Мерил Сойер - Не целуйтесь с незнакомцем

Неожиданно Шадоу отпрянула.

– Нет, Уоррен, я больше не имею дела с мужчинами. Я дала обет безбрачия.

Вцепившись в руль, Уоррен нахмурился, не веря собственным ушам. Шадоу Ханникатт – и обет безбрачия? Это невозможно. С другой стороны, он слишком давно ее знал, чтобы не отнестись к ее словам серьезно.

– Я не была с мужчиной с тех пор, как развелась, и не собираюсь. Ты знаешь, я всегда тверда в своих решениях.

«А как насчет твоего поцелуя минуту назад?» – вертелся на кончике языка вопрос, но он не стал его задавать. Вместо этого он спросил:

– А твоя дочка? – Девочка родилась спустя долгое время после развода. Или тогда о безбрачии еще не было речи?

– Мои отношения с мужчинами никогда не доводили до добра, – проговорила она, явно не собираясь давать определенного ответа. – Мне хочется того, чего у меня никогда не было, – семьи. Я люблю Хло. Кроме нее, мне никто не нужен. А ей не нужно никого, кроме меня.

Уоррен знал, как пренебрежительно относились к Шадоу ее собственные родители. Одри, несмотря на некоторые ее причуды, всегда старалась быть хорошей матерью. Кроме нее, у него были Джанна и тетя Пиф, в любви которых он ни на минуту не сомневался. Каково это – расти в одиночестве, не зная любви?

– Отец Хло наверняка хотел бы...

– Нет! – отрезала Шадоу. – Моя мать бросила меня с отцом, которому было на меня наплевать.

– Это не значит, что все мужчины такие же. Хло нужен отец.

– Я буду ей за отца и за мать. – Ее решительный тон еще больше его удручил.

Воцарилось молчание. В ночном небе все ярче светила луна. Шадоу тронула его за руку и сказала:

– Хло никогда не узнает, кто ее отец.

Уоррен хотел было возразить, что Шадоу поступает дурно, лишая ребенка родного отца. Мужчины умеют любить не хуже женщин.

– Я воспользовалась услугами банка спермы.

Он решил, что ослышался, но она поспешила развеять его сомнения, добавив:

– Искусственное осеменение.

– Зачем?! – вскричал он. Она была самой прекрасной, самой желанной женщиной во всем Лондоне. – Боже мой, зачем?!

– Я всегда хотела создать семью, но никак не могла найти подходящего мужчину.

Уоррен вспомнил напрасно растраченные годы, которые он мог бы прожить с Шадоу, и окончательно упал духом.

– Шадоу, прости меня за то, что я позволил отцу разлучить нас. Я...

– Ничего, – ответила она своим обычным тоном утешительницы. – Так легли карты.

– Неправда! Я – тот, кто тебе нужен.

– Нет, – убежденно ответила она. – Нам не суждено быть вместе. Теперь у меня есть дочь. Я должна растить ее, заботиться о ее будущем. Я не выйду замуж.

Уоррен почувствовал, что сейчас не время ее уговаривать. Она определила свой жизненный путь, на котором не было места мужчинам.

– Если я что-то могу сделать для тебя или Хло, дай мне знать.

– Нам и так хорошо, – сказала она, но ему послышалось в ее тоне колебание.

– Мы друзья. Ты хорошо это знаешь. Я не просто первый встречный, а брат Джанны. Я должен тебе помогать.

– Я подумываю о том, чтобы купить домик за городом и вывозить туда Хло на выходные. Но я откладываю деньги на ее учебу. Я пошлю ее не в Хантингтон, где так страдала сама, а в Европейскую школу в Куламе.

– Серьезно?

Намерение Шадоу не удивило Уоррена. Этих школ было много в Бельгии, Италии, Германии, Голландии, самой Англии. Учеников там делали европейцами. Их с самого начала учили двум-трем, а иногда и четырем языкам. Классы в этих школах были смешанными, что отражало особенности Европейского сообщества. Объединенная Европа быстро менялась. Выпускники таких школ смогут смотреть в будущее увереннее, чем учащиеся самых элитарных британских учебных заведений.

– Я дам тебе столько денег, сколько...

– Давать ничего не надо. Я открываю филиалы своего магазина белья в Хэмпстед-Хит, Сент-Джонс-Вуд, Риджент-парк. Они будут поскромнее, чем «Белье по Фрейду». Но у меня проблемы с банком «Барклайз». Он не дает ссуду – не потому, что сомневается в моей кредитоспособности, а потому, что считает магазины женского белья рискованным бизнесом. Если бы кто-то взял на себя труд переубедить их...

– Я займусь этим, – пообещал он.

Он завел мотор «Ягуара» и погнал его к шоссе разбрасывая в стороны гравий. Ну и дураком же он был! Больше этого не повторится. Он заставит Шадоу передумать. Она по-прежнему любит его, просто не готова в этом сознаться – до поры до времени.

Джанна гляделась в зеркало, проверяя, как смотрится на ней выходное платье от Мизраи; ей казалось, что светло-коралловый тон делает ее слишком блеклой, но принять окончательное решение было трудно. Бросив платье на кровать, она приложила к себе черное творение Лакруа. Простовато? Обычно она не испытывала проблем с туалетами. Однако предстоящая festa у Бредфордов была слишком ответственным событием.

