Дима на минуту задержалась.

— Как первый день в офисе?

Дрозд рассматривал ее с большим интересом, выискивал что-то в ее лице, но она изо всех сил оставалась спокойной. Будь все легко и просто, она бы прямо сейчас всю обойму ему в рожу спустила, чтоб от этого лица не осталось ничего, кроме кровавого месива.

— Довольно занимательно, но все живы.

Она хотела его обойти, но мужчина схватил ее за руку.

— Дима, не делай глупостей, — с намеком произнес, она дернула рукой, его хватка усилилась.

— Не понимаю, о чем ты, — невинно уточнила и дернула руку сильней, — Пусти!

— Я тебе не враг! — отчаянно зашипел.

Она не знала, как в этот момент удержалась. Бог видит, рука потянулась к пистолету, но потом остановилась и сжалась в кулак так, что кости заболели, а метал колец на пальцах, казалось, вот-вот и затрещит.

— Я тоже так когда-то считала, — процедила сквозь зубы и руку из его хватки вырвала, силен черт.

— Ты ошибаешься.

— Я буду этому искренне рада, если я ошибаюсь.

Больше говорить ему ничего не стала.

Внутри все горело, жгло, рвалось наружу, просилось ласково позволить выйти и удовлетворить желание отомстить.

Ведь это так просто.

Всего две секунды и все закончится.

Один точный выстрел в затылок и все прекратится, раз и навсегда.

Только Дима, без доказательств, и пальцем в сторону этой гниды не пошевелит. Так всегда было и так будет и дальше…

***

Что можно сказать про Даниила Шраймана? Дима не знала, что можно, или скорее, нужно про него сказать.

Если бы она была матерью девушки или сестрой чьей, то предупредила бы, что такие как этот молодой человек, любить кого-то, кроме себя не умеют, не потому, что не хотят этого, а потому что, кроме себя никого вокруг не замечают. Значение имеют только его желания и только его чувства.

Эгоист до мозга костей.

А еще подонок. Это прямо в красивых глазах читалось. Подонок, каких еще поискать стоит.

Молодой. Красивый. Обеспеченный и изнеженный женским вниманием, отказа от девушек не знает, да и какая дура от него отказаться сможет.

Даже Димку от его греховного порочного взгляда пробрало, чуть было коленки не подогнулись. И это при том, что он ее младше, не в ее вкусе и сердце ее давно занято. Но тело среагировало на его призывный искушающий взгляд.

Можно даже сказать, что и она не в его вкусе, сам же об этом и сказал, когда она в дом зашла.

— А это кто тут у нас? — парень осмотрел ее с ног до головы, раздел взглядом, ухмыльнулся, глядя на ее берцы, — Оригинально, таких у меня еще не было. Братик, ты никак поменял свои предпочтения или так, милостыню подаешь?

— Заткнулся бы ты, Казанова, — Шрайман грозно глянул на братца и хорошенько приложился к стакану с виски, — Это охрана.

— Охрана? — презрительно переспросил малец и снова на нее уставился, — Красавица, ты сексом в них занимаешься? Или с пистолетом под подушкой?

Мальчик подумал, что это была шутка старшего брата, пытающего его осадить. Зря.

Дима скинула куртку, прошла в гостиную и села на диван. Вся злость и ярость от разговора с Дроздом переплавилась в желание утереть этому мальчишке нос, может и глупо, но она таких зарвавшихся сосунков терпеть не могла, поэтому, с удовольствием решила его немного позлить.

Скинула свои берцы, пошевелила пальцами, разминая ноги, сбросила пиджак и благосклонно кивнула подоспевшей домработнице, поинтересовавшейся все ли будут ужинать в зале.

— Да, сексом я занимаюсь с пистолетом под подушкой, — вытащила пушку и с удовольствием понаблюдала как этот красавчик сходит с лица и бледнеет, а шрам на щеке становится еще заметнее, — Но ты, красавчик, до моего вкуса не дотягиваешь, лицо со шрамом в твоем исполнении хромает на обе ноги.

Зацепила. Увидела, как мальчишка взбесился. Подорвался с дивана, но сделать ничего не успел.

— Сядь! — это рыкнул Шрайман, Дима аж застыла, не знала, что он так умеет, — Ты сейчас извинишься перед Димитрией и больше сегодня мне на глаза не попадаешься. Все твои проблемы, просьбы и жалобы на жизнь обсудим завтра утром, и будь добр, проснуться вовремя.

Даниил захлебнулся своим бешенством, и, если бы не стальной взгляд Шраймана, парень бы взорвался и натворил дел.

— Извините, — проблеял малец, зло глядя на брата, — Больше не повторится.

А позже вылетел из гостиной, и на ужин не спустился.

— Зря ты так.

— Он зарвался, Дима, а это я ему спускать с рук не буду.

— Ты поздно взялся его воспитывать.

— Может быть и поздно, но позволять так себя вести с… тобой не буду!

