– Не пропусти «Шерифс-Ленч-Мэнор», – попросил он Шадоу.

– Вот он! – Она указала на дом из красного кирпича похожий на замок, судя по всему, недавно отреставрированный. Перед домом красовалась на кирпичном же пьедестале каменная лошадиная голова. На столбе висела табличка с готическими буквами: «Sheriffs Lench Manor».

Уоррен припарковал «Ягуар» на почти заполненной стоянке при гостинице.

– Судя по всему, туристы уже открыли для себя Ленч.

Шадоу не слушала его. Крепко зажмурившись и вцепившись в рунический камушек, который, как всегда, висел у нее на шее, она бормотала магическое заклинание. Потом серьезно взглянула на Уоррена.

– За Джанну. За удачу.

Волнуясь с каждой секундой все больше, Уоррен повел Шадоу ко входу в гостиницу. Несмотря на реконструкцию, в старом замке сохранился запах древнего камня и истлевших ковров. Они вошли в обшитый дубовыми панелями салон, где примерно дюжина постояльцев пила коктейли и метала дротики.

– Вот он, вот он! – взвизгнула барменша, указывая на вновь прибывших. – Я видела его по телевизору!

Уоррен оглянулся, уверенный, что подразумевается кто-то у него за спиной. Но там никого не оказалось.

К ним кинулся тучный мужчина с прилипшими к лысине двумя черными прядями.

– Ваше сиятельство! – задохнулся он, словно стал свидетелем Второго Пришествия. – Вы почтили честью мое скромное...

– Ваша светлость! – прервала хозяина барменша и попыталась преклонить колено, не зная, видимо, что перед ней отнюдь не герцог и, обращаясь к нему, можно стоять прямо.

Хозяин отогнал назойливую барменшу.

– Мы видели вас в вечерних новостях. Мы согласны, что Англии не нужны японские деньги.

Сбежавшиеся постояльцы шумно выражали свое одобрение.

Шадоу удивленно подняла на Уоррена свои карие глаза. Он не говорил ей о своем выступлении по той простой причине, что совсем про него забыл. Он был слишком озабочен объяснением ей ситуации с итальянцем.

– Очень вам благодарен, – пробормотал он, испуганный тем, что его речь попала в выпуск новостей. Все происходящее в палате лордов фиксировалось телекамерами, но редко заслуживало повтора в вечерних выпусках. – Я всего лишь высказал свое мнение. Многие со мной не согласны, но тут уж ничего не поделаешь.

– Держитесь!

– Нам нужны такие смельчаки, как вы!

– Задайте им жару! – посоветовала одна престарелая дама.

Пожав несколько ладоней, выдержав несколько могучих хлопков по спине и отклонив несколько предложений бесплатного угощения, Уоррен отвел хозяина в сторонку.

– Нам надо поговорить с Джианом Паоло, – сказала Шадоу.

С удивлением глядя на них, хозяин ответил:

– Сюда, пожалуйста. Он на кухне, помогает шеф-повару.

Они прошли через кладовую, где пахло сырым мясом и кровяной колбасой. Уоррена чуть не стошнило; сердце уже несколько минут колотилось как сумасшедшее. Кухня встретила их гирляндами сверкающих медных кастрюль и сковородок, развешанных по стенам.

– Джиан! – позвал хозяин. – К вам посетители.

Темноволосый молодой человек, чистивший котел, сделал большие глаза и снова занялся своим делом, как будто полагал, что стоит только проигнорировать пришедших – и они исчезнут, как наваждение.

– Джиан! – возмутился хозяин. – Разве вы не знаете, кто это?

Помолчав, тот угрюмо буркнул:

– Знаю.

– Тут есть место, где мы могли бы остаться одни? – спросил Уоррен.

Хозяин гостиницы был рад оказать услугу лорду. Он повел всю троицу по длинному каменному коридору. Судя по копоти на стенах, светильниками здесь в свое время служили факелы. Ведя Шадоу под руку, Уоррен вполуха внимал рассказу владельца о несравненных прелестях его недавно открывшейся гостиницы. Джиан покорно тащился следом, словно собака на поводке.

Хозяин отпер для них маленькую комнату. Шадоу села на диван и предложила Джиану сесть с ней рядом. Уоррен занял кресло напротив и заставил себя улыбнуться ненавистному итальянцу.

– Что вы хотите? – спросил Джиан. От страха его итальянский акцент стал гораздо заметнее.

Этот вопрос застал Уоррена врасплох. Он медлил с ответом, не зная, как, собственно, перейти к тяжбе об акциях. Он без всяких на то оснований решил, что Паоло обязательно захочет причинить его семье вред. Паоло было нечего терять, тогда как Атертоны были весьма уязвимы. Думая так, Уоррен испытывал явные затруднения с началом беседы.

Шадоу прикоснулась к руке Джиана, и он обернулся к ней с выражением лица, которое могло быть вызвано только страхом.

– Чем вы так напуганы? – спросила она его. Он пожал плечами, косясь на Уоррена.

– Наверное, кончина графа стала для вас тяжелым ударом, – с искренним сочувствием проговорила Шадоу.

– Да. Мы виделись почти ежедневно на протяжении последних двенадцати лет, с тех пор, как мне исполнилось семнадцать.

Уоррен стиснул зубы. Значит, его отец остановил выбор на Джиане, когда тот был совсем еще мальчишкой. Уоррен имел представление о гомосексуализме. Еще в Итоне, где младшим приходилось выслуживаться перед старшими, он привык относиться к нему как к естественному жизненному явлению. Его близкий друг Декстер Торп-Уайт предпочитал мужчин, что никак не отражалось на их дружбе. Но его родной отец!.. Боже! Как это повлияет на мать, если она узнает правду?

