Грег посмотрел на жену. Сидя во внутреннем дворике, они наблюдали, как Доминик и его друзья ныряли с вышки в бассейн. Каждый раз при получении письма из Вальми Лизетт охватывала печаль, и Грег замечал это, как бы она ни старалась скрыть свою подавленность. Лизетт тосковала по пасмурному небу, яблоневым садам, тенистым деревенским улицам. Грег нахмурился. После их последнего визита в Вальми прошло шесть лет. Агентство «Диринг адвертайзинг» процветало и вполне могло бы пять-шесть недель обойтись без него, однако Фрэнку Уорнеру пришел вызов в Комитет по антиамериканской деятельности, и Грег обещал оказать ему поддержку.

— Ты хотела бы повидаться с ним? — спросил Грег.

— Конечно, очень хотела бы! — Глаза Лизетт засверкали. — Но агентство… и школа Доминика…

— Справятся без нас, — буркнул Грег и нехотя добавил: — Правда, мы не сможем уехать до конца следующего месяца: Фрэнку прислали повестку, его вызывают в Комиссию по антиамериканской деятельности.

— Фрэнка? — удивилась Лизетт. — Боже мой! Но разве может кто-то, даже такой фанатик, как Маккарти, подозревать Фрэнка в том, что он коммунист? Фрэнк ведь даже не политик!

Грег стиснул зубы. Он не хотел говорить Лизетт о повестке, полученной Фрэнком, потому что развернутая Маккарти «охота на ведьм», то есть на коммунистов и радикалов, была настоящим позором для страны.

Лизетт с недоумением посмотрела на мужа:

— Ты же сам называл комиссию болотом, где обитают расисты и лишившиеся влияния политики.

— Да, так оно и есть. Но к сожалению, Маккарти все там перевернул вверх дном. Он выявил в правительстве нескольких коммунистов, посеял панику, и теперь у него развязаны руки. Он может послать повестку любому, кто заподозрен в коммунистических взглядах и радикализме.

— Но Фрэнк! Он не высказывал никаких убеждений! Почему они к нему прицепились?

— Потому что он вращается в правительственных кругах. И потому что он болтун. Комиссии нужна информация, и они хотят, чтобы Фрэнк дал показания на своих знакомых, давних и теперешних.

Лизетт побледнела.

— Сволочи! Это же отвратительно! Не могу поверить, что такое происходит здесь, в Америке! — Она откинула волосы с лица, в глазах ее пылала ярость. — Кто следующий, кого еще намерен преследовать мистер Маккарти? Гомосексуалистов? Евреев?

Грег покачал головой:

— Нет, так далеко не зайдет, Лизетт. Во всяком случае, пока президент страны Эйзенхауэр.

— Но Фрэнк? Что же ему делать?

— Он намерен воспользоваться Пятой поправкой.

— А что это значит? — Лизетт смутилась. — Он откажется свидетельствовать против своих друзей?

Грег кивнул.

— Но что тогда будет с ним?

Грег поднялся, подошел к бару и наполнил стаканы.

— Его могут занести в черный список. Никто не станет вести с ним финансовых дел. Его компания разорится.

— А его могут посадить в тюрьму? — Лизетт взяла у мужа джин с тоником. — Разве не так они поступили с писателем Дэшиллом Хэмметтом, когда он отказался давать показания?

— Да, но Фрэнк поступит правильно, воспользовавшись Пятой поправкой. Он даст им отпор, и, возможно, многие вскоре последуют его примеру, но в еще более крупных масштабах.

Что-то в голосе мужа насторожило Лизетт.

— Господи! Грег, ты тоже получил повестку? Тебя вызвали для дачи показаний?

Он усмехнулся. Этот разговор неожиданно сблизил их.

— Нет, обо мне не беспокойся. Но когда срок правления Эйзенхауэра закончится, я окажу всемерную поддержку кандидату от демократов. А может, даже выставлю свою кандидатуру на выборах в конгресс.

* * *

Через месяц Фрэнк предстал перед Комиссией по антиамериканской деятельности и, воспользовавшись Пятой поправкой, отказался давать показания. Его отправили в тюрьму за неуважение к комиссии, и Грег прилетел из Вашингтона один, взбешенный от ярости.

— Ему можно помочь? — спросила Лизетт, когда муж принял душ и переоделся.

Грег покачал головой:

— Пока нет, но дни Маккарти сочтены. Он начинает открыто демонстрировать свое враждебное отношение к Эйзенхауэру, поэтому стремительно теряет поддержку в сенате. Когда мы вернемся из Франции, я воспользуюсь всеми возможностями «Диринг адвертайзинг», чтобы показать общественности истинное лицо Маккарти.

Лизетт чуть нахмурилась.

— Сегодня утром я получила письмо от мамы. Одновременно с нами приедут Люк и Анабел. Ты не возражаешь, дорогой?

— Нет. — Грег отвернулся, и только очень чуткое ухо уловило бы напряжение в его голосе. Он уже давно решил, что не Люк Брендон причина несчастий, омрачивших их жизнь. Поэтому не собирался откладывать отъезд во Францию только из-за того, что в это время в Вальми будет Люк.

Посмотрев на Лизетт, Грег внезапно ощутил такую же внутреннюю дрожь, как в тот момент, когда впервые увидел ее.

— Мелани составит компанию Люси, — сказал он, думая только о том, что страстно хочет заняться любовью с Лизетт. Но Грег понимал, что, если это случится, жена, как всегда, будет притворяться. Он давно заметил этот обман, но у него не хватало смелости сказать ей об этом.

