Маргарет Пембертон - Не уходи

В этом году весна рано пришла в Сент-Мари-де-Пон. Яростные атлантические ветры, свирепо обдувавшие вершины скал всего в миле отсюда, почти не тревожили лощину, в которой пряталась деревня.

Лизетт де Вальми опустила ноги и, тормозя носками туфель, остановила велосипед. На клумбах уже расцвели бледно-желтые нарциссы и крокусы. Они казались особенно яркими на фоне крытых шифером домов из серого нормандского камня. Лизетт почувствовала раздражение и злость — цветы напоминали о нормальной жизни, канувшей в прошлое. Она прислонила велосипед к стене деревенского кафе, засунула руки в карманы куртки и вошла в заведение, надеясь найти там Поля.

Однако ни Поля, ни других завсегдатаев там не оказалось. Перевернутые стулья были подняты на столики, а владелец кафе Андре Кальдрон, мужчина средних лет, с отсутствующим видом протирал стаканы. Вместо передника он обвязался полотенцем в винных пятнах, а рукава рубашки закатал до локтей.

— А где все? — спросила Лизетт, с такой силой сжав кулаки, что костяшки пальцев побелели. Боже, ей было необходимо с кем-нибудь поговорить и дать выход раздражению!

— Во Вьервиле. — Андре отставил стакан и, упершись в стойку бара мускулистыми руками, подался к Лизетт. — Боши согнали всех в пять утра и отправили строить береговые укрепления.

— Разве им мало того, что понастроено во Вьервиле? — Глаза девушки вспыхнули от возмущения. Она сняла красный берет, и ее темные волосы рассыпались по плечам. — Они все и так перерыли, на пляже заминирован каждый метр.

— А теперь сносят дома. — Андре пожал плечами. — Не останется ни одного с видом на море.

— Сволочи! — выругалась Лизетт, и Андре усмехнулся. Словарный запас восемнадцатилетней графини де Вальми значительно обогатился за последнее время, и она не скупилась на крепкие выражения по адресу оккупантов.

— Их будут возить туда каждый день целую неделю, а то и две. На вашем месте я держался бы подальше от нашей деревни, пока Поль не сообщит, что вы нужны ему.

Легкая дрожь пробежала по спине Лизетт. В случае необходимости школьный учитель попросит ее доставить записки в Байе и Тревьер. Тогда придется провозить через немецкие патрули опасную для жизни информацию. Девушка не знала, кто еще из жителей Сент-Мари-де-Пон участвовал в Сопротивлении. Андре сказал, что она может понадобиться Полю, с какой-то особой интонацией. Значит, догадывается, что Лизетт связная. Однако девушка не желала выяснять, состоит ли сам Андре в деревенской ячейке. Если немцы схватят ее, лучше поменьше знать. Поэтому надо просто забирать записки, переданные Полем, и оставлять их в условленных местах в кафе в Байе и Тревьер, не интересуясь при этом, кому они предназначены и кто их забирает.

— Здесь тоже кое-что происходит. — Андре еще больше подался вперед и понизил голос, хотя в кафе, кроме них, никого не было. — Полтора часа назад через деревню промчался огромный черный «хорх» с охраной. Моя жена думает, что это фельдмаршал Роммель направлялся в Кан.

— Это был не Роммель. — Лизетт нахмурилась. — И машина ехала не в Кан.

Андре удивленно приподнял густые брови.

— В машине сидел майор Мейер, и ехал он в Вальми, — пояснила Лизетт. Глаза ее сверкнули.

Андре помолчал, внезапно охваченный дурным предчувствием, потом спросил:

— А что понадобилось майору от вашего отца?

— Гостеприимство, — бросила Лизетт, вцепившись в берет.

Андре тихонько присвистнул. Шесть месяцев назад Гитлер назначил фельдмаршала Роммеля генеральным инспектором западных оборонительных сооружений, возложив на него задачу укрепить прибрежную полосу протяженностью свыше восьмисот миль так, чтобы немцы могли противостоять вторжению войск союзников. Свою штаб-квартиру Роммель разместил в Ла-Рош-Гюйон. Сформировав из жителей Нормандии трудовые батальоны, их заставили возводить из бетона и стали атлантический вал, минировать пляжи, забрасывать их стальными треугольниками с острыми зубцами и втыкать в песок металлические прутья с заостренными концами.

Жители деревни Сент-Мари-де-Пон уже начали привыкать к присутствию немцев, к грабежам ферм, к штаб-квартирам СС и гестапо в Шербуре и Кане. И вот теперь фашисты вторглись к ним, майор явился незваным гостем к графу де Вальми. Но для чего? Какие новые планы появились у нацистов?

— Выпейте коньяка, — предложил Андре, заметив, что Лизетт побледнела, и прекрасно понимая почему.

Девушка покачала головой:

— Нет, спасибо, Андре. Если увидите Поля, расскажите ему про майора.

— Обязательно. — Андре снова взялся за тряпку и стакан. Глаза его под нависшими бровями были задумчивыми. Лизетт выяснит, по какой причине майор Мейер переносит свою резиденцию в Вальми, и сможет передавать информацию о его деятельности.

