Никтория Мазуровская - Не уходи. Останься

— Ладно, сдаюсь! — даже руки вверх подняла, признавая поражение, — Выкладывай, что еще нарыл, я ж вижу, что-то еще есть.

— Это бомба, Димуля, бомба! — он развернул свой ноут к ней экраном, что-то нажал и Дима смогла прочитать пару строк.

— Я даже знать не хочу откуда ты его выкопал.

— И не надо. Ты читай-читай. Обрати внимание на дату составления сего документа.

Это было завещание Дроздова Ивана Николаевича. И если опустить всю «воду» из текста, то выйдет какая-то шутка. Все движимое и недвижимое имущество, в том числе загородный дом, квартиру в Москве и пакет акций компании «Алроса» разделят между собой Шрайман Игорь Михайлович и Зимина Димитрия Владиславовна. Поровну.

Приплыли. Самое интересное, что завещание составлено и датировано спустя месяц после похищения самой Димки и Романа, то есть два с лишним года назад.

— Это ничего не доказывает, Ром.

— Но о многом говорит. Нам бы смотаться во Владик и людей поспрашивать, в том числе в роддом, где Игорь родился.

— Времени нет на это. И почему я? Вообще, как я в его завещание попала? Если он ни в чем не виноват, зачем?

— Как вариант можно у него спросить.

— Но мало вероятно, что он ответит правду. Хотя, попытка не пытка, да Романыч?! Ну ты молодца, конечно.

— И что, даже ругаться не будешь? Я ж мог засветиться.

— Ну, я слава богу не твоя мать, так что пилить не буду. А вот расхлёбывать, если что, будем вместе, как всегда. Спасибо!

Рома ничего сказать не мог. Она ведь права. Расхлебывали они вместе в детстве. Даже после переезда их семьи и гибели тети Марты, Дима осталась его защитником.

— Спокойной ночи!

— И тебе того же, и тебя так же, — пробурчала она и завалилась в кровать, укрылась одеялом с головой.

Рома понаблюдал за ней минуту, а потом ушел. На ходу достал телефон и набрал номер, который помнил по памяти.

Прямой, без всяких секретарей и помощников. Только для родных и самых близких.

Пара гудков, длиной в несколько тысяч километров, и бодрый, слегка взволнованный голос отвечает:

— Здравствуй, брат! 

Сейчас, Москва.

Все внутри замерло в ожидании. Дима будто застыла в каком-то оцепенении, и остановилось течение времени, событий. Ждала чего-то.

Чего именно конкретно, дать себе ответа не могла, а может, скорей не хотела. Потому что помнила отчего в душе возникает такое томление, предвкушение. Когда электрические импульсы по каждой клеточке тела проходят раз за разом, набегают волнами. И тело… оно слабеет, перестает слушать голос рассудка и живет своей жизнью. Другой. В которой все четко и ясно, нет серых полутонов. Есть только чужие руки на коже и удовольствие от этих касаний. Даже от самого мимолетного можно было потерять голову и отдать за это собственную жизнь.

Где-то глубоко внутри Дима осознавала, что собственное тело на чистых инстинктах понимает то, что мозги еще были не в состоянии принять.

Она малодушно отмахнулась от своих ощущений, засунула их подальше, в глубь сознания, и предпочла сосредоточиться на другом.

Снова потекли вялые дни, однообразные, безопасные.

Кто-то прощупывал оборону, ее возможности, и раз за разом отступал, стоило только натолкнуться на стену защиты.

Бил с разных ракурсов, углов, проверял есть ли брешь, слабое место.

Но бил не в полную силу, это она осознала четко на той дороге. Если б все затевалось, как надо, и целью была смерть ее подопечного, то они бы там сдохли, причем все.

Кто-то играется с ней, как кот с мышкой.

Расставляет умело ловушку, ждет, выжидает, чтобы захлопнуть вовремя крышку…, и не выбраться потом. Припрут к стене, загонят в угол.

Но у Димы было преимущество, она знала, что это ловушка, и сознательно в нее шагнула. Предупреждена, а значит, вооружена. Народная мудрость как-никак.

Труднее всего было сделать вид бездействия.

Замкнуться на пару дней в резиденции, будто испугавшись и поджав хвост.

Шрайману после инцидента пришлось поговорить серьезно с Самсоном, и Дима предполагала, что та папочка, с которой потом Игорь провел в кабинете пару часов, на прямую касалась ее самой. Ходил потом грозовой тучей, рычал на всех. Бесился.

Но ее просьбу выполнил, и вот уже третий день работает исключительно дома.

Все упорно делали вид, что зализывали раны, пытаются оправиться от… нападения.

Правда, ей не на что было жаловаться, и поворчать толком не дали.

И Данилу она на матах раскатала даже с одной рабочей рукой за тридцать секунд. Парни посмеялись, Данила покраснел, но занятия не бросил. В нем разгорелся какой-то, доселе не виданный азарт.

Так что, вновь пришлось примерить на себя роль терпеливого и понимающего наставника, пусть и жесткого в мерах обучения.