* * *

— А бабушка и дедушка говорят только по-французски? — полюбопытствовала «типичная американка» Люси, когда они стояли на палубе.

— Да, — рассмеялась Лизетт. — И тебе тоже придется говорить по-французски, Люси.

Розовые щеки девочки напоминали спелые яблоки. Ее кудри взметнулись, когда она тряхнула головой.

— Мама, мне не нравится говорить по-французски. Пытаясь выразить свою мысль, я трачу слишком много времени. Это Доминик знает много слов. А мне нравится говорить быстро.

— Это все потому, что ты у меня болтушка, дорогая. — Лизетт крепко обняла дочь. — Смотри! Видишь белые скалы? Это Франция. Мы почти дома!

Люси с любопытством посмотрела на мать.

— Но мы же только что уехали из дома, — заявила она, следуя детской логике. — И долго не вернемся туда. До конца лета.

Лизетт ухватилась за поручни, глаза ее сияли.

— Это мой дом! — восторженно воскликнула она. — Это Франция!

* * *

Лизетт поразило, что отец так сдал. Он сгорбился, походка и движения стали неуверенными.

— Ох, как же хорошо оказаться дома, папа! — Лизетт присела на подлокотник кресла, в котором расположился граф, и нежно обняла его за плечи. — Почему Сан-Франциско так далеко отсюда?

Граф прижал ладонь дочери к своей щеке. Он очень радовался, что Лизетт снова дома, а по саду и замку с криками бегают его внуки.

— Люк, Анабел и Мелани приехали пять дней назад, — улыбаясь, сообщил он. — Люк выглядит настоящим англичанином: всегда в темном костюме, белой сорочке и строгом галстуке в крохотную крапинку. — Граф хмыкнул. — А распаковав багаж, надевает свитер с высоким воротом и просторные брюки. Черный же костюм висит в шкафу до дня возвращения в Англию.

Лизетт с нетерпением ждала встречи с Люком. Шесть лет их письма пересекали Атлантический океан. Люк писал Лизетт и Грегу, а Лизетт — Люку и Анабел. Однако оба понимали, что это только дань вежливости. На самом деле ни Грега, ни Анабел эта переписка не интересовала. Люк рассказывал о своих регулярных посещениях Вальми, о новостях в Сент-Мари-де-Пон, о здоровье старика Блериота, о делах мадам Пишон. Лизетт в основном писала о Доминике и Люси, но о сыне — гораздо чаще. Не потому, что она любила сына больше. Лизетт обожала дочь, но только с Люком она могла откровенно говорить о Доминике. Лизетт сообщала, как он выглядит, рассказывала о его успехах, и при этом ей незачем было лгать, что сын похож на Грега. С Люком она обходилась без этой лжи. Ведь Люк уже много лет был ее лучшим другом.

* * *

А Люк сгорал от желания увидеть Лизетт. Шесть лет! Боже! Как он выдержал это? Нет, больше терпеть он не намерен. Недавно Люк стал председателем правления компании «Джонсон-Матти-адвертайзинг». Поскольку же отделение компании находилось в Лос-Анджелесе, Люк решил, что найдет причины для регулярных посещений западного побережья Америки.

К приезду Лизетт он опоздал на несколько минут, потому что Анабел уже в десятый раз попросила его натянуть сетку на теннисном корте, где могли бы играть взрослые и дети.

— Она пошла поздороваться с отцом, — мягко сказала Анабел. — Грег в библиотеке, пьет с Элоизой кальвадос. Доминик повел Мелани на прогулку, Люси спит.

Правила хорошего тона требовали, чтобы Люк отправился в библиотеку и поздоровался с Грегом. Но ему этого не хотелось. Грег подождет. Перепрыгивая через две ступеньки, Люк поднялся по лестнице, пробежал по галерее, снова спустился на первый этаж и остановился в коридоре, с нетерпением ожидая, когда Лизетт выйдет из комнаты, служившей Анри де Вальми спальней и гостиной.

И как только Лизетт появилась в коридоре, Люк понял, что его ожидания были не напрасны. Ей исполнилось двадцать семь, уже не девушка, а молодая женщина. Аккуратный узел волос, собранных на затылке, подчеркивал изысканную форму маленьких ушей и великолепные аметистовые глаза. На Лизетт был льняной костюм кремового цвета, светлая шелковая блузка и открытые босоножки на высоком каблуке. От нее исходил тот нежный аромат духов, который Люк помнил все эти шесть лет.

— А я уже начал думать, что вы потонули, пересекая Ла-Манш. — Положив ладони на плечи Лизетт, Люк залюбовался ею.

Она рассмеялась, радуясь тому, что снова видит Люка, хотя его откровенная страсть всегда смущала ее.

— Но мы не опоздали, Люк. Пароход причалил два часа назад.

— Ты опоздала на шесть лет, — заметил он и наклонил голову, чтобы поцеловать Лизетт.

Она резко повернула голову, и его поцелуй пришелся в щеку, а не в губы.

— Мы друзья. — Лизетт высвободилась. — Друзья, Люк, а не любовники. Прошу тебя, не омрачай мой приезд домой.

— Ты счастлива с ним? — спросил Люк. — Ты все еще любишь его?

Лизетт проще было ответить на второй вопрос, чем на первый.

— Да, я все еще люблю его, — ответила она, глядя Люку в глаза. — И всегда буду любить.