Джанне хотелось произвести на это семейство впечатление, показать всем своим видом, что она приехала сюда надолго. Она слышала о них много. Однажды ей показали принадлежащую им яхту, проплывавшую мимо мыса Феррат. Однако пока ей не доводилось встречаться ни с Энтони Бредфордом, ни с его сыном Кертом. Их многоэтажные отели были, разумеется, известны всем, и не столько своими размерами, сколько огромным количеством туристов, которое они завлекали на остров, в общем, именно этим и живущий. Отели тети Пиф были, наоборот, миниатюрными, в европейском стиле, элитарными гостиницами: ее клиенты указывали в книге записей в качестве домашнего адреса громкие названия британских и немецких замков. Джанна гадала, какой будет реакция Бредфордов, когда им станет известно, что она берет из тетиных рук бразды правления. Колебаний перед лицом опасности она не испытывала; в том, что ей предстоят трудности, не сомневалась: объяснения тети Пиф убедили ее, что Бредфорды будут пытаться убрать ее с дороги – деньгами или силой.

Так и не решив, какому наряду отдать предпочтение, она отбросила очередное платье и вышла через застекленную дверь на балкон. Джанна глубоко вздохнула, наслаждаясь теплом и трепетным ароматом весенних цветов – предвестниками лета. Клонящееся к закату солнце еще грело ей спину, но вокруг «Соколиного логова» сгущались тени. Бассейн уже казался темным омутом. Вдали синела гладь глубокой бухты Святого Юлиана, пестрели покачивающиеся на волнах прибоя рыбацкие лодочки, чьи хозяева только что перенесли на берег дневной улов. Даже на таком расстоянии Джанна могла разглядеть горящие на носах лодок глаза Осириса.

Тетя Пиф сидела в саду на качелях, забыв, судя по всему, что до отлета ее самолета остается всего два часа. Джанна не впервые обратила внимание на то, насколько неудачно размещены эти качели на двоих. Она питала к тетушке искреннюю любовь, но не могла не обращать внимания на кое-какие ее странности. Например, никому еще не удавалось уговорить тетю Пиф слегка развернуть качели в южную сторону, чтобы с них можно было любоваться не просто открытым морем, но и живописной бухтой.

Джанна не поверила своим ушам, когда услыхала, что тетя Пиф отнюдь не собирается просить Ника Дженсена уступить ей свою долю акций. Подумать только, подобное безразличие – после того, как вся жизнь была посвящена созданию элитарной гостиничной сети? Джанна была не в состоянии это понять. Еще более странным было то, что именно сейчас, когда жемчужине среди ее отелей, «Голубому гроту», оставалось каких-то два месяца до открытия, тете Пиф вздумалось уехать, чтобы продемонстрировать свою мальтийскую собачку в международном клубе собаководов!

Из домика для гостей появился Ник. Повесив полотенце на спинку стула, он нырнул в бассейн. Грациозность движений этого могучего человека поразила Джанну. Шагнув назад, в тень, она по привычке, сложившейся за последние дни, стала наблюдать, как он рассекает воду бассейна безупречным баттерфляем. Плыл он совершенно без брызг. Только увидев взмах рук Ника, Джанна впервые поняла, почему этот стиль называется баттерфляй – «бабочка».

Когда Ник выбрался из воды, тетя Пиф встала с качелей и подошла к нему. Джанна была слишком далеко, чтобы услышать их разговор, но улыбка, озарившая лицо тети, не оставляла никаких сомнений по поводу ее чувств. Тетя Пиф неровно дышит к Нику! Как это объяснить? Ей не свойственно обмирать в присутствии красивых мужчин. Коллис, помнится, сделал все, чтобы добиться ее симпатии, но потерпел поражение.

Негромкий стук в дверь заставил Джанну опомниться. Ей предстоит ответственнейший вечер! Пусть тетя Пиф поступает как ей нравится, но она, Джанна, обязательно поговорит с Ником о его акциях.

Джанна откликнулась по-мальтийски, полагая, что это Клара, экономка, но в ответ услышала безупречный английский:

– Можно войти?

Джанна узнала голос Одри и распахнула массивную дверь. Мать и доктор Осгуд прилетели утром, чтобы присоединиться к тете Пиф в ее собаколюбивом мероприятии.

– Я тебе не помешала? – осведомилась Одри.

– Нет. Я никак не решу, какое платье надеть. – Джанна указала на ворох одежды на кровати.

– Тебе предстоит встреча с Бредфордами. Надень платье от Лакруа. Тебе идет черный цвет.

Одри вздохнула. Джанна в который раз задала себе вопрос, сообщили ли Одри, что тайное удочерение уже не является тайной для Джанны.

– Остерегайся Энтони Бредфорда, – неожиданно предупредила Одри.

– Не знала, что вы знакомы.

– Я с ним встречалась однажды, только очень давно. Тогда он меня испугал.

Джанна не удивилась: Одри много кого пугалась. Плохо знавшие ее люди принимали это за неисправимый снобизм, но Джанна-то знала правду: при всей своей красоте, а возможно, именно из-за нее, Одри страдала от болезненной застенчивости.

– У тебя найдется время для разговора?

– Конечно. – Джанна указала ей на диван. Усевшись, Одри принялась тщательно укладывать складки своего вязаного платья. Наконец она спросила: