Мерил Сойер - Не целуйтесь с незнакомцем

Он вспомнил, что мисс Кранделл однажды обмолвилась о племяннице, которой предстояло заняться вместе с ней гостиничным бизнесом. Она называла ее просто «Джанной», без «леди» и двуствольной фамилии. Экая важность! Голос с таким же акцентом преследовал его в кошмарных снах: подъем в конце фразы, рваный ритм. «Я удаляюсь в свои покои!» Ну надо же!

Работая в Японии, он сторонился женщин из британского посольства. Обликом они не отличались от американок, но стоило им открыть рот, как он тут же вспоминал свою учительницу шестого класса, миссис Мут. Проницательная была бестия – этого у нее не отнимешь. Она с первого же дня раскусила Ника. Сколько он ни улыбался, она мучила его на протяжении самого длинного года в его жизни. Напоследок она вызвала в школу его мать, чем окончательно его добила. Он до сих пор не воспрянул из пепла.

Лучше привыкай к здешнему говору, дружок. Тебе придется проторчать здесь не меньше полугода. Что поделать, если весь остров говорит с английским акцентом.

В гостиной зазвонил телефон. Он снял трубку, полагая, что в столь поздний час кто-то неверно набрал номер.

– Алло!

– Ник!

– Остин! Как дела?

– Пока не жалуюсь. – Несмотря на превосходную связь, голос звучал глухо.

– Значит, так. Я пока не смог обнаружить подружку Трейвиса. В офисе о ней никто ничего не знает. Хозяйка, Пифани Кранделл, тоже в неведении. Но я...

– Я получил отчет о вскрытии.

Шестое чувство подсказало Нику, что сейчас прогремит гром.

– Это был не сердечный приступ?

– Нет, яд.

Боль, не проходившая с того дня, когда он узнал о смерти друга, стала еще острее.

– Что вы сказали?

– Они утверждают, что он отравился цветками олеандра, а может, ветками или листьями – в общем, не в этом дело...

– Трейвис не сумасшедший, он не стал бы есть олеандр. – Услышанное показалось Нику бессмыслицей. Умереть от олеандра? Это выглядело как эпизод из третьеразрядного детектива. – Почему же здешний коронер зафиксировал смерть от сердечного приступа?

– Те же симптомы: боль в груди, затрудненное дыхание...

– Должно существовать какое-то... – Он хотел сказать «разумное объяснение», но они с Остином никогда не лгали друг другу – ни в прошлом, ни сейчас.

– Как насчет этой Кранделл? Вдруг она...

Об этом можно забыть, подумал Ник. Он привык доверять своему инстинкту. В следующее мгновение он вдруг вспомнил странное поведение Пифани Кранделл при встрече с ним. Ее чуть не хватил инфаркт, и стоило ей узнать, что он будет руководить местным разливочным предприятием, как она настояла – сопротивляться ей было совершенно невозможно, – чтобы он переехал в домик для гостей, который прежде снимал Трейвис.

– Зачем Пифани Кранделл стала бы убивать Трейвиса?

Ник хмурился, взгляд его был суров.

– Чем вы накормили Трейвиса вечером накануне его смерти?

– Один раз я уже ответила вам на этот вопрос, как только вы приехали. – Пифани отнюдь не выглядела смущенной. – С тех пор ничего не изменилось.

– Повторите еще раз. Вдруг вы тогда что-то упустили.

– Трейвис был приглашен на вечерний чай, а не на ужин, но он явился поздно, что было на него не похоже. Он, как обычно, принес мне подарок. У него были прекрасные манеры. В тот раз это был горшочек с медом.

Это не удивило Ника. Трейвис просто обожал мед и каждое утро помногу намазывал его на свои тосты. Сколько ни дразнила его Аманда Джейн, предрекая неминуемое ожирение, он не собирался отказываться от своей привычки.

– Он выпил стакан чаю и съел булочку с медом.

– Что это был за чай? – Нику было любопытно, прозвучит ли тот же ответ, что в первый раз.

– С лепестками орхидеи. Он перепробовал все мои сорта чая, но предпочитал этот.

Ответ был тот же, Ник услышал его и в первый раз, когда, едва появившись в ее доме, начал подробно расспрашивать о гибели друга.

– Мы ждали Клару с сандвичами и десертом, когда Трейвис почувствовал первый приступ боли. Он...

– Ничего другого он не ел? – перебил ее Ник. Подробности предсмертных мук друга были для него невыносимы. Знал ли он, что отравлен? Знал ли, что сейчас умрет?

– Нет, не ел. – Во взгляде Пифани появилось недоумение. – А почему вы спрашиваете? У вас есть какие-то новые сведения?

– Да, он умер не от сердечного приступа. – Ник помолчал, рассчитывая, что Пифани проявит волнение, но так ничего и не дождался. – Это было отравление олеандром.

Пифани окаменела. Ее изумление было совершенно искренним.

– Не могу в это поверить! Как же это могло произойти?

– Я надеялся услышать об этом от вас. Он не говорил, где побывал?

– Нет, но я решила, что он наведывался на свой катер. По субботам он обычно посещал яхт-клуб.

– Он не называл имен, ничего не рассказывал?

Думая о последних минутах жизни своего друга, Ник старался не закрывать глаза, чтобы не навоображать невесть чего.

– Нет, – тихо ответила Пифани. – Он твердил, что боль пройдет. Уверена, он и не подозревал, что доживает последние минуты. Внезапно он потерял сознание. Тут же произошла остановка сердца. Мы с Кларой пытались привести его в чувство, но...

«Где же был ты, когда Трейвис так в тебе нуждался?» – не впервые задал себе вопрос Ник.

Пифани крутила на пальце кольцо с мальтийским крестом, отражающее утренний свет.

– Трейвис был удивительным человеком. Он рассказывал вам, как мы с ним встретились? Это случилось на приеме в «Оберж де Кастиль», резиденции премьер-министра. Он сжалился надо мной, старушкой, и пригласил на танец. Мы разговорились, и я узнала, что он ищет жилье. Я предложила ему снять мой домик для гостей.

Ник не удивился, что Трейвис пригласил танцевать Пифани Кранделл. Он всегда спешил на выручку людям. Чем больше человек нуждался в нем, тем преданнее становилась дружба Трейвиса. Никто не знал этого лучше, чем Ник.

За полчаса до делового ленча Ник прошел по сходням Королевского яхт-клуба на Маноле, озираясь в поисках причала номер 666, у которого была пришвартована яхта Трейвиса. Переговорив с Пифани, он сначала отправился в полицейскую префектуру. Префект, Альберт Аттард, уже получил факс от властей Хьюстона и возобновил следствие по делу об обстоятельствах гибели Трейвиса Прескотта. Оттуда Ник поспешил в яхт-клуб, где спросил, не виделся ли кто-либо с Трейвисом в день его кончины. Один официант сказал, что как будто видел Трейвиса в баре «Корсар», но не смог вспомнить, было ли это в тот самый день или раньше. Остальные члены клуба, к которым обращался Ник, знали имя, которое он называл, но не более того.

Ничего удивительного Ник в этом не усматривал. Трейвис, в отличие от своей сестры, не был хорош собой. Такие, как он, тихие, непритязательные люди редко когда могут похвастаться большим количеством друзей. Зато в друзьях у него ходили самые завидные личности.

Ник спохватился: а не был ли Трейвис все четыре года, которые он провел на Мальте, так же одинок, как Ник в Японии? Им следовало бы переписываться, как-то встречаться, звонить друг другу...

Ник глядел на цепочку яхт и заставлял себя восхищаться ими. У причала 664 стояла яхта под названием «Скромница». Ничего скромного в ней на самом деле не было – она превышала размерами дом матери Ника в Копыте Мула. Следующая яхта имела в длину больше пятидесяти футов. Целый матросский десант находился на борту, усердно полируя медные части. На Мальте определенно водились денежки, и немалые.

Для того чтобы узнать яхту Трейвиса, Нику не пришлось сверяться с номером на борту. Название заставило его замереть: «Аманда Джейн».

Превосходное название! Как еще назвать столь грациозную яхту, если не именем самого совершенства? Он провел рукой по полированной обшивке, вспоминая старый катер, приобретенный им и Трейвисом на озере Хауленд для буксировки водных лыжников. Они сами написали на его транце «Мокрушка». Аманда Джейн была в ужасе, но они дразнили ее, говоря, что у них были на примете гораздо более двусмысленные названия. Забыв о матросах, Ник рассмеялся. Он вновь вспомнил счастливые времена и свою любовь.

И, временно отмахнувшись от горестного воспоминания, он ступил на палубу. «Аманда Джейн» была скромнее соседних яхт, однако и она представляла собой дорогое гоночное судно в итальянском стиле. У него появился соблазн опробовать приборную панель – вне всякого сомнения, тут были использованы все те новейшие приспособления, о которых они когда-то грезили; однако вместо этого Ник поднялся в капитанскую рубку, чтобы заглянуть в судовой журнал. Никакого журнала он там не обнаружил.

Из журнала он надеялся почерпнуть, кто и когда поднимался на борт «Аманды Джейн». Вдруг всплыло бы имя загадочной женщины с фотографии? Может быть, именно она прихватила с яхты журнал, чтобы затруднить работу сыщикам? Ник упал в капитанское кресло и уставился поверх, темно-синей воды на желтый полуостров, окруженный еще в эпоху Крестовых походов каменными бастионами. Впрочем, сейчас ему было не до любования красотами Валлетты.

В голове Ника гвоздем застрял вопрос, кто же отравил Трейвиса. Местная полиция не слишком продвинулась в расследовании, зато она связалась с медицинским экспертом, рассказавшим о быстродействии олеандрового яда. Видимо, Трейвис принял яд во время трапезы в яхт-клубе или позже, прямо в «Соколином логове».

Чутье подсказывало Нику, что Пифани Кранделл винить не в чем, однако пока все улики указывали на нее...

– Нет! – пробормотал Ник.

Пожилая дама искренне симпатизировала Трейвису. Почему он не принимает во внимание возможность несчастного случая? Вдруг Трейвис на пути в «Соколиное логово» остановился где-то, чтобы перекусить, и отравился? Очень маловероятно. Зачем ему было где-то перекусывать, раз его ждали к столу, практически к ужину, хоть это и носило другое название? К тому же Трейвис никогда никуда не опаздывал. Никогда, кроме вечера своей смерти...