играющих детей? — Джаспер сделал вид, будто его передернуло. — А потом весь вечер танцевать энергичные контрдансы? Кэтрин, ты же знаешь, как сильно я люблю танцевать.

Однако Кэтрин не покидало твердое ощущение, что он хотел бы возродить сельские праздники. Ведь это его отчим отказался от традиции, заведенной его отцом и дедом, а может, и более далекими предками. А теперь у него есть возможность вернуть ее.

— Мы могли бы включить один вальс, — сказала Кэтрин. — Не исключено, что удастся уговорить меня оставить его за тобой.

Джаспер усмехнулся.

— Что ж, — произнес он, — в таком случае я сдаюсь и соглашаюсь на все. Устраивай праздник и бал. На балу я буду танцевать с тобой вальс, так что тебе не придется подпирать стену — ужасная участь благородной дамы, как я слышал. Можешь всегда обращаться ко мне, если тебе понадобится моя помощь или что-то еще.

— О, обязательно, — с улыбкой заверила Кэтрин. — Мы собираемся нанести визит твоим… нашим соседям?

— Мы? — Джаспер изобразил удивление.

— Конечно, — ответила она. — Ты должен представить меня. Наверняка все этого ждут, хотя некоторые, полагаю, считают, что уместнее приехать к нам с визитом вежливости. Именно так и произошло, когда Стивен въехал в Уоррен-Холл. Давай опередим их. Это даст тебе возможность показать всем, как сильно ты любишь меня, как сильно мы любим друг друга. Это поможет нам начать жизнь здесь с правильного шага.

Все это утро Кэтрин переполняла энергия и надежда. Возможно, их семейная жизнь окажется не такой уж ужасной, как ей представлялось незадолго до свадьбы.

— Да будет так, — провозгласил Джаспер. В его глазах появились задорные искорки. — Так и поступим. Только почему мы все еще стоим в дверях бального зала, когда есть много всего, что можно посмотреть? Галерея расположена в дальнем конце парадных покоев, там куча древних семейных портретов, так что тебе там будет неинтересно. Я покажу тебе другие помещения, которые ты еще не видела.

— Но я бы с удовольствием взглянула на галерею, — возразила Кэтрин.

— Вот как? — Джаспер явно был удивлен.

Галерея тянулась вдоль всего дома и освещалась через окна в торцах. Мраморные бюсты в нишах чередовались с обтянутыми бархатом банкетками. Паркет сиял. Стены были увешаны портретами. Это было идеальное место для прогулки в дождливую погоду.

Кэтрин переходила от одного портрета к другому, а Джаспер рассказывал, кто на нем изображен и какая степень родства связывает этого человека с ним. Она и не представляла, насколько древен род Финли. Здесь были портреты, относившиеся к пятнадцатому веку.

— Ты все знаешь об этих портретах и об истории своей семьи, — сказала она. — Я удивлена и поражена.

— Да? — произнес он. — Но все это имеет отношение исключительно ко мне. И в детстве я проводил здесь очень много времени.

Наконец они дошли до двух последних портретов.

— Моя мама, — показал Джаспер. — И мой отец.

Его мать, очаровательная шатенка, одетая в платье по моде двадцатилетней давности, была полной. Она безмятежно улыбалась, сидя за станком для вышивания, а у ее ног свернулась клубочком маленькая собачка. Кэтрин не увидела в ее лице общих черт с Джаспером и Шарлоттой или с Рейчел.

Зато у отца с Джаспером было много общего, даже насмешливо изогнутая бровь. Он был высоким, стройным и темноволосым. И на портрете ему было примерно столько же лет, сколько сейчас Джасперу.

— Его написали за несколько месяцев до смерти, — сказал Джаспер. — И за несколько месяцев до моего рождения.

— Как он умер? — спросила Кэтрин.

— Сломал шею, — ответил Джаспер, — прыгая через изгородь в дождливый день. Он был слегка навеселе — вполне типичное для него состояние.

— Мне жаль, — проговорила Кэтрин.

— Почему? — осведомился Джаспер. — Разве ты подбила его на выпивку? Или на то, чтобы прыгать через изгородь, когда рядом, в двадцати ярдах, были открытые ворота?