– Я до сих пор не могу поверить в его внезапную смерть. – На глазах Джиана появились слезы. – Я не был готов к жизни без него.

– Для этого вы и перебрались сюда – чтобы начать новую жизнь? – спросила Шадоу.

– Я прятался от него, – ответил Джиан, имея в виду Уоррена. – Я ведь знал, вы не поверите, что я буду молчать о Реджи. Но я не собираюсь болтать. Я слишком сильно его любил. Я знал, что он не хочет, чтобы о нашей тайне пронюхали посторонние. – Он закинул голову, готовый смириться с поражением. – Наверное, вы хотите, чтобы меня депортировали?

Уоррен с трудом сдержал улыбку: выходит, Джиан проживает в Англии нелегально! Впрочем, радость была недолгой: депортация итальянца не лишит его наследства, а просто ожесточит и поставит жирный крест на приобретении у него проклятых акций.

– Ничего подобного мы не замышляем, – заверила итальянца Шадоу. – Уоррен привез вам хорошие новости.

– Насколько я понимаю, – начал Уоррен, – мой отец питал к вам теплые чувства. Вы были... – он помедлил, подыскивая формулировку поделикатнее, – дружны много лет.

– Мы любили друг друга.

Это простое признание, сделанное с полнейшей искренностью, едва не лишило Уоррена самообладания. Неужели его отец был способен любить, по-настоящему любить этого человека? Или это была всего лишь неведомая Уоррену разновидность похоти? Ответа у него не было. Он не знал собственного отца, а довольствовался всего лишь иллюзией, мастерски созданной самим Реджинальдом Атертоном. Совершенно ясно одно, отец был привязан к итальянцу достаточно сильно, чтобы оставить ему то, что по праву принадлежало Джанне, которая всю жизнь боготворила его!

А что он сам? Он позволял отцу подавлять его волю. Только в последнее время в Уоррене проснулся бунтарь. Отец настаивал, чтобы никто из Атертонов не марался зарабатыванием денег. Уоррен тем не менее включился в ряд проектов и кое-что в них вложил. Он тщательно скрывал свою деятельность, пока отец каким-то образом не узнал про то, чем занимаются брат и сестра. Стычка с отцом, ставшая их последним разговором, получилась безобразной. Теперь Уоррен вдобавок ко всему чувствовал себя виноватым в скоропостижной смерти Реджинальда. Отец не должен был сойти в могилу, так и не помирившись со своим единственным отпрыском.

– Отец хотел обеспечить вам достаток на случай, если с ним что-то случится. – Уоррен брал пример с Шадоу и никак не проявлял своего отвращения. – Он оставил вам неплохое наследство.

Утирая слезы, Джиан сказал:

– Он обещал, что у меня будет достаточно денег, чтобы открыть собственный ресторан.

Уоррен тотчас сообразил, как строить дальнейший разговор.

– Он оставил вам акции одной корпорации. Продав их, вы стали бы состоятельным человеком. Вы получили бы примерно полмиллиона фунтов стерлингов.

– Миллион.

Уоррен внутренне вскипел, но постарался не подать виду.

– Это гораздо выше рыночной стоимости...

– Не выше. Столько мне заплатил Энтони Бредфорд.

Уоррен вскочил.

– Вы уже продали акции?!

Впервые улыбка Джиана предназначалась не Шадоу, а Уоррену.

– Да. Сегодня утром я подписал все бумаги.

* * *

В сливовых сумерках гостиницу освещала луна, выглянувшая из-за облака. Шадоу и Уоррен торопливо шагали по выложенной плитами дорожке к «Ягуару» на стоянке.

– Ты ни в чем не виноват, – пыталась успокоить она его.

– Не уверен, что Джанна и тетя Пиф будут того же мнения. Я должен был первым найти Паоло. Непонятно только, как Бредфорд пронюхал о том, что Паоло – наследник этих акций.

– Он спит и видит, как бы завладеть отелями тети Пиф. Наверное, на него работает специальное детективное агентство. Бредфорд в деле похож на стервятника: он, выслеживая, кружит над добычей, а потом наносит точный удар. Он знает, что тетя Пиф была вынуждена продавать акции, чтобы собрать деньги на строительство «Голубого грота». Для него будет отрадой узнать, что предприятие провалилось. Тогда Бредфорд станет контролировать все мальтийские отели.

Уоррен распахнул перед Шадоу дверцу машины. Он не мог не заглядеться на ее стройные ноги, когда она усаживалась, но заставил себя не отвлекаться. Чертов итальянец! Он сел, вставил ключ в замок зажигания, но заводить мотор не торопился. Устав бороться с чувствами, он повернулся к Шадоу.

– Спасибо за то, что согласилась поехать со мной. Не знаю, что бы я делал без тебя.

– Я была уверена, что он не продаст нам акции. Карты...

– А что твои карты говорят о нас? – Вопрос вырвался неожиданно для него самого.

– О нас?

Барьер из пятнадцати лет рухнул в долю секунды. Он снова превратился в молодого человека в возрасте двадцати одного года, задыхающегося от испуга. Он дотронулся до ее плеча там, куда спадала волна огненно-рыжих волос, обнял за шею. Ее глаза сияли в темноте, губы разомкнулись, она приподняла подбородок и приняла поцелуй, словно ждала его все эти годы. Уоррен провел кончиком языка по ее полным губам, кляня себя за то, что столько лет отказывал себе в этом удовольствии. Ее язык затрепетал, и небывалый прилив желания охватил Уоррена. Чуть не задушив Шадоу в своих объятиях, перебирая пальцами ее густые тяжелые волосы, он осыпал ее поцелуями с жадностью юного повесы.