Правда, с дисциплиной у парня была беда.

Сегодня он опоздал на пять минут. Парни на нее поглядывали со странным ожиданием, думали она Даньку закатает в асфальт. Ошиблись. Это их она могла закатать в бетон, и глазом не моргнуть, потому что подчиненные. А он несмышленыш, которому требуется наставник.

Данила вошел в зал уже после пробежки и растяжки. Разогретый морозным воздухом, глаза горят и предвкушают.

Она поманила его к себе пальцем, постучала ладонью по лавке, на которой спокойно сидела и ждала. Плечо еще ощутимо дергало от движений, так что, зря напрягаться не собиралась.

— В следующий раз за каждую минуту опоздания будешь отжиматься или подтягиваться по десять раз. Ясно?

Никаких эмоций. Пустота. И от нее, уже такой привычной и необходимой, было хорошо, и даже чуточку радостно.

Парень кивнул и замер в ожидании. Мужики тоже на них поглядывали, отвлекались от тренировки.

На ринге Зураб мутузил нового человека от Дрозда.

Дима отправила Данилу к боксерской груше и велела бинтовать руки, а сама наблюдала как дерутся мужики. И не удержалась.

— Что ты его, как бабу тискаешь, а? Он здоровый молодой мужик, — крепче захват, крепче. Не барышня, пополам не сломается, — за спиной послышались смешки, Зураб покраснел, что-то рыкнул, усилил захват, — Но, если ты по парням ходок, то ладно, наслаждайся, я не против…

Зураб от ее слов замер, а второй участник сего действа этим воспользовался и теперь сам крепко скрутил Зураба, выйдя на болевой. Молодец какой. Не растерялся.

У мужчин вены повздувались на шее от напряжения, Зураб пытался вырваться, но зря. И пришлось сдаваться.

А минуту спустя подлетел к ней бешенный, как в одно место пчелкой ужаленный.

— Какого хрена, а?!

Потный, красный, едва дышащий.

— Что ты, как пацан малолетний ведешься? Тебе сколько лет?! Ты б его завалил давно, а все расшаркивался, потому что парень новый и жизни не видел?!

Имени второго не знала, не запомнила, но он тоже подошел к дружной компании пошушукаться.

— Ты на него посмотри. Бычище, его пользовать и пользовать, а ты решил в реверансах раскланиваться. На его стороне сила, а на твоей опыт. Обратно пошли, живо!

Данила наблюдал за представлением, улыбался.

— А ты чего застыл? Хотел тренироваться, так вперед! — подошла ближе, поправила стойку, левую ногу согнула ему, подвинула назад, — Так стоять будет удобней. Ты от природы правша?

— Да, — последовал короткий ответ, парень чуть качнулся, становясь удобней.

— Окей, смотри сюда. Сегодня джет кросс*, вот так.

Левая рука болела, но показать смогла как надо.

Данила повторил. Снова поправила.

— Знаешь, что в боксе самое главное?

Мальчишка колотил грушу, сохранял дыхание, но в руках не было нужной силы и сноровки, правда это поправимо.

— Не схлопотать по роже?

Ну да, кто о чем, а красавчик о красоте, то есть о своей физиономии.

— Нет, тяжелей всего не опускать руки.

Она придерживала грушу*, а парень бил. Две минуты, и руки начинают неметь. Еще тридцать секунд и силы начинают таять, руки дрожать, не слушаются. Руки парня начали опускаться.

Дима от природы была левшой, об этом мало кто знал. Отец ее переучил, а потом заставил одинаково развивать обе руки. Было больно, и сознание будто на части драли, но она справилась и теперь могла преподать мальчишке урок.

Он опустил руки, хотел передохнуть, но уже успел забыть то, что она ему говорила.

Ей даже стойку не пришлось менять, она автоматически остановилась так, чтоб было удобно бить.

Пусть левой, и от кисти жаром разошлась боль, но оно того стоило.

Груша сбила Данилу, и тот оказался лежащим на полу, прижимающим руку к окровавленному носу.

— Ты опустил руки. Запомни, Данила, беречь надо не лицо, а голову. Там у некоторых располагаются мозги, — подала ему руку, помогла подняться, — Еще раз!

Спустя пару дней случилось еще кое-что.

Кимура пришел в себя и повелся, как полный идиот. Поэтому, теперь он лежал на диване в гостиной и охал от любого резкого движения.

Как он уговорил врачей отпустить его в таком состоянии сюда, — не ясно, но имеем то, что имеем.

У Шраймана глаза на лоб полезли, когда он увидел сходку больных и травмированных.

Вася (уже практически здоровый), сама Дима и Кимура, лежащий на диване, бледный и напоминающий не свежий труп. С душком таким.

— Вы дебилы!

Вот и все, что было сказано. Без эмоций. Сухо. Сдержанно.

Похоже, Диме все же придется с ним поговорить, иначе в таком состоянии можно наделать много глупостей, уж она то знала.

Ромка присоединился к сходке, и притащил с собой целый ящик холодного вкусного пива.