У девушки дрожали руки, когда она брала свой велосипед и садилась в седло. Разговор с Андре о том, что немцы поселятся теперь в доме ее отца, еще больше разозлил Лизетт. Отец не раз говорил, что последние четыре года им везло. По всей округе немцы размещались буквально в каждом доме. Семье Лешевалье из Вьервиля немцы позволяли пользоваться лишь небольшой частью собственного дома, все Меркадоры ютились в одной комнате, тогда как офицеры спали в их спальнях и отдыхали в гостиных, запрещая детям играть в саду. В Вальми «постояльцев» не было… до сегодняшнего утра.

Надев берет, Лизетт направилась по главной улице к выезду из деревни. Ей то и дело приходилось поворачивать голову и отвечать на приветствия деревенских женщин. Несмотря ни на что, они продолжали заниматься повседневными делами — ходили за покупками и разговаривали так, словно не замечали на улицах врагов.

«Неужели солдаты, ошивающиеся на углах деревенских улиц, считают, что жители смирились и покорились? — подумала Лизетт. — Если так, они недооценивают ненависть нормандцев. Едва произойдет вторжение союзников, все жители как один — от старой акушерки мадам Пишон, которая последние тридцать лет принимала каждого ребенка в деревне, до одиннадцати-, двенадцатилетних учеников Поля — поднимутся против захватчиков».

Выезд из деревни охраняли часовые в маскхалатах, поэтому Лизетт остановилась и предъявила удостоверение личности. Солдат небрежно взял его, но даже не скользнул по нему взглядом. Отлично зная, кто такая Лизетт, он решил познакомиться с ней поближе. Она отличалась от хорошеньких местных деревенских девушек. В Лизетт де Вальми было что-то особенное. Несмотря на простую одежду и грубые шерстяные чулки, в ней чувствовались порода и хорошее воспитание. Высокомерие Лизетт возбуждало солдата. Вот и сейчас девушка смотрела на него, горделиво приподняв подбородок, а глаза ее выражали такое пренебрежение, будто она была особой королевских кровей, а он — комком грязи.

— Не хотите ли сигаретку? — предложил часовой. Он сделал шаг к Лизетт, не выпуская из пальцев ее удостоверения.

Девушка крепко вцепилась в руль велосипеда и с ненавистью посмотрела на солдата. Ее глаза цвета дымчатого кварца, обрамленные густыми ресницами, были так прекрасны, что у часового заныло в паху. Вот о таких французских девушках мечтают все мужчины, с такими немецкие генералы развлекаются в Париже. Шелковистые темные волосы Лизетт ниспадали на плечи гладкой волной, заколотые с одной стороны черепаховым гребнем, а с другой — убранные под кокетливо надетый пурпурный берет.

Солдат ухмыльнулся.

— Мы могли бы стать друзьями, — сказал он на отвратительном французском.

— Да я скорее умру, чем стану дружить с немцем, — ледяным тоном отрезала Лизетт.

Другие часовые, стоявшие поодаль, загоготали, и улыбка исчезла с лица солдата. Да кем, черт побери, возомнила себя эта девчонка, если разговаривает с ним как с каким-то крестьянином? Проклятые надменные французы! Держатся так, словно это они победители.

— Проходите. — Часовой протянул Лизетт ее удостоверение. Ладно, со временем… командир перестанет требовать, чтобы они по-особому относились к местным родовитым землевладельцам. Вот тогда он и посмотрит, действительно ли эта девчонка предпочтет умереть.

Бросив на часового презрительный взгляд, Лизетт проехала по одному из низких каменных мостиков, которые и дали название деревне [1], потом по дороге с высокими обочинами и через буковую рощу направилась в Вальми.

Утром, когда она завтракала с отцом, передовая дозорная машина на большой скорости влетела на гравийную подъездную дорожку замка и остановилась у входа. Мари, теперь единственная их служанка, открыла дверь двум прибывшим и провела визитеров в столовую. Она заметно нервничала. Лизетт, держа в руках салфетку, поднялась и встала позади отца. У нее перехватило дыхание, когда один из офицеров снял фуражку с высокой тульей, сунул ее под мышку и холодно заявил:

— С десяти часов сегодняшнего утра Вальми переходит в распоряжение майора Мейера. Надеюсь, граф, присутствие майора не доставит вам неудобств?

— Нет, лейтенант. Майор привезет с собой прислугу? — так же холодно отозвался граф.

Лейтенант окинул взглядом столовое серебро, гобелены шестнадцатого века на стенах, старинный ковер. Да, майор выбрал очень уютное гнездышко.

— У вас есть кухарка? — осведомился он.

— Нет. — Вторгшись в Нормандию, немцы угнали тысячи мужчин и женщин из городов и деревень на строительные работы. С тех пор от кухарки и ее мужа не поступило ни одной весточки. Лизетт заметила, как вздулись жилы на шее отца. — Сейчас нам готовит моя жена.

— Пусть готовит и для майора Мейера. — Взгляд светло-голубых глаз лейтенанта скользнул по изящным кружевам скатерти, по вышитому гербу графа на салфетках. Должно быть, графиня необычайно элегантна и обладает врожденным вкусом, недоступным немецким женщинам. — И еще ей придется стирать его вещи, — добавил лейтенант, с удовлетворением отметив, как побагровели лицо и шея графа. Черт побери, если бы он сам остановился здесь на постой, графиня не только готовила бы и стирала на него!