— Я не нуждаюсь в защитниках, — равнодушно заметила, и начала разбирать пистолет на винтики, почистить его надо.

— Знаю, и надеюсь, что Даня поймет то, что я понял.

— А что ты понял? — ей даже интересно стало, такой у него был тон.

— Что ты мне не по зубам, а уж ему, тем более.

Шрайман залпом допил свой виски, скривился, встал и пошел ужинать. А она осталась сидеть и думать, что он имел в виду, но так и не додумалась до истинного смысла его последнего высказывания. Забила на него и тоже пошла есть, она таки была дико голодной…

Первое впечатление, как правило, либо полностью верное, либо же совсем ошибочное.

Даниил Шрайман через пару дней доказал, что первое впечатление ошибочно и верно одновременно.

Глава 8 Часть 1

Сургут, Россия. Сейчас.

На часах 7.30 утра, а он находится в своем офисе. Не в удобной теплой постели в собственном доме. А в гребаном офисе, в своем кабинете, и спит на диване, пусть и достаточно удобном.

Видела бы его Дима, это точно бы стало очередным поводом его постебать, пошутить со вкусом, но недолго.

Удивительная штука жизнь. Если бы он верил в высшую силу, то считал бы, что жизнь, это женщина с черным чувством юмора.

Надо было вставать, принять ледяной душ и снова заниматься делами, которым конца и края не видно. Но надо. В последние годы это слово определяло всю его жизнь. На вопрос «зачем?», он сам себе отвечал: надо. Кому надо? Зачем надо? Все это оставалось без ответа.

Просто жил и делал то, что должен был делать-, не для себя, для других.

Для себя он делал другое. Строил, планировал, думал, как лучше. И практически закончил делать то, что так долго мечтал получить.

Оставалось совсем чуть-чуть.

Но «черный юмор» опять решил вмешаться и внести свои коррективы.

Ибрагим, (а за глаза его называли Сургут), всегда шел вперед и не оглядывался по сторонам, не позволял никому и ничему отвлекать его от намеченного пути, конечной цели. И уж тем более он бы никогда не позволил женщине встать на его пути.

Когда-то.

Он никогда не понимал отца: как тот мог бросить его мать и жениться на другой, завести еще одного ребенка, решиться перечеркнуть все, ради какого-то туманного эфемерного понятия «счастье».

Отец пытался что-то объяснить, вдолбить в дурную голову, Ибрагим его тогда услышать не был готов, и понять тоже.

Многим позже, когда сам столкнулся с неизбежностью любви к своей женщине, смог понять не только отца, но и многих других мужчин, что ради своих женщин совершали безумства.

Его Дима была необыкновенно упрямой, самоотверженной, храброй и безумно сильной.

Она не жила с душой на распашку, не подпускала к себе людей, не спешила им доверять, верить. Вообще была не склонна к вере в людей, как таковой.

Но… Ибрагим не знал, честно, не знал, чем заслужил ее. Кому или чему ему нужно молиться, говорить спасибо, что Она повстречалась на его пути. Что не отступила, когда он ее прогонял. Что осталась, когда он не мог и не хотел видеть ее рядом.

Наверное, каждому воздается по заслугам еще при жизни. Ему уж точно.

Пока не потеряешь, не начнешь ценить так, как нужно.

Он не понимал важность их семьи. Не ценил. Привык за столько лет, что она рядом, что всегда за его спиной, что всегда на его стороне.

Что бы он не говорил, какие бы жесткие меры ему порой не приходилось принимать, и как бы жестоко он не поступал со своими врагами, Она всегда была на его стороне.

Его лучший друг. Его жизнь. Его семья. Его дом.

Она ушла, потому, что имела на это полное право. Потому, что он не защитил, не доверился, подвел.

Дима ушла, и он остался без дома. Потому что все, что у него есть, носит ее отпечаток на себе.

В доме, в квартире, в каждом миллиметре, — везде, она. Ее незримое, но ощутимое присутствие.

Поэтому, в 7.30 утра он в офисе, с затекшей спиной, на диване, не таком уж и удобном.

Встал. Потянулся. Вздохнул.

Телефон лежал рядом, мигал входящим сообщением:

«Через два дня. Будь на месте.»

Номер не определить, но этого и не требовалось.

Ибрагим здорово рисковал, да, но, когда человек находится в диком отчаянье, как он сейчас, плевать на риски, на жизнь, на все. Вся шелуха отсеивается за ненадобностью и остается только самое главное.

Маленькая возможность получить доказательства. Понять, что есть шанс. Большего ему пока и не надо. Один важный шаг за раз.

***

Москва, Россия. Сейчас.

В своей профессии, — что в прошлой, что в настоящей, — Дима выработала несколько правил, чтобы избежать возможных потенциально опасных ситуаций. И самым главным, основополагающим правилом, было только одно — никогда нельзя недооценивать своего противника и его возможных союзников.

Никто не может знать на все сто, кто окажется врагом, а